Страница 15 из 19
– Понятия не имею, – признался Джеймс. – Но мы не единственные. Иногда к нам приезжают родственники лорда Фелмотта, и у всех имеются слуги с фамильными чертами семейства. Думаю, все Фелмотты забирают своих бастардов, когда оказывается, что они страдают кошмарами. Забирают и больше не отпускают. Я удостоверился в этом, когда пытался сбежать домой. Но теперь и не подумаю сделать это. Мать просто продаст меня Фелмоттам еще раз.
Джеймс поморщился, явно пристыженный.
– По ночам, – продолжал он, – входные двери накрепко запирают на огромный засов и цепи, а под дверями спит младший лакей. Ворота тоже заперты, дворовых псов спускают с цепи. Поэтому я каждый раз удирал днем. Но за оградой на три мили тянутся голые поля, и я выделялся, как кровь на снегу.
Во второй раз я успел убежать дальше, прямо на вересковые пустоши, ужасно унылые – мили вереска и лесов. Там такие холодные ветра, что у меня даже пальцы почернели. Полузамерзший, я ввалился в деревню, но ничего хорошего из этого не вышло. Стоило фермерам рассмотреть это, – он показал на подбородок, – как они взяли меня за шиворот и привели сюда. Знали, кто я такой и кто будет меня искать. И все выглядели очень испуганными.
В прошлом году я решил, что мне все удалось. Пятьдесят миль через три реки до самого Брейбриджа, в соседнем графстве. – Джеймс снова покачал головой и скорчил гримасу. – За мной послали Белого Кроу. Ты его видела. Это он привез тебя сюда. Семейка использует его для важных дел, которые нужно провернуть без лишнего шума. Он их тень, правая рука. И все из кожи вон лезли, чтобы помочь ему поймать меня. Даже люди могущественные. Фелмотты не просто знатная семья. Все их боятся.
Мейкпис прикусила щеку, но ничего не ответила. Возможно, он хвастает, как подмастерья в Попларе, которые были не прочь расписать свои приключения, но все-таки его слова породили в мозгу крошечные искорки сомнений.
– Но разве ты не видишь, что можешь помочь? – воскликнул Джеймс. – Со мной они осторожны, но тебя не заподозрят. Можешь стать моим наблюдателем. Или откладывать все, что понадобится для нашего побега: припасы, пиво, свечи…
– Я не могу бежать! – воскликнула Мейкпис. – Мне просто некуда идти. Если я лишусь этого дома, то умру от голода или замерзну на улице еще до Духова дня!
– Я сумею тебя защитить, – настаивал Джеймс.
– Как?! Страна вот-вот погибнет, все так говорят, и я сама это видела! Ты не можешь защитить меня от обезумевших толп или от пуль. Или от призраков, которые хотят пожрать мой мозг. Здесь у меня есть крыша над головой и еда, а это куда больше того, что я получу на пустошах! Сегодня я даже ела белый хлеб!
– Да, кровь нашего отца – залог некоторых благ, – кивнул Джеймс. – Меня тоже кормят лучше, чем остальных слуг. Иногда в свободные минуты мне даже дают уроки. Чтение. Языки. Верховая езда. Может, и тебя начнут учить. Остальные слуги и бровью не ведут. Они знают, чей я бастард, хотя не говорят об этом вслух.
– В таком случае почему ты пытаешься сбежать?
– Ты видела старого Овадию? – резко спросил Джеймс.
– Да-а-а, – протянула Мейкпис, не в силах сдержать дрожь в голосе. – Он…
Последовала долгая пауза.
– Ты тоже это видишь, верно? – прошептал Джеймс с явным облегчением, хотя выглядел при этом ошеломленным.
Мейкпис боялась смотреть ему в лицо, неожиданно испугавшись, уж не подстроено ли все это Овадией. Если сейчас она скажет что-то неуважительное, возможно, Джеймс донесет обо всем, и тогда ее вышвырнут из дома или снова закуют в кандалы и запрут в Птичьей комнате.
Людям нельзя доверять. Собаки рычат, прежде чем укусить, но люди зачастую улыбаются.
У Джеймса загорелое лицо и широко расставленные глаза. Однако прежде всего Мейкпис заметила его пальцы со сбитыми костяшками. Руки человека бесшабашного, драчуна и задиры, но также и руки честного трудяги. Мейкпис позволила себе зернышко доверия.
