Страница 6 из 17
– Что ж не в консерваторию? – бестактно поинтересовался Сергей, опьяненный своим собственным триумфом. – Слабо?
– Видать, слабо, – тихо ответила девушка и заплакала.
Только сейчас Ася начала понимать, что детство закончилось и судьба, как железнодорожная стрелка властно развела их составы по разным путям: ее в искусство, Серенького – в науку. А дальше – разные компании, разные увлечения, разная жизнь.
В Гнесинке жизнерадостную и весьма миловидную девушку сразу же окружили поклонники из числа студентов и аспирантов. Тонкие музыкальные натуры, всегда тянущиеся к гармонии, умеют видеть и почитать прекрасное! И тут им нет равных. Асю же, падкую на все яркое и красочное, восхищал искрометный фейерверк их неизменно изысканных ухаживаний, манил, вдохновлял и притягивал, как благоухающий тропический цветок привлекает бабочку, но никогда не склонял к серьезным отношениям – ведь бабочки не создают семьи с цветами… Особенно отличался на этом поприще один ее однокурсник Ленчик Козловский, он же Кузя, – способный паренек из скромной и очень-очень интеллигентной еврейской семьи. Под неодобрительное ворчание своей грузной маменьки, мол «за что ты связываешь себя с этой гойкой, не будет тебе от нее счастья», он подспудно готовился к серьезным отношениям и не мог принять той легкости, с которой Ася крутила им, как, впрочем, и всеми остальными особями мужского пола, и повелевала, не взирая на намеки о вечной преданности и любви.
Музыкальное училище, вобравшее в себя все сливки талантливой молодежи, стало для многих этакой метафизической сводней, смело экспериментировавшей с человеческими судьбами на уровне физиологии. Как шутили опытные старшекурсники: передача так и называется – «Играй гормон». Да, это была такая игра: дочки-матери, второй уровень. И Ася беззаботно и весело отдавалась этой игре, никого не обнадеживая и ничего никому не обещая. В глубине же души она продолжала хранить какую-то целомудренную верность другу своего детства без всяких ярко выраженных планов на будущее. И это Кузю раззадоривало, но одновременно и задевало, сильно раня его самолюбие. Хотя, если уж быть честным до конца, то и сам он, не добившись от Аси взаимности с лету, не прекращал эротического мониторинга, продолжая выслеживать легких жертв среди остальных сокурсниц, из-за чего неизменно слыл в училище дамским угодником и ловеласом.
В общем, жизнь была насыщенной, веселой и интересной. Бурные студенческие годы пронеслись, как один день, наполненный феерическими событиями. Даже удивительно, как после всего этого они с Сереньким все-таки остались вместе…
Паганель, стоя в прихожей своей квартиры в Черемушках, обнимал Асю и думал о будущем. Нет, теперь он был готов поспорить с судьбой. Почему разная жизнь? Вот, например, Лев Михайлович живет же пятьдесят лет со своей балериной, и ничего… Хорошо живет. И у нас так будет.
«О любовь моя! – думал молодой ученый. – Никогда и ничто не разлучит нас».
Глава 4. Егор
Ася спешила на репетицию. Она пела в небольшом ансамбле, которым руководил Ленчик Козловский. Окончив училище, молодой человек – неплохой, надо сказать, скрипач – не рванул в Израиль или США, как это сделали многие его соплеменники, но закрутился в бешеном ритме перемен, обрушившихся на страну. Казалось, плыть против течения, гребя из последних сил, доставляло ему даже какое-то особенное удовольствие. А может быть, он просто тихо ждал Асю, когда та наиграется со своим Паганелем и бросится, наконец, в его объятия, и не хотел надолго упускать ее из вида. Трудно сказать…
Их группа выступала в ресторанах и, в общем-то, по нынешним непростым временам неплохо зарабатывала. Репертуар, конечно, оставлял желать лучшего, но выбирать не приходилось, тем более что Кузя оказался не только хорошим музыкантом, но и толковым аранжировщиком, и посему шлягеры, которые так нравились подвыпившей публике, звучали интересно, а местами даже неожиданно и весьма оригинально. В этом был хоть какой-то элемент творчества.
