Страница 4 из 6
– Ну да… Поступок… – задумчиво произнесла Кира и продолжила уже более решительно: – А теперь послушай меня! – И она рассказала Любашке о своей червивой истории.
– Во как! – только и смогла проронить Зимина.
– Да, вот так! И, знаешь ли, мне совсем не нравится, что в двух случаях из трех Иващенко был рядом. Может, он и в троллейбусе с тобой ехал, а ты не заметила?
– Нет, не заметить было нельзя. Троллейбус был полупустой. Я же заметила Ленку Зуеву. Мы вместе ехали, потому что в одной музыкалке занимаемся.
– Но Ленка же не станет червей подкладывать!
– Не станет… А с другой стороны… кто знает, что у этой тихони на уме!
– Знаешь, Любашка, а я думаю, что Иващенко просто не ожидал, что ты так резко в троллейбус запрыгнешь, и не смог насладиться твоей реакцией.
– Ты ду-у-у-умаешь… – с сомнением произнесла Зимина, но потом резко отмела подозрение Киры. – Нет! Это не он! Зачем ему подкладывать червей и самому же с ними бороться? Ерунда какая-то получается.
– Пожалуй, – согласилась Кира. – Но кто же тогда? И, главное, зачем? Или почему? Вспомни, может, ты кому-нибудь нечаянно навредила, и он теперь мстит?
– Вроде, никому… Не помню я. А ты? Вредила, что ли?
– Нет… Тоже ничего не могла вспомнить…
– И что нам теперь делать? – Любашка вздохнула. – Как-то все это подозрительно…
– Я, пока болею, ничего сделать не смогу, – отозвалась Кира. – А ты смотри в оба?
– В смысле?
– А в том смысле, что надо выследить, кто все это делает?
– Думаешь, еще кому-нибудь червей покинут?
– Все может быть! Чем-то это все должно же закончиться!
На следующий день Любашка приглядывалась к одноклассникам. Все, как один, казались подозрительными. Особенно Регинка Соловьева и тот же Иващенко. Конечно, Назар, помог Кузичевой избавиться от червей, но, может, это был просто хитрый ход с его стороны – чтобы не заподозрили. А Соловьева с самого утра как-то особенно презрительно поджимала губки и все время что-то искала в своей моднючей сумке. Любашке казалось, что она таким образом проверяет, не сдохли ли ее любимые черви, зажатые кучей учебников, пособий и общих тетрадок. Дохлые черви, конечно, тоже неплохи, но шевелящиеся куда противнее. После третьего урока Любашка даже специально попросила у Регинки двойной листок. И специально – на перемене, чтобы той пришлось лезть за ним в сумку. Но Соловьиха была не промах, сразу сказала, что никаких двойных листков у нее нет, поскольку все ее тетради на спиральках. Разумеется, Любашкины подозрения своим отказом Регина только усилила. В конце концов, Соловьева сама подкараулила Любашку на повороте одного из школьных коридоров, неожиданно гавкнула ей в самое ухо и потребовала:
– Так! Колись, Зимина! Чего ты ко мне прилипла? Что тебе надо? Хочешь, два чистых листка вырву, а ты их скрепочкой соединишь?
Любашка с минуту подумала и решилась спросить прямо:
– Это ты нам с Леркой и Кирой червей подкинула?
– Червей? Вам? Еще и с Киркой?! – Соловьева расхохоталась. – Ой, не могу! Тебе, значит, тоже насовали? Куда? В какую тетрадь? Ох, кто-то и не любит же вас с Кузичевой и Никольской! Ох, не любит!
Регина еще продолжала смеяться, а Любашка уже шла к спортивному залу на физкультуру. По пути ей встретился Назар Иващенко и, как показалось Зиминой, весьма издевательски улыбнулся. Поскольку следить за Назаром в раздевалке для мальчиков было невозможно, Любашка решила расслабиться и на некоторое время забыть про червей. Но после физкультуры она дождалась, когда Назар выйдет из своей раздевалки и, как ей казалось, непринужденно пошла за ним, якобы, по своим делам. Видимо, из Любашки сыщик был никакой, потому что, в конце концов, и Иващенко резко развернулся и спросил в стиле Регинки:
– Колись, Зимина, чего тебе от меня надо?
Любашка решила и от него не скрывать своих намерений. Чего уж теперь! Не придумывать же очередную глупую причину, вроде двойных листков!
