Первый великоросс
(Роман)

— Ты чужого не ищи! Езжай в свой Ростов! — резко сказал Сыз.

Витей зло посмотрел на деда.

— Ищите, мужички, везде ищите! В конюшенке, в баньке!.. — распорядился пожилой ростовец. — Тут чего есть? — указал Витей на подызбицу. — Ну-ко, Коробец, тут глянь.

Коробец откинул тесаное бревно пола и полез вниз. Там должен был лежать малый остаток серебра русичей — и половины копыта не будет — да Стрешино золотое перо. Хозяева сидели, не шелохнувшись. Синюшка замялся, стоя над лазом.

— Горшки, посуда… Дайте светочь! — попросил снизу Коробец. — Ничего такого нет… — вылез дружинник. Синюшка поглядел на баб — те, вроде, едва заметно удивились. Сыз сидел весьма довольный. Синюшка понял, что старик все перепрятал, но промолчал. С деда спроса нет — все равно ничего не скажет, а виновным в его смерти быть не хотелось… Дальше четверо мужиков облазили все, и все перевернули вверх дном…

Возвращавшийся Светояр встретил одинокого, измученного Юсьву. Тот загнанно брел по лесу.

— Сгинешь, Юсьва… Не ходил бы никуда… Хошь — прыгай ко мне назад? — Показал на место позади себя.

У Юсьвы особого выбора не было. Он залез на круп безразличной коняги, которая поперла двоих.

Не прошло и получаса, как столкнулись с дюжиной воев, возглавляемых Капем.

— Ну и встреча! Ты же в Ростове? — догадался обо всем Капь.

— Ясно, почему меря сошла! — озвучил догадку Додон и, улыбаясь, глянул на своего друга.

— Теперича куда твой путь лежит? — всматривался во второго седока Капь.

— Домой… — буркнул Светояр.

— А эти далече тяганули? — спросил Капь.

— Не ведомо мне.

— Эй, двое, за ним ехайте! Да смотрите — доставьте непременно!..

За Светояром и Юсьвой увязались сзади двое, остальные полетели собирать дикарей.

Племя не расходилось. Шли быстро, все время подумывая, не пора ли встать.

— Пошли, пошли!.. — гнал Лесоок.

Тук не отходил от вожака, о чем-то думал и молчал. Молчал и Пир. Лишь слышался глас Лесоока:

— Идем — сколько сможем! Только ночью встанем!..

Сильно устали от быстрой ходьбы старые и бабы с животами. Лесоок попросил Тука отвернуть с ними в сторону и разбить стоянку. Велел через пять дней возвращаться на старое стойбище… Потом приказал Пиру с тремя крепкими мужиками и четырьмя женщинами идти вперед, а сам с тремя соплеменниками решил сделать огромный крюк — дабы завтра-послезавтра вернуться в потай к старикам. Если, конечно, не нападет зверь или не настигнет погоня… Лесоок мыслил: коль за ними уже идут — будут сбиты с толку… Очень переживал за стариков и отяжеленных женщин. Они безоружны, беспомощны, а Тук — хоть велик телом, но слишком молод и мягок…

Светояр, спустившись возле дома с лошадки, почувствовал себя смертельно обессиленным. Ноги не держали, в глазах плавали точки, тошнило от голода.

— Светя! — подбежала Стреша к порогу. Увидела за спиной мужа ростовцев, шепнула:

— Ты зачем вернулся? Уходил бы…

— Силы нет, птаха моя… Дай воды…

— Может, поешь?

— Взвара испью и чуть хлебца помякаю. Мочи моей конец пришел…

Ягодка попыталась взобраться отцу на колени, когда он макал в мису с кисловатым питьем куски серой лепехи. Посмотрел сверху ласково на дочь, даже не пытаясь привлечь ее к себе из-за усталости. Светлой улыбкой извинился… Стреша зачарованно глядела на него. Он положил ладонь на детскую макушку. Девочка уткнулась носом в стегно. Отцовская длань покрыла всю головенку дитяти. Сыз торился ему и вздыхал, глядя на Ягодку.

Стреша стянула с мужа сапожищи, и уставший большой человек завалился на печке…

В дом зашли дружинники, удерживая перед собой Юсьву. Протка сказала ему, что Уклис в стойбище, он было собрался встать, но дружинники остановили:

— Нет, ты сиди, родной.

— Сейчас приведу нашего голову — дознаемся, кто вы есть.

Никому из хозяев не хотелось с ними переговариваться. Уже устали от них. В глазах лесных жителей они были ворами и разбойниками… Ждали от будущего нехорошего.