Успешно окончив музыкальное училище при Гнесинке, а затем и сам музыкально-педагогический институт, Ася потерялась в кипучем водовороте перестройки. Жизнь вокруг стремительно менялась, и простой девочке из народа было трудно без нужных связей найти себе место под солнцем. Со сладкими мечтами о дирижировании академическим хором пришлось распрощаться. Даже обычным учителем музыки она не могла устроиться. Серенький же, не взирая на нищенское положение, упорствовал в науке и думать не хотел о том, чтобы сменить профессию, сделать карьеру в какой-нибудь более прибыльной области или, в конце концов, заняться бизнесом. Приходилось самой как-то крутиться.
Незадачливая вокалистка ехала в метро, прижимая к груди папку с нотами, и вспоминала свое детство. Когда она мысленно обращалась к тем временам, ей становилось тепло и радостно, словно она с головой укрывалась одеялом, как некогда в темной спальне, когда прячась от пугающей действительности, шептала: «Чурики, я в домике!» – и этого было достаточно, чтобы страхи исчезли сами собой.
Перед ней начинали всплывать светлые образы недавних лет, причем все сразу, как на одном большом полотне. И Ася разглядывала эту таинственную картину, мазок за мазком, будто выхватывая какие-то случайные моменты из середины истории, и незначительные мелочи вдруг начинали припоминаться во всех подробностях.
На мгновение девушка очнулась и непроизвольно прислушалась к стуку колес. Она поймала себя на мысли, что в последнее время все чаще и чаще обращается к прошлому, и ужаснулась: не значит ли это, что у нее нет будущего? Но это тревожное состояние длилось не больше секунды. «Ну и бог с ним. Пусть будет, что будет», – подумала молодая ресторанная певица и снова погрузилась в сладостные грезы.
Асина мама всегда была против ее дружбы с Сергеем. Ей, конечно, хотелось, чтобы дочь дружила только с хорошими детьми. Когда она говорила «с хорошими», Ася почему-то сразу же начинала представлять себе этих хороших детей, как они в одинаковых сандаликах, одетые в белые платьица и рубашечки, аккуратные короткие штанишки на лямочках, белые носочки и белые панамки, взявшись за руки, ходят парами по чисто выметенным дорожкам большого хорошего сада между клумбами и фонтанами, разговаривают о чем-нибудь очень хорошем, читают стихи, поют песни или играют в хорошие спокойные игры.
Серенький не был хорошим мальчиком, но с ним было интересно. Они постоянно были чем-то заняты: исследовали подвалы и чердаки близлежащих домов, залезали на деревья, строили шалаши, стреляли из рогатки. Конечно, Ася дружила и с другими детьми. Компания у них была довольно большая, но «тот мальчик из соседнего дома», как его называла мама, стараясь не упоминать имени, всегда был главным заводилой.
В школе Ася была отличницей, усердной и прилежной ученицей, ее портрет даже висел на школьной доске почета – этакая красивая и во всех отношениях правильная пионерка с решительным взглядом, устремленным вдаль, и по-взрослому уважительной подписью: Анастасия Мельникова. А вот Серега Гущин не висел на доске почета. Он был потрясающим ротозеем и вечно перебивался с двойки на тройку, но вовсе не потому, что был глупым. Просто ему было не до учебы: слишком насыщенно и интересно складывалась его внешкольная жизнь. И всякий раз, когда учителя начинали донимать Сергея своими нотациями, он на какое-то время сосредотачивался на учебе, с легкостью догонял класс, получал кучу хороших отметок, а потом снова сползал на привычные двойки-тройки. И так почти все 10 лет. Лишь в самом конце школы Серенький образумился, взялся за учебу и поступил в МГУ.
Как только Серега стал студентом университета, его рейтинг резко вырос, и Асина мама перестала ворчать по поводу дружбы дочери «со всякими там моральными уродами». Она даже обрадовалась, когда узнала, что ее девочка приглашена к Сергею на день рождения – все-таки совершеннолетие, как ни крути. Да и Ася тоже была рада снова увидеть друга детства. Ведь они теперь редко встречались, новая студенческая жизнь полностью захватила каждого из них, а прежняя школьно-дворовая компания к тому времени уже рассыпалась.