– Не знаю, что это означает, – прошептала она. – Но есть что-то…
– … в нем странное, – докончил Джеймс.
– Это чувствуется… когда я смотрю ему в глаза… Очень похоже на мертвецов в моих кошмарах…
– Знаю.
– Но он живой!
– Да. И все же от его взгляда мороз идет по коже. Никто не видит этого, кроме нас, а если и видят, то никогда об этом не говорят. И… – Джеймс подался вперед и прошептал ей на ухо: – Старшие Фелмотты все такие.
– Только не сэр Томас!
Мейкпис вспомнила ясные карие глаза наследника.
– Пока что нет, – серьезно ответил Джеймс. – Они не становятся такими до тех пор, пока не унаследуют все земли и титулы. И тогда что-то происходит. Они меняются. Словно за одну ночь их кровь леденеет. Все люди знают, что в них есть что-то иное. Слуги называют их «Старшие и Лучшие». Они слишком проворные. Слишком умные. Знают слишком много из того, что знать не следует. И им невозможно солгать. Видят тебя насквозь. Поэтому мы должны уйти! Этот дом – гнездо дьявола! Мы не слуги! Мы узники! И они даже не объясняют нам, в чем дело!
Мейкпис, терзаемая нерешительностью, прикусила губу. Все ее инстинкты подсказывали, что с Овадией в самом деле что-то неладно. Мать сбежала из Гризхейза и сделала все возможное, чтобы Фелмотты не смогли ее найти. И нужно подумать о медведе, которого они могут вырвать из нее и уничтожить, если Овадия прознает о его существовании.
Но все это лишь неопределенные ужасы. Страх снова быть закованной и избитой, оказаться на улице, стать голодающей бродяжкой, сведенной с ума призраками, был таким ощутимым, что она могла прикоснуться к нему. Одолевала также мучительная мысль о том, что, возможно, безумный, почти разорванный в клочья призрак матери бродит где-то там, за защитными стенами Гризхейзха, и ищет Мейкпис. Сама эта мысль подогревалась надеждой и страхом, и сознание всячески от нее уклонялось.
– Прости, – тихо сказала Мейкпис. – Я не могу бежать с тобой. Мне нужен дом. Даже такой, как этот.
– Я не виню тебя за недоверие, – довольно мягко ответил Джеймс. – Но даю голову на отсечение, что этого дома следует бояться гораздо больше, чем любого другого места. Надеюсь, ты передумаешь. И передумаешь достаточно быстро, чтобы уйти со мной.
Мейкпис не привыкла к доброте и опасалась ее принять. С самой смерти матери в ее мире зияла огромная болезненная дыра, и она отчаянно нуждалась в том, кто сумел бы ее заполнить. На какую-то секунду Мейкпис почти решилась рассказать Джеймсу о медведе. Но тут же прикусила язык, и момент миновал. Тайна была слишком велика для того, кого она почти не знала. Джеймс мог предать ее. Мог не понять. Мог испугаться или решить, что она все-таки безумна. Дружба с ним, новорожденная и такая хрупкая, была просто необходима Мейкпис!
Глава 8
Неделя проходила за неделей, и Мейкпис сумела завоевать невольное одобрение помощницы повара. Оказалось, что она не только прекрасно работает, но и быстро учится. И поскольку, как уже было сказано, находилась на низшей ступени кухонной иерархии, то по утрам всегда вставала первая, успевала наносить воды, собрать золу, накормить цыплят и притащить растопку. Труд был тяжелым, а жар и дым по-прежнему тревожили медведя, но Мейкпис постигла секреты вращавшего вертел колеса, гудевшей, как улей, печи, брызгавших водой кастрюль и подъемника для котла в дымоходе. Она больше не паниковала, когда слышала приказ бежать к ящику с солью, принести сахарную голову или наведаться в мясную кладовку.
Миссис Гоутли иногда видела, как Мейкпис бросает объедки собакам, которые спали на кухне, или позволяет им слизывать с рук подливу.
– Ненормальная дурочка, – пробормотала она, качая головой. – Они сожрут тебя с костями, если им позволишь.
Но подлива уже начала наводить медленные, вкусные чары на собак. Теперь ни одна не рычала на нее по ночам. Мало того, иногда девочка спала в обнимку с ними. Их дыхание и тепло успокаивали ее бессонное сознание. Уродливый маленький песик, вращавший вертел, нежился у нее на руках.