Сёстры-соперницы

И вдруг зависть к этой ослепительной девушке больно ударила в сердце.

Да, повезло княжне Александре, что она появилась на белый свет несколькими минутами позже своей сестры! Когда б не это, княжну звали бы Лючией, и это ее волосы потемнели бы от металлических гребней, как душа – от вечной жажды денег, удовольствий, мужчин, и каждое ее движение было бы не грациозно-порывистым, как у котенка, а томно-заученным, словно у кошки перед мартовским котом. Невинность, богатство, уверенность в завтрашнем дне – вот что есть у Александры и чего нет у Лючии, хотя должно принадлежать ей по праву! Зато она обладает умением быстро мыслить и совершать неожиданные поступки, не жалея о последствиях…

Лючию зазнобило. Конечно, сени были холодны, однако не потому она дрожала. В жизни бывают минуты, когда человек понимает: это решается судьба! И сейчас она всем существом своим ощущала себя на пороге именно такого мгновения. А потому, когда чья-то рука вдруг осторожно коснулась ее плеча, Лючия обернулась с готовностью бесповоротно принятого решения.

– Сударыня! – прошептал Шишмарев. – Фотинья прибежала сказать, что синьор Чезаре проснулся и звал меня к себе!

– За что вдруг такая честь? – остро глянула на него Лючия. – Вы что же, посулили помочь ему в розысках?

Шишмарев просто-таки ходуном заходил от такой неженской проницательности и прямоты, но, верно, успел прочесть что-то в глазах Лючии, а потому ответил с той же откровенностью:

– Я же знал, что мы столкуемся, сударыня!

– Делай как знаешь, – махнула рукой Лючия, и Шишмарев торопливо повлек ее по коридору, бормоча:

– Поскорее с глаз долой! Не ровен час, увидит кто – и вся затея рухнет.

Солнце склонилось к закату, когда Шишмарев в последний раз вошел в комнату Лючии. До этого он заглянул на минуточку спросить, желает ли синьора остаться в своем платье или хочет переодеться в наряд княжны. Лючии хотелось запустить в него башмаком, но его не так просто было снять, а потому она ограничилась сухой репликой:

– Я не ношу обноски! – и Шишмарев ретировался.

Дело было, конечно, не только в обносках. Серый цвет, столь выгодный для Александры, делал лицо Лючии невыразительным, так что между сестрами-близнецами все-таки были различия. Однако Лючия понимала, что ее дорожный туалет все-таки слишком пышен для юной девицы, роль которой ей предстоит играть, а потому она (благо времени было достаточно) кое-где отпорола рюши, придающие платью чуточку вульгарности, и сменила воротничок из золотого венецианского кружева на белый, брюссельский, очень красивый, но, по сравнению с прежним, почти монашеский. И лицо ее сразу же приобрело выражение невинности и простодушия, особенно когда Лючия сделала прическу, похожую на Александрину.

Глядя на себя в зеркало, она усмехнулась и тут же подумала, что следует поскорее отвыкать от этой усмешки многоопытной женщины. С хищно поджатыми губами у нее был вид завзятой искательницы приключений.

Вспомнив, как смеялась Александра, Лючия попыталась захохотать. Да, весьма похоже. Нет сомнений, что она справится с ролью. А вот Александре тяжеленько придется! Невинный образ сестры возник перед глазами Лючии, но вызвал не жалость или раскаяние, а лишь презрение и чувство, похожее на мрачное торжество. Она просто-таки физически ощущала, как слепая Фортуна ставит все на свои места. Пусть теперь ее сестричка узнает, что такое сырой полумрак палаццо, и вкрадчивый плеск весла по кромешно-темной воде, и солнце, завешенное маревом тумана, отчего все краски как бы растушеваны… О прекрасная Венеция, Лючия уже сказала тебе «прощай», теперь очередь Александры сказать «привет»!

К тому времени, когда вернулся Шишмарев, Лючия, пустив в ход все свои актерские таланты, освоила и улыбку Александры, и взлет бровей, и этот невнимательный, словно бы невидящий взгляд, так что могла бы и самого дьявола обвести вокруг пальца, не то что увальня-князя, которому предстояло сделаться ее мужем. Шишмарев сиял, как новенький грош, и Лючия поняла, что дело слажено: введенный в заблуждение Чезаре, словно волк, уволок свою добычу. Надо думать, не обошлось без какого-нибудь зелья, кое Фотинья подсунула княжне! Теперь нужно было лишь вынести обеспамятевшую жертву, погрузить ее в возок – и гнать к границе! Итак, одна сестра похищена, другая ждет своего часа, и чем скорее он пробьет, тем лучше!

