Страница 8 из 17
– Ага! – с торжеством воскликнула Лючия. – Вот в чем слабое звено столь хитроумно сплетенной цепочки! Александра после свадьбы должна будет воротиться домой, и вот тут-то…
– Да не должна она воротиться! – в отчаянии вскричал Шишмарев. – Должна сопровождать кузину за границу, где ее ждут родители… Ей-богу, у меня такое чувство, будто я на допросе в Тайной канцелярии! Что ж вы ко всему так цепляетесь?!
– Но поймите, вы предложили мне участие в ненадежной интриге! – пожала плечами Лючия. – Здесь все построено на случайностях!
– А жизнь – это и есть сцепление случайностей, – философски пожал плечами Шишмарев, вдруг до боли напомнив Лючии Бартоломео Фессалоне. – Вся штука в том, чтобы уметь ими распорядиться.
– А вы, конечно, умеете? – не без ехидства проговорила Лючия, но Шишмарев будто не заметил издевки.
– Разумеется, – кивнул он. – А разве вы этого еще не заметили?
Лючия озадаченно нахмурилась. Шишмарев лукаво подмигнул – и вдруг ей пришли на память слова горничной девки, которая ее причесывала: «До льда вам какая печаль? Небось новый мост крепок да ладен?»
Так вот оно что! А она-то, дурочка, благодарила Провидение за столь своевременно пришедшую помощь! Щедр, щедр Шишмарев, деньгами сорит налево и направо. Стало быть, и возчик, и нечаянный попутчик тоже у него на жалованье? Ну… Лючия задохнулась от возмущения – и вдруг, неожиданно даже для себя, расхохоталась. Ну не могла она, авантюристка, воспитанная прожженным авантюристом, негодовать на своего собрата, пусть даже сама сделалась жертвою его авантюры! И Лючия не поленилась подняться с лавки и сделать Шишмареву шутливо-почтительный реверанс в знак того, что поняла – и весьма оценила его талант управлять случайностями!
У Шишмарева вытянулось лицо: верно, не ожидал такой догадливости. Конечно, ему бы доставило удовольствие наслаждаться изумлением Лючии, долго и обстоятельно рассказывать ей, как он ехал следом, как выжидал, пока возчик и его подручный не разыграют свои роли, а путешественница полностью не придет в отчаяние…
Своей сообразительностью Лючия выдрала половину лавровых листиков из его венка.
– Однако же востры вы, сударыня, – пробормотал Шишмарев озадаченно. – Я, признаюсь, не ожидал от вас такой прыти. Умом обладаете воистину мужским!
Лючия поджала губы. Безобразно плохо, что он обнаружил в ней наличие ума. Мужчина не должен даже подозревать, что у женщины есть ум! Не хватало еще, чтобы Шишмарев начал ее остерегаться и скрытничать, а ведь Лючия намерена вызнать о задуманном им предприятии как можно больше. Разумеется, и речи нет о том, что она намерена участвовать в этом безобразии! Но выведать побольше нужно. Зачем? Да хотя бы затем, чтобы потом предупредить княжну Александру об опасности. Как-никак сестра. Кому же еще ее спасать, ежели не родной сестре?
Лючия потупилась, сложила руки на коленях и, нервно теребя кайму шали, пробормотала со старательной стыдливостью:
– Простите, сударь. Я была так неучтива, перебивала вас лишь из своего женского любопытства. Все это меня заинтересовало до крайности. Так необычно, так волну-у-юще.
Намеренно растянув последнее слово, она дрогнула ресницами – густые тени задрожали на бледных щеках, потом медленно, рассчитанно-медленно подняла виновато-томные глаза на Шишмарева – и несколько мгновений глядела на него так. Шишмарев попался на эту простую уловку и аж затрепетал.
Еще бы ему не затрепетать. Подумаешь, какой-то захудалый Шишмарев! Да от ее взгляда сам Лоренцо Анджольери вибрировал, словно туго натянутая струна…
Лоренцо, дьявол! При воспоминании о нем призывный свет в глазах Лючии погас, и Шишмарев с видимым облегчением вздохнул, словно вырвался из плена:
– План мой продуман, никаких нестыковок быть не может. Разве что помешает случайность, но от них никто не может уберечься. Тут уж придется сообразоваться с обстоятельствами, и посему я особенно счастлив, что моей партнершей в игре будет столь предприимчивая и хваткая особа.