– Зачем ты нам червей подкладываешь?! – строго спросила она.
– Я?! Червей?! Вам?! – очень натурально рассердился Иващенко. – Совсем с ума сошла, да?
– А кто тогда?
– Ну, даешь! Как будто, кроме меня, некому!
– Может, и есть кому, только как это узнать!
– А тебе-то, Любаха, что за дело до червей? Ты за кого переживаешь, за Кузичеву или за Никольскую?
– За обеих и за себя в том числе!
– Да-а-а-а… – протянул Назар, когда Любашка рассказала ему и свою историю. – Действует, явно, женоненавистник!
– Почему?
– Так ведь только девчонкам мотыль подкладывает!
– Точно… – вынуждена была согласиться Любашка. – Значит, это делает кто-то из парней. Пораскинь-ко мозгами, Иващенко, кто из парней может этим заниматься!
– Это ты пораскинь своими! Может, вам с Кирой и Леркой кто-нибудь нежную дружбу предлагал, а вы ему отказали, вот оскорбленный вам и мстит?
Любашка на минуту задумалась, но быстро нашлась:
– Не-е-е-е… Лерка уж больно страшненькая… Она никому не нравится… Да и мне, если честно, никто никакой дружбы не предлагал…
– Тогда давай прикинем! – Видно было, что Назар уже вошел во вкус расследования. – У нас четырнадцать парней. Минус я и Прохоров.
– Ага, он уже второй месяц в больнице лежит, бедолага, – согласилась Любашка.
– Минус Вербицкий и Осипчук. Они в тот день, когда Кире червей подложили, в школе не были, их на соревнования по легкой атлетике услали.
– Ты это так хорошо помнишь?
– Помню, потому что их встретил, когда с Никольской у школы попрощался. Таким образом, остается десять человек.
– Немало, – огорчилась Любашка.
– Вспомнил! – воскликнул Назар. – Можно еще Калитина исключить, потому что он в тот самый день, когда Лерке червей подложили, пришел в школу к третьему уроку, то есть, уже после этого происшествия – у зубного был. До биологии я один за столом сидел.
– Все равно девять подозреваемых, это очень много…
Звонок прервал их разговор, и они поспешили на второй этаж на урок английского языка. Английскому они учились в одной группе, а потому вошли в кабинет бок-о-бок, что вызвало приступ веселья у некоторых из одноклассников. Классный клоун Борька Ракитин даже пропел: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Назаре и Любетте!» За это он получил от Иващенко легкий подзатыльник, а Любашка, кивнув на Борьку, сказала Назару:
– Этот точно не стал бы… Ему бы только хиханьки да хаханьки…
Иващенко в ответ лишь пожал плечами.
Когда учительница английского языка Эльза Николаевна предложила открыть тетради с домашним заданием, со своего места вскочил бледный Игорь Зайцев и истерично прокричал: «Какой гад это сделал?!»
В развороте его тетради шевелился клубок грязно-розового мотыля. Эльза Николаевна пыталась продолжить урок, но Зайцев успокоиться не мог и через определенные промежутки времени сообщал классу, что тот, кто это ему утроил, очень скоро обо всем пожалеет. Когда измученная учительница выслала его из кабинета, чтобы выбросить тетрадь вместе с червями, Любашка написала Назару записку:
«Женоненавистник не причем. Зайцев – не девочка. Все расчеты надо начинать сначала. У нас в группе двенадцать человек. Минус я и ты. Целых десять подозреваемых!»
Назар прислал Любашке ответ, который ее здорово огорчил:
«Никто не мешал зайти в наш кабинет любому человеку из другой английской группы. Это же наши одноклассники. Никто бы им не удивился. Так что подозревать можно вообще весь класс за исключением самих пострадавших, больных, спортсменов и меня. Я точно червей не подкладывал! Честно!»
Глава четвертая. Коричневая папка
Лена Зуева, держа в руках полиэтиленовый пакет с открыточным видом Санкт-Петербурга, подошла к оживленно разговаривающим у окна рекреации Назару Иващенко и Любашке Зиминой. При ее появлении те сразу резко замолчали.
– Мне поговорить с вами надо, – тихо сказала Лена.
– Ну? – нетерпеливо произнес Назар. Ему явно не терпелось продолжить прерванный разговор с Любашкой.