Цена дружбы

– Вить, ну подожди! Ты же говорил, что теперь до гроба, – Люба в отчаянии схватилась за локоть парня, чтобы удержать его, уговорить остаться. Она ещё что-то хотела добавить, но он грубо вырвал руку и прервал её.

– Ты что, шуток не понимаешь или… ты что, в самом деле решила, что я в тебя влюбился? Вот дура! Забыла, кто ты? Мне мать про вас, детдомовских, всё рассказала. Спасибо ей за это, – широко улыбаясь, он посмотрел на Свету, которая буквально светилась от удовольствия, наблюдая, как при ней унижают подругу первой красавицы школы.

– Ну, ты, выбирай слова, а то так и схлопотать недолго! – Катя с угрожающим видом стала приближаться к Виктору.

– Тебе что вообще здесь надо? – Виктор перевёл свой презрительный взгляд на Катю.

– Знаешь, кто ты? – Катя боковым зрением видела, что Люба после слов Виктора по поводу того, что она детдомовская, как–то резко рванулась и побежала. Отметив, в какую сторону побежала подруга, Катя осталась стоять на месте. Не ответить этому высокомерному выскочке она не могла.

– Ты, ты… урод, сволочь! Я даже слов не могу подобрать, чтобы выразить всю гнилостность твоей натуры. Души у тебя нет! Ты ещё с ним наплачешься, – Катя презрительно посмотрела на Свету.

– За такие слова, – Виктор резко убрал руку с плеча подруги, но Катя осталась равнодушной к его угрожающему виду и продолжила.

– Что ты пыжишься, что ты можешь мне сделать? Урод!

– Поговори мне ещё тут, – Света огрызнулась, чтобы поддержать Виктора, но Катя уже не желала больше задерживаться.

Подняв с земли пакет с учебниками, она сначала быстрым шагом, а потом и вовсе побежала в сторону, где пару минут назад скрылась Люба. Эта дорога была ей знакома, по ней они всегда возвращались в интернат. Она была самая короткая и тянулась вдоль речки. Узкая и глубокая река, словно змея, плавно вилась вдоль берега, не делая ни резких поворотов, не расширяясь и не сужаясь, а грациозно и спокойно неся свои чистые воды в таинственные дали. Размеренное течение её вод большую часть года, завораживало и навевало грусть. Река словно шептала: зачем и куда спешить, всё идёт своим чередом.

Март давал о себе знать. Лёд на реке ещё не тронулся, но ранняя весна изрядно поубавила его толщину, и рыбаки, и детвора уже не рисковали выходить на реку. Катя бежала и вертела головой в разные стороны, дабы не просмотреть Любу. При одном таком повороте она заметила куртку подруги, которая стремительно неслась к реке. ”Сумасшедшая!”, – мелькнуло у неё в голове, и она прибавила ходу. На берегу, у самой воды стояли два подростка и смотрели на реку. У их ног, брошенные за ненадобностью, лежали коньки. Похоже, ребята пришли покататься, но лёд не внушил им доверия.

– Смотри, психичка! – удивлённо-весёлым тоном произнёс один из подростков и покрутил пальцем у виска после того, как мимо, бросив пакет с учебниками, пробежала Люба. Отбежав от берега метров тридцать, она остановилась и стала прыгать, топать ногами.

– Вот даёт, лёд проломить хочет! – мальчишки ошарашенно, во все глаза смотрели на неё.

– Люба, стой! – что есть мочи закричала Катя, увидев прыгающую Любу. Она бежала и кричала, но Люба не слышала её или не хотела слышать.

– Ещё одна, – с улыбкой на лицах мальчишки обернулись теперь уже в сторону Кати и не заметили, как лед под ногами Любы вдруг провалился, и девушка упала в воду. Всё произошло в считанные секунды.

– Хватайте меня за ноги! – с этими словами Катя пронеслась вблизи подростков, на ходу снимая куртку. Те, ничего не понимая, повернули голову вслед за Катей и тут только заметили барахтающуюся в полынье первую девушку. Не ожидавшие увидеть подобное, они замерли от страха.

