Поход на Киев

— Что ж, братцы, — вымолвил он, — выпьем же за наших гостей и наших новых друзей, которые пришли к нам на помощь в трудный миг. Рагнар, Эймунд, за вас.

И дядя с племянником встали и тоже подняли свои кубки, а затем выпили из них вместе с князем.

— Что так морщишься дядя, как куриный зад? — спрашивал его Эймунд, — нешто не любо тебе вино князя?

— Ты же знаешь, что мне больше по душе пиво. Да и ты, я смотрю, пьёшь как цыплёнок, маленькими глотками.

— Ты же знаешь, Рагнар, мне больше по душе другое развлечение. Женщины. Пока у нас есть время, я собираюсь всем телом предаться любви новгородских шлюх.

— Смотри, не соблазни чью-нибудь замужнюю жену, племянник. А то, чего доброго, тебе местные отрежут отросток. А то как и людям Рогнвальда, голову.

— Об этом не беспокойся. Князь давно ведёт войну со Святополком, в Новгороде теперь много вдов.

Ставр, нужно сказать, с самого начала обратил внимание на Эймунда. Купец разглядел в приезжем скандинаве что-то близкое ему и сразу понял, что они станут друзьями. Эймунд так же обратил внимание на новгородского купца, с которым до этого был мало знаком, но уже при первом знакомстве разглядел в нём родственную душу. На пиру он подошёл к новгородцу и обнял его рукой за плечи.

— Скажи-ка мне, братец, — начал Эймунд, — а где у вас здесь в Новгороде можно купить за деньги женской ласки?

— О, ты обратился по адресу, — молвил с улыбкой Ставр, — я всё устрою, только чуть позже.

И Эймунд снова сел на своё место рядом с каштанобородым дядькой.

— Как думаешь? — спрашивал его Рагнар, — хватит ли у конунга Ярослава денег заплатить нам и нашим людям?

— На первое время, думаю, хватит, — отвечал Эймунд, — а потом как-нибудь выкрутится. Займёт у своего будущего тестя и моего друга — Олафа. Не беспокойся об этом.

— Иногда, Эймунд, ты кажешься мне слишком легкомысленным. Но меня не проведёшь, я знаю, что это притворство, и на самом деле ты просто хочешь угодить конунгу Олафу. А я не хочу ему угождать.

— В Норвегии либо ты друг Олафа, либо бедняк и изгнанник. Мы стали изгнанниками, дядя, но мы не обязаны быт бедняками. Назови Ярославу сумму, которую хочешь получить за нашу службу, а там сторгуемся.

— Я уже назвал, по половине унции серебра каждому из наших воинов. Ярослав сказал, что у него нет таких денег.

А меж тем появился Ставр. Эймунд неуклюже забрался на коня и вместе со своим новым другом отправился в Людин конец.

— Гардарика, или, как вы её называете — Русь, на самом деле создана нами, викингами, — говорил пьяный блондин, — мне ещё с детства рассказывали про вождей, которые ушли за море далеко на юг, туда, где нет морей. И здесь они научились сражаться на суше, как местные, научились хорошо ездить верхом, а по реке добрались даже до земли римлян.

— Ты, наверное, говоришь про Рюрика и Олега? — спрашивал Ставр.

— Викинг без моря, что рыба без воды, — продолжал Эймунд, будто и на замечал слов своего спутника, — и всё же, местные викинги не просто научились выживать в степи, они научились побеждать, смогли вытеснить здешних кочевников. Степных викингов стали называть «русь». У нас на севере их считают очень отважными, даже порой безрассудными. Для жителей севера большое испытание и большая честь сражаться здесь.

Но вскоре Эймунд забыл про эти разговоры, так как получил, наконец, что хотел, он встретился с женщинами из Людина конца и провёл вечер в хорошей компании. Правда, Ставр не остался с ним надолго. Его потянуло домой, к своей Василисе, по которой он очень скучал в последнее время. Только когда он вернулся в Новгород, он вдруг понял, как ему её не хватало. И теперь Ставр старался проводить с ней как можно больше времени, навёрстывая таким образом упущенное. Проснулся он рано утром и захотел выйти во двор, подышат утренней свежестью. Но взор Ставра как-то сам собой устремился ввысь. Здесь, в небесах рассекало воздух ни на что не похожее существо. Оно имело маленькие крылья и имело целых три головы на длинных шеях. Сомнений не было, это Змей Горыныч. Ставр насторожился и замер. Неужели Змей решил атаковать Новгород? Прежде его никто здесь не видел. Но вскоре Змей Горыныч превратился в маленькую точку вдалеке. Он отправился дальше, в неизвестном направлении, а Ставр долго ещё не мог опомниться. И даже нежные поцелуи подкравшейся к нему Василисы не сразу привели его в чувства.

