Страница 3 из 11
«Ведущие, на сцену!» – сказал голос режиссера из динамика на стене. Я надела серебряные босоножки на высоченных каблуках, сразу вытянулась, стала огромного роста, ну чем не Шарлиз Терон? Глянув на себя в зеркало, выпрямила спину, взяла в руки шлейф платья и поковыляла на сцену. Красиво идти не получалось – платье было узким, а шлейф норовил попасть под ноги и омерзительно хрустел раздавленными бусинками. Кто придумал такие каблуки? Не иначе женоненавистники.
– Занавес открывается, вы уже стоите с папками в руках ровно посередине сцены, – сказал режиссер. – Где Аленина папка?
Из кулисы выбежала девочка и протянула мне бордовую папку с золотым тиснением. Внутри лежал отпечатанный текст. Взглянув на него, я похолодела. Буквы были мелкие, слова сливались в глазах, превращаясь в пеструю ткань с графическим рисунком. Прочесть этот текст не было никакой возможности.
– А где мониторы? – испуганно спросила я.
– Какие мониторы? – удивился режиссер.
– Суфлеры, откуда читать текст! – я судорожно крутила головой в поисках привычного экрана.
Мой опыт ведущей был непосредственно связан с суфлером, поэтому я даже не подумала, что его может не быть.
– У нас нет суфлера, – сказал молодой режиссер, – читайте так!
Мой напарник спокойно смотрел в свою папку, делая какие-то пометки карандашом. Видел он, судя по всему, прекрасно.
– Мне нужно крупнее буквы, – как бы извиняясь, сказала я. – У меня зрение плохое.
Жгучее чувство стыда за свою несостоятельность не лучшая эмоция, для того чтобы вести церемонию. Хотелось провалиться.
– Ну вот, держите! Теперь годится? Давайте начинать!
Я взяла новый текст, и пол под моими ногами поплыл. Сами буквы были достаточно крупные, чтобы их разобрать, но свет на них не попадал, они были в тени самой папки. Конечно, если прищуриться или отставить ее подальше, то уже можно было что-то разобрать. Но щуриться как раз было нельзя – ни съемка, ни сама сцена этого не предполагали. Отодвигать папку тоже было бы смешно. Я с ненавистью посмотрела на режиссера и чуть не заплакала от бессилия.
Я не могла дальше ничего просить, потому что пришлось бы признать, что это возрастное, а это никак не вязалось с образом Шарлиз Терон.
Как и очки, кстати.
Но в мире все-таки есть гармония. В критических ситуациях у человека проявляются суперспособности. Я прищурилась, приноровилась, прочитала и запомнила первую страницу. Сразу целиком. Закрыла глаза и повторила ее про себя. Да! Все еще могу! Этот трюк не раз проделывался в школе на уроках литературы. Если я не успевала дома выучить стихотворение или отрывок прозы и меня не спросили первой, то пока кто-то другой мямлил у доски, я, предельно сконцентрировавшись, рисовала в голове образы того, что надо было запомнить. Поднимала руку и усердно трясла ею, предлагая учительнице вызвать именно меня. Картинка в голове обратно превращалась в текст, который я с воодушевлением и выдавала. Получив пятерку, садилась на место, начисто забывая то, что только что декламировала.
В каждом блоке, после искрометного диалога ведущих, мы объявляли победителей. Потом следовал музыкальный номер. У меня было три с половиной минуты, чтобы, стоя за кулисами, выучить наизусть все фамилии, звания, регалии, названия, шутки, короче, все, что должно быть в следующем блоке. Мой директор в темноте светил мне фонариком от айфона, а я, скрючившись и прищурившись, мысленно фотографировала страницы в виде картинок. На третьем блоке я выдохнула и расслабилась – все шло прекрасно. Фокус удался. Мой соведущий с папкой удивленно наблюдал, как я совершенно свободно жестикулирую, сыплю фамилиями и названиями, а в руках у меня ничего нет. Папка осталась за кулисами. «Вот ботанша, – наверняка подумал мой коллега, – все вызубрила!»
Открытие второе – если в одном месте убыло, то в другом обязательно прибыло.
Гармония, однако.