Люба была не в состоянии кричать. Тяжесть мокрой одежды увеличивалась с каждой секундой и тащила туда – вниз, в чёрную пучину страха и смерти. Всё её прежнее желание умереть вмиг улетучились. От страха она ничего не осознавала и барахталась в воде, движимая лишь инстинктом выживания. И когда до неё стал доноситься голос Кати, приказывающий хвататься за куртку, она не сразу поняла, что от неё хотят. А Катя продолжала стоять на краю полыньи и кричать. Она понимала опасность, но, пока Люба не схватится за куртку, позволить себе лечь на лёд и почти исчезнуть из поля зрения она не могла, осознавая каким-то шестым чувством, что это будет гибельно для Любы, ибо даже то, что она просто находится рядом, было надеждой на спасение. Прошло несколько секунд, пока к Любе пришло осознание возможности спастись, и она стала делать попытки схватить рукав куртки, который был рядом, но то тонул, то вновь, резко выдернутый Катей, оказывался на поверхности. Барахтаясь, она наконец-то смогла приблизиться и схватить рукав. Тотчас Катя почувствовала, как теперь и её затягивает в пучину смерти. Она мёртвой хваткой вцепилась в куртку, бросая вызов водам всей реки, которые безжалостно и с нарастающей силой тянули уже их обеих в чёрную бездну. Ослабив на секунды сопротивление, она легла на лёд и уже затем, собравшись с духом, упираясь ногами и локтями в лёд, напрягая все свои силы и перебирая руками, стала тащить на себя куртку, желая тем самым приблизить Любу к краю полыньи. Вены на руках Кати вздулись от напряжения, но она ослабляла хватку лишь время от времени, оборачиваясь на доли секунды, чтобы громко крикнуть тем подросткам, которые остались на берегу:

– Хватайте меня за ноги и тащите! – от напряжения, царившего вокруг, её голос прозвучал как раскаты грома.

Вытаращив глаза, мальчишки наблюдали за происходящим, стоя в сторонке, замерев от страха от уверенности, что любое их движение спровоцирует поломку льда. Они не пытались ни бежать, ни позвать кого-нибудь и, тем более, не пытались помочь. Они стояли и наблюдали, как Катя в одиночестве пытается вытащить Любу. Первым пришёл в себя один из подростков.

– Что она сказала? – еле слышно спросил он друга.

– Хватать её за ноги!

Разговор вернул подростков к действительности и несколько успокоил. Видя, что лёд не проваливается под Катей, один из мальчишек набрался смелости и, последовав примеру Кати, лёг на лёд. За ним лёг и второй. Выстроившись в цепочку, мальчики поползли к полынье. Когда Катя ощутила, что её держат за ноги, она предприняла попытку, подавшись вперёд, схватить Любу за руку. Как только ей это удалось, она что есть силы крикнула: “Тяните!”. И все по этой команде потянули на себя впереди лежащего. Метр за метром они все боролись за жизнь, отползая всё дальше и дальше от полыньи. Успокоились лишь оказавшись все вчетвером на берегу. Они стояли и молча дрожали от холода, от напряжения, от неверия, что справились, и Люба спасена. Первой пришла в себя Катя.

– Спасибо, пацаны! Выручили, – затем, повернувшись к Любе, она стащила с неё сапоги и, вылив из них воду, надела сама. Свои же, сухие, натянула на ноги Любе.

Когда с переодеванием было покончено, схватив пакеты с учебниками и мокрые куртки, свою и Любину, Катя скомандовала:

– Чего стоим, бегом по домам! – и уже, обращаясь к Любе, – Нам одна остановка, пока маршрутку дождёмся – околеем от холода, так что побежали!

На дорогу потратили в общей сложности минут пятнадцать.

Девочкам постарше в интернате полагались комнаты на четверых, в отличие от малолеток, которые проживали по шесть или даже по семь человек. Семнадцатиметровая комната, в ней возле каждой кровати – тумбочка, стол посередине, стулья по количеству проживающих. После малолетнего “улья” комната представлялась девочкам дворцом. Катя с Любой как раз и проживали в подобной комнате. Была суббота, и остальных девочек на выходные забрали родственники. Катя с Любой были отказниками. По словам воспитателей, от них родители отказались ещё в роддоме, так что идти им было некуда, и все выходные и праздники девочки проводили в интернате.

Вбежав в комнату, Катя стала помогать Любе раздеться. Мокрая одежда была тяжёлая, прилипала к телу, и Кате с Любой пришлось приложить много усилий, пока последние мокрые трусики были сняты.

– Чего стоишь, одевай сухую одежду, – Катя подала Любе бельё, а затем уже и старый, с дырками, но зато сухой свитер. – Не стой, ложись! Катя стащила с соседних кроватей одеяла, и ими тоже накрыла Любу.