– День клонится к вечеру, – нетерпеливо сказала Лючия, – когда же объявится ваш жених?

– Ваш жених, – уточнил Шишмарев. – Ваш, прекрасная… простите, мне все недосуг было узнать ваше имя, а вы не удостоили меня чести назваться.

– Как?! – изумленно воззрилась на него Лючия. – Разве вы не знаете? Но ведь я княжна Казаринова, Александра Казаринова!

– А по батюшке? – быстро спросил Шишмарев.

– Александра Сергеевна! – так же быстро ответила Лючия, и Шишмарев потер руки:

– Отлично! Вижу, сударыня, вы вполне стоите того щедрого гонорара, которым будут оплачены ваши услуги – потом, когда спектакль будет сыгран.

«Надо бы потребовать деньги вперед», – не без досады подумала Лючия, но заговорила о другом:

– Мне бы хотелось узнать чуть больше о человеке, за которого я сейчас выйду замуж. Интерес мой вполне объясним, сами понимаете.

– Ну что вам сказать… – протянул Шишмарев. – Можете не сомневаться: князь Андрей – волокита, игрок и любитель всевозможных удовольствий. Он всю жизнь был занят только покорением женских сердец, картами и устройством блестящих праздников в своем имении.

Лючия облегченно вздохнула. Таких удальцов она знала как облупленных и лихо умела справляться с ними. Гораздо труднее пришлось бы ей с неискушенным праведником, а характеристика Шишмарева изображает хотя бы светского человека. Северный вариант Лоренцо… ну-ну!

– Вы говорили, он красив?

– Да, он хорош собою, – неохотно согласился Шишмарев, – но взгляд у него неприятный.

«Неприятней, чем у тебя?» – насмешливо подумала Лючия и, испугавшись, что Шишмарев прочтет издевку в ее глазах, с деланым беспокойством обернулась к окну:

– Но почему же его все нет? Вы уверены, что князь решится исполнить условия пари? Все-таки открыто, среди бела дня, умыкнуть благородную девицу – это может ему навредить во мнении света!

– Чего у него не отнимешь, – кисло ответил Шишмарев, – так это умения держать слово и бесстрашия. В жизни не видел человека, который бы так ничего не боялся, как князь Андрей! Если он сказал, что приедет, значит, приедет, даже если против него выйдет полк солдат.

– Вот об этом я и говорю, – кивнула Лючия. – О случайностях, которые могут помешать…

– Вы уже знаете, сударыня, как я подстраиваю случайности, – перебил Шишмарев, на лице которого осталось недовольство тем, что пришлось похвалить ненавистного князя. – Точно так же ловко я от них избавляюсь. Не сомневайтесь: все пройдет отлично. Я даже позабочусь о том, чтобы князь Андрей не заметил, что перед ним на брачном ложе не цветок невинности, а… как бы это поизящнее выразиться… прекрасная иностранка, которая торговала своими прелестями! Сознайтесь, ведь именно этим вы были озабочены, когда я вошел?

Лючия впервые осознала, что Шишмарев не только забавен, но и опасен. С ним надо быть крайне осторожной, и хорошо, что она получила предупреждение вовремя!

Послышался торопливый стук в дверь и шепоток Фотиньи:

– Едут! Князь едут!

– Ни о чем не беспокойтесь, – пробормотал Шишмарев. – Венчание пройдет здесь – князь везет с собой попа; ваша первая ночь будет уже в Извольском, но я позабочусь о том, чтобы супруг ваш добрался до постели сильно пьяным. А теперь я прощаюсь с вами, мне надо…

– Погодите, – схватила его за рукав Лючия. – Где мы встретимся с князем?

– Ну здесь, конечно.

– Нет. Проводите меня в столовую – я встречу князя там.

– Сделаю, – кивнул Шишмарев. – Ну, скорее!

Уже ни от кого не таясь, они вихрем пролетели по коридору, и Лючия ворвалась в столовую в тот миг, когда на крыльце затопали вновь прибывшие. Шишмарев ринулся встречать их, а Лючия, усевшись и раскидав складки платья в продуманном беспорядке, схватила кота, все еще спавшего там, и встряхнула. Кот воззрился на Лючию. Никогда ей не доводилось видеть такого изумления на усатой кошачьей морде, и как ни была взволнована и напряжена Лючия, ей не пришлось прилагать ни малейших усилий, чтобы рассмеяться, так что когда отворилась дверь, вошедших встретил заливистый хохот.