Я продолжаю изучать свое отражение в зеркале, но никакого криминала не вижу. С лицом все нормально. Да, есть небольшие синячки под глазами. Правильный здоровый сон с ними пока справляется. А когда не справляется, то светоотражающий консилер делает их незаметными. Гусиные лапки в уголках глаз и складку между бровей убирает «ботокс». Легко! Раз в полгода. Ну подумаешь, укол! Укололи и пошел. Отлично колет мой француз. Ювелир! Больше претензий к лицу у меня нет. То, что раньше мне не нравилось, а именно, что мое лицо слишком худое, теперь оказывается огромным плюсом. С возрастом оно не обвисло, нечему было обвисать, а чуть-чуть округлилось, и это мне идет. Брови на месте, я никогда с ними ничего не делаю, они вполне меня устраивают. Немного подкрасить глаза, и вполне прилично. Я научилась виртуозно наводить красоту.
Покрутившись еще немного перед зеркалом, я воспряла духом. Вот дурачки! Это не пенсия, это стипендия! Несите сюда ваши денежки, мы их с удовольствием потратим!
Я сняла резинку и распустила волосы. Они, кстати, стали даже лучше с возрастом, несмотря на краску. Густые, здоровые и блестящие. Кто там говорил про старушку? Пока я не вижу ничего ужасного. А вот недовольное лицо теперь и вправду выглядит не очень, совсем не так, как у двадцатилетних. У них – милая капризуля, а у меня – индюк с подвисшими щеками. Вот о чем нужно всегда помнить. Ну-ка улыбнись! Грустить вообще не стоит – во взгляде сразу проявляется весь негативный опыт прожитых лет. Так что никаких индюков! Легче! Придется теперь всегда быть счастливой. А что, хорошая мысль! Старость наступит только тогда, когда мы сами это решим. И неважно от чего это произойдет, от страха или от усталости, от скуки или лени. Или не произойдет вовсе. У нас есть возможность решить самим, когда превратиться из куколки в бабочку и решить, сколько этой бабочке суждено жить.
Тело
«У меня наросло тело, пока я спала», – очень смешно поет молодая татарская певица Айгел. Так вот. У меня тоже тело наросло. Плюс три. В одежде не заметно, но дышать в некоторых вещах стало затруднительно. «Ужасная правда, появились бока. Небольшие.
– Muffin top, – сказал мне мой друг Мазай, с присущим ему юмором и знанием предмета. – Аппетитно нависают над поясом джинсов.
А в джинсах-скинни я совсем не скинни. Придется признаться, что я ничего не делала всю осень, зиму и весну. Покаталась после Нового года на горных лыжах, но всего-то неделю, так что не считается.
Естественная физическая нагрузка у меня бывает только летом, когда я живу на даче в Крыму. Это самое прекрасное время в году. Каждое утро до завтрака я проплываю пару километров в ластах, потом оттачиваю мастерство на виндсерфинге, езжу в магазин на велосипеде и два раза в неделю занимаюсь акробатикой на батуте. Все это – не более чем увлекательная игра, которая доставляет огромное удовольствие, и при этом держит тело в тонусе. Я чувствую себя просто амазонкой, индейцем Джо и капитаном Куком в одном лице. Но лето в очередной раз закончилось. Полная решимости вести такой же спортивный образ жизни, я вернулась в Москву, где мой энтузиазм сразу же столкнулся с непреодолимыми препятствиями. Бассейн? О, нет! Плавать по дорожке с пресной хлорированной водой?! Это для тех, кто никогда не испытывал восхитительного чувства силы и свободы, которое дарит море. Или для тех, кто боится открытой воды. Но мое тело, которое живет своей жизнью, на такую замену не соглашается ни в какую. В знак протеста обязательно цепляет в бассейне какую-нибудь заразу. Даже хлорка не помогает. И какое это мерзкое чувство, когда пресная вода попадает тебе в нос! Так что плавание отпадает. Идем дальше. Виндсерфинг в Строгино под моросящим осенним дождем удовольствие тоже сомнительное. Да еще будешь ехать туда полдня. Нет уж, увольте-с. Зато батут недалеко! Или можно бегать через Патриарший мост до парка Горького и обратно. Там для этого все условия. Хорошо, завтра. Нет, завтра не получится, съемка.
В результате на батут я сходила один раз, а бегать не начала вовсе. Все время что-то мешало – то утро было дождливым, то легла поздно, то образовалось много дел. Что поделаешь, Москва.