– Один вопрос! – не выдержав, Лючия умоляюще сложила руки. – Только один!
– Ну? – недовольно буркнул Шишмарев.
– Мы с вами знакомы лишь с позавчерашнего дня, а ваш замысел, судя по всему, обдуман весьма тщательно и задолго до этого. Что произошло бы, когда б вы не встретили меня?
– Ну что, – неохотно проворчал Шишмарев. – Князь Андрей…
– Андрей? – вскинула брови Лючия.
– Извольский, князь Андрей Извольский принужден был бы исполнить условие пари и похитить княжну Александру.
– Принужден? – с запинкою повторила Лючия. – Так значит, он женится на ней не по любви?
– По любви?! – с непередаваемым пренебрежением воскликнул Шишмарев. – Кто здесь говорит о любви?! Да эти двое друг друга терпеть не могут!
Ах, какая долгая выдалась нынче ночь! Сначала этот безумный разговор с Шишмаревым; потом бессонница подступила, и Лючия села под окошком, глядя в непроглядную тьму.
Она попросила у Шишмарева отсрочки до утра, хотя заранее знала, что откажет ему. О, конечно, Лючия отлично сумела бы изобразить княжну Александру, поскольку была прирожденной актрисой. Что бы там ни молол языком Шишмарев насчет десятилетней разницы, дело всего лишь в пудре, румянах и напомаженных губах. Разумеется, это немножко старит, но Лючия, ночная бабочка, так привыкла, что и в дороге не переставала подкрашиваться. Но если все это смыть, откроется то же свежее восемнадцатилетнее личико, каким, надо полагать, обладает и княжна Александра.
Наверное, она, выросшая среди этих российских просторов, такая же сонная, малоподвижная, ко всему на свете равнодушная, как и вся ее страна. Да и князь Андрей, очевидно, таков! Лючия их не винила: такая стынь вокруг – тут не до пылкости чувств! Вообще, наверное, русские занимаются любовью только летом – как медведи, пробудившиеся от спячки! Эта мысль до того позабавила Лючию, что она громко фыркнула, и, словно в ответ, за перегородкой раздались шаги Шишмарева.
Вишь-ка, тоже не спит, мечется из угла в угол. Вот свидетельство того, сколь ошибочно мнение Лючии о сонном русском темпераменте: уж Шишмарева-то вялым никак не назовешь! Он испытывает к князю Андрею ненависть просто-таки вулканической силы, ежели придумал против него такую каверзу. Не просто женить на нелюбимой, вдобавок нанеся урон ее чести, – женить на приблудной авантюристке, которая оставит князя вскорости в самом позорном положении, сделав предметом насмешек.
Шишмарев за стенкой громко топнул. Небось изнемогает от беспокойства, что его план сорвется. Если он не соврал, то в случае удачи он сделается истинным набобом[9], а в противном случае не только впадет в настоящую нищету, но и может угодить в долговую яму, перенеся вдобавок позорную публичную порку, которую русские называют торговой казнью. Тетушка его, Наяда Шишмарева-Лихачева, финансовый гений задуманного предприятия, конечно, ни за чем не постоит, чтобы покарать ослушавшегося племянника. Ведь она уверена в своей полной, почти царственной безнаказанности!
Лючия хихикнула, вспомнив, как вчера Шишмарев обрисовывал ей теткин норов. Его какой-то там дальний, чуть ли не в восьмом колене, предок совершил мезальянс, утратил приставку к фамилии и звался теперь просто Шишмарев, а не Шишмарев-Лихачев. Помешанная на родовитости, эта княгиня теперь презирала и всех потомков того бедолаги, называла их уничижительными именами: Евстигней Шишмарев для нее стал просто Стюхой!
Лючия зевнула, сбросила шаль и шмыгнула в постель, но лишь голова коснулась подушки, как сон исчез.
Да, пожалуй, можно не сомневаться, что Шишмарев был с Лючией вполне откровенен. Ведь игра шла ва-банк. Утаил только причину пари, проигранного Извольским. Небось какая-нибудь безделица… Лючия почти не сомневалась, что проигрыш сей был подленько подстроен Шишмаревым – именно для того, чтобы любой ценой свершилась месть. Мести желала тетушка Наяда, а причина была пустой – и огромной, это уж как посмотреть.
9
Т.е. сказочно богатым.