Вскоре пришли Витей, Синюшка, кто-то еще. Допрос, устроенный Юсьве, Светояр не слышал: спал тихим и провальным сном…

— Ах, ну вот и сам пожаловал — искать не треба! — приветил финна Синюшка.

Юсьва сидел безразлично, в голове прокручивая разные выходы. Но что-то надоело находить отговорки: только надумал, как обставить дело со Светояром, а тут вот снова тщись, ломай голову заново… Что за година наступила, кто в сем виновен?.. Были ли дни в жизни сложней? — Да вроде и нет…

…Как-то давно с ребятами и девочками устроили тут недалеко спор, какой зверь ловчее перемахивает с ветки одного дуба на ветку другого. Вспомнили белок, куниц, рысей… Вдруг в чьей-то голове родился вопрос об умении самих ребят повторить действия проворных зверушек…

Кикло — заводила и самый отчаянный тогда в их компании — выдал полет с одной ветки на другую через прорешину на верхотуре. Приземлившись на сучище пузом и цепляясь за все, что было под руками, он удержался на большой высоте, повис, не упал… Остальные паробки стояли внизу, смотрели и благоразумно подмечали, что векша имеет коготочки и может, не опасаясь, соскользнуть — в случае чего… Из всех лишь сорванец Кикло решится попробовать…

«Почему Кикло может, а я нет? — думал подросток Юсьва. — Чтобы понять, надо содеять то же самое, а потом глядеть на друзей под углом другого внутреннего знания… Тогда, возможно, и нелюбовь с завистью к шустрому братку пройдут…»

Влез туда, где от дуба отходила уже опробованная ветвь, пополз по ней на заднице, свесив ноги… Хорошо взбираться, охватывая руками толстенный ствол неподвижного дуба. А когда ветка под тобой тоньше тебя, чувствуешь всю беззащитность свою и зависимость от случая…

До места прыжка надо было еще ползти, но изначальный настрой куда-то пропал — сделалось жутко… Вернулся назад, спустился, обхватывая могучую лесину руками и телом, что-то кричал вниз про белок и ловкого Кикло, пытаясь остаться задорным… К братку почувствовал еще большую зависть и тайное недоброжелательство…

А где-то через год смелого Кикло посек кабан… Все бегали смотреть на мальца.

Он лежал еще живой, уставившись в небеса отуманенными глазами. Безумно водил ими иногда по сторонам… Ноги разбиты… порвано тезево…

Юсьва тоже смотрел из-за спин на месиво, испытывая страх за самого себя. Уверен был, что Кикло и смерть, и боль свою ощущает как-то иначе. Ведь он смельчак и храбрец!..

«Никуда, никогда не полезу, если там опасность!..» — решил тогда там Юсьва…

— Очень разуменный человече сидит перед нами! — Синюшка осматривал остекленевшего финна, который понимал лишь некоторые русские словеса.

«Кажется, русские состоят из одних Кикло: такие же смелые и неприятные прытью…». Потом донесся голос Протки:

— Скажи им, Юсьва, где клад.

— Я не знаю… Мы его не нашли… Наверно, Лесоок перепрятал… — произнес он безразлично.

— А куда может пойти Лесоок?

— Не знаю… — честно отвечал финн.

Поднял глаза и смутился от множества взоров, обращенных на него. Среди всех выделил яркие очи Стреши. Собрался с духом. Уже не было так страшно и тускло. Только в груди — холодок безысходности и недостижимости покоя…

— Ведь ты знаешь лес… Они просят поискать место клада.

— Лес — велик… Где ж искать?..

Мельком глянул финн на Стрешу: «Ох, как смотрит русская!.. — Опустил глаза на ее грудь, на руки. — Если бы не этот зряшный кожушок на ней… Как хороша!..»

— Я не видел Лесоока уже два дня… Куда он скрылся — не знаю… Сокровище наше сам никогда не видел… У нас люди недавно ушли — может, они все и забрали…

Протка пересказала услышанное.

Синюшка очень отчетливо почувствовал себя виноватым перед всеми и вознегодовал всей силой на говорившего неутешительное Юсьву… Его слова озвучила Протка. Чувства к ней не было никакого… Резко ощутил никчемную бездну потерянных тут, в лесу, лет… На него прямо давило недовольство обозленных ростовцев. «С такой противной молвой — а на меня недовольствуют!.. Выбраться бы как-то отсюда да и махнуть по-новой на Десну… О, боги, ведь Светояр это недавно и предлагал!.. Где же Пир с Ижной?..»