Эймунд и Рагнар ещё несколько дней гостили в Новгороде. Первый проводил время в объятиях местных красавиц, часто с вином и гуслями. Рагнар в это время вёл переговоры с Ярославом о размере платы его воинам и о том количестве бойцов, которое необходимо было скорейшим образом переправить сюда. Переговоры шли сложно, и заходили в тупик, пока в дело не вмешался Эймунд. Он смог найти компромисс. Ярослав не мог дать викингам столько серебра, сколько они требовали, но мог дать их меха на эту сумму. Оценщиками мехов выступали сами викинги, плюс сверху они получали долю с военной добычи. На такие условия князь согласился, согласился и Рагнар. И вскоре викинги вместе с Рогнвальдом снова отплыли из Новгорода. Рагнар и Эймунд отправились набирать своё войско, а Рогнвальд отправился к правителю Норвегии и будущему тестю князя — Олафу. Теперь уже Ярослав дал официальное согласие на брак, и переговоры пошли гораздо живее. А меж тем наступила зима. Из Киева так никто и не пришёл. Святополк и польский король медлили, и, очевидно было, в этом году они не появятся на новгородской земле. Постепенно доходили новости из Киева, одна лучше другой. Поначалу стало известно, что после казни митрополита множество священников взбунтовались против новой власти и отказались покоряться. Король Болеслав и здесь не пошёл на компромисс и в корне подавил сопротивление. Всех непокорных священников выслали из Киева, некоторые из них ещё поздней осенью пришли просить защиты и поддержки у Ярослава. Мнение Святополка в столице теперь не имело никакого веса. Болеслав отбросил все церемонии и стал уже открыто править городом, будто бы это он был киевским князем. Ну а ближе к середине зимы пришла новость, что киевляне подняли восстание и устроили жестокую резню оккупантам. Заговор был хорошо спланирован, поляки ничего не успели понять и смогли лишь спасти своего короля и вывезти его из города. Теперь Болеслав вынужден был вернуться на родину, а Святополк вновь стал полноправным киевским князем.

Эта новость одновременно печалила и радовала Ярослава. Он был рад тому, что число врагов так сильно уменьшилась, с другой стороны, его огорчало то, что Святополк снова обрёл былую власть. К тому же, не все поляки покинули Русь. Остался ещё польский пан Бурислав Володарский, который в своё время в Литве показал себя хорошим полководцем. На момент восстания пана Володарского не было в Киеве. Король видел в нём соперника и отослал умелого полководца вместе с войском в Вышгород. Теперь же Святополк заключил с Буриславом новый договор. Одновременно с этой новостью пришёл гонец с юга, а именно — со Владимирской заставы. Он просил у князя Ярослава срочной помощи, потому как орды печенегов проникли уже на ростовскую землю. Стоит им весной захватить заставу, и путь на Новгород будет открыт. Новгородский князь написал письмо ростовскому воеводе, чтобы тот оказал посильную помощь Владимирской заставе. Но было очевидно, что этого не достаточно. И Ярослав впал растерянность. С двух сторон его окружал враг, нужно было решить, по кому нанести удар. Князь стал держать совет с отцом Иоаном и посадником Константином. Каждый из них говорил на свой лад.

— Подумай, кто для тебя хуже, Ярослав, — говорил Константин, — родной брат и христианское войско, или язычники и кочевники, разрушающие города.

— Они не христиане, они еретики, — возражал отец Иоанн, — их нужно усмирить первым делом. Подумай, князь, в Киеве в случае победы тебя ждёт слава на века. В войне с печенегами ты ни за что не добьёшься такой славы.

— Какой смысл брать Киев, если Новгород окажется в руках печенегов? — возражал Константин, — да и в Киеве ещё надо победить. Всё-таки Бурислава Володарского боится сам король Болеслав, и это неспроста.