Страница 10 из 23
Именно поэтому если у нас кто-то все же берется за реальное дело, его деятельность принимает такой характер, что у всех окрест поджилки дрожат. Ведь для того, чтобы решиться даже на самый маленький первый шаг, обязательно нужно про слезинку ребенка полностью и окончательно забыть. Ну, а уж если забыл, тут тебе и черт не брат, лиха беда – начало, лес рубят – щепки летят…
Ни одно из упомянутых критических утверждений, и про сонмы утопленных, и про Литву, и про Калиту, не может быть толком оспорено – ровно так же, как утверждения Лео Таксиля, с которых мы начали разговор.
Однако есть один бесспорный, просто-таки бьющий в глаза факт.
Тысячелетняя история Руси, Московии, России при всех своих отчаянно неприглядных подробностях – ничем особенным, впрочем, не отличающихся от неприглядных подробностей всех иных историй – привела к возникновению громадной, мощной, самобытной и по сию пору динамично развивающейся цивилизации. Она, хоть лопни, не может называться иначе, как цивилизацией православной. Система ценностей, стимулов, жизненных ориентиров большинства населения России продолжает оставаться производной от той, что была заложена православием при его взаимодействии с русским национальным характером.
Того факта, что история России создала целую цивилизацию, не могут отменить никакое неодобрение любых частностей этой истории и никакое ерничанье по их поводу.
Православная цивилизация, как и любая иная, имеет свои достоинства и свои недостатки.
Достоинства цивилизации – это отнюдь не обязательно то, что нравится в ней другим. Это – ее свойства, ее качества, которые помогают ей следовать своим собственным цивилизационным смыслам и целям максимально эффективно, безболезненно, безопасно для окружающих, с минимальными жертвами и затратами. А недостатки цивилизации – это те ее свойства, которые мешают ей следовать ее собственным смыслам, затрудняют и запутывают это движение, заставляют расходовать силы и ресурсы на бестолковые зигзаги, увеличивают энергоемкость движения, умножают потери и тяготы, провоцируют внешнее и внутреннее сопротивление. Только так.
У одной лучше получается одно, у другой – другое. Опыт каждой неоценим для всех остальных, но лишь пока он может быть применен при движении своим собственным курсом (впрочем, я никогда не скажу, что курс этот – обязательно прямая). Нет усредненного надцивилизационного критерия, который раз и навсегда позволил бы выстроить цивилизации по ранжиру.
Различные конструкторы, находясь примерно на одном и том же уровне технологии, для решения сходных задач совершенно независимо друг от друга создают примерно равные системы, и если добиваются в чем-то выигрыша, то за счет этого выигрыша непременно в чем-то проигрывают. А за счет этого проигрыша – тем самым в чем-то выигрывают. Вспомните «Мессер», «Ла» и «Мустанг». Или, если кому-то претит, кого-то дезориентирует милитаристическая метафора, – пусть будут, скажем, гоночные «Феррари», «Макларен Мерседес», «Саубер БМВ»… Знатоки, если захотят, уточнят и продолжат этот перечень.
Но точно так же и различные истории монтируют свои конструкции из крайне ограниченного набора доступных им нехитрых деталек: природные условия, человеческая физиология, религия, язык, письменность…
Одно из достоинств православной цивилизации едва ли не уникально.
За последние, скажем, полторы тысячи лет возникало немало многоконфессиональных полиэтничных общностей, попросту называемых империями. И все империи, возникшие на базе культур, порожденных исламом, католицизмом, протестантизмом, оказались нежизнеспособны. Распадались после сотни-другой лет, а то и быстрее.
История большая, и стран много. Если бы исламская, католическая или протестантская культуры были на такое свершение способны, где-нибудь эта способность обязательно бы реализовалась. Но – нет. Устойчивы и жизнеспособны оказались только межцивилизационные общности, возникшие на базе конфуцианства и на базе православия. В чем тут штука – ужасно интересно. Но, во всяком случае, несомненна связь между религиями, на базе которых возникли данные имперские культуры, и, например, психологической способностью создавшего империю народа к геноциду.
Стоит вспомнить целенаправленное, длившееся пять веков поголовное истребление древними иудеями амаликитян. Это, правда, несколько раньше обозначенных полутора тысяч лет – но не могу не вспомнить, ибо заповедь «истреби народ Амалика» тоже стала устойчивым культурным блоком авраамического мира и жива до сих пор в качестве этакой математической формулы, в которую всяк смотря по потребности подставляет нужные ему численные значения, то есть имена тех народов, которые мешают именно в данный момент. А вот уже ближе – прелести испанской Реконкисты и конкисты в Индиях. Истребление североамериканскими колонистами индейцев (вплоть до бактериологической войны, проводившейся на архаичном, конечно, уровне, но в ту пору не менее действенной, чем каких-то сто лет спустя бомбы на Хиросиму и Нагасаки). Истребление чопорными британскими джентльменами до последнего человека народа Тасмании. Резня армян в Турции… А уж про Холокост и говорить нечего – этот кошмар был у нас буквально на глазах.
Ничего подобного не было в России. Да, европейски образованные большевики, непримиримые борцы против религии, мракобесия, посконных традиций и квасного патриотизма, учиняли геноциды – пусть не по национальному, а по классовому или сословному признакам. Но не православием и не православной цивилизацией эти мероприятия были порождены. До большевиков их не было.
Единственное объяснение такому своеобразию России – своеобразие ее религиозно-культурного фона. Больше, собственно, русские ничем от других людей не отличаются. Те же руки-ноги, те же желудки и мозги.
Наше многонациональное государство возникло в результате синтеза культур на базе православия и существует до того момента, пока этот синтез на этой базе продолжает осуществляться. В том числе и в светских своих ипостасях – в той, например, о которой до сих вздыхают люди среднего и старшего поколений на всех просторах СНГ: ипостаси пролетарского интернационализма. Тот ведь не имел, на самом-то деле, ни малейшего отношения ни к пролетариату, ни к интернационализму, а был всего лишь обезбоженной производной православной открытости, проросшей сквозь агрессивную классовую идеологию, как трава сквозь асфальт. Потому что избранный народ, которым после взятия агарянами Константинополя ощущали себя московиты, с самого начала складывался как многонациональный.
И ведь получилось.
И поэтому, например, всякое дирижирование российской историей, усиливающее эту мелодию в ее душе, разом и находится в русле реальной традиции, и заточено под совершенно реальные и насущные современные задачи, и вполне отвечает изрядному массиву достоверных исторических фактов. То есть все три динамических составляющих упрощенного канона – за.
А вот всякая попытка создать и внедрить историю, где, например, культурный синтез на базе традиции, возникшей при наложении православия на русский национальный характер, предстает как русский гнет, во-первых, непременно полна лжи, во-вторых, приводит к катастрофам, а во-вторых, оказывается недолговечным мороком, после которого снова наступает просветление.
Отвратительных исторических фактов, конечно, тоже пруд пруди. Но вот что существенно: у нас постоянно перед глазами наша страна – огромное и однозначное доказательство того, что составили тенденцию и победили не они.
Конечно, можно сказать, что отнюдь не всегда побеждает лучший. Но это пустой разговор. Ведь отнюдь не всегда побеждает и худший. И опять-таки, кто будет расставлять по ранжиру, задним числом делить на «лучших» и «худших»?
Знаем мы этих оценщиков… Сразу вспоминается шварцевская «Тень». Кто там работал оценщиками в городском ломбарде?
Состоявшийся исторический факт, результат долгого противоборства миллионов индивидуальных сил, всегда достоин уважения. Аквитания, скажем, была уж как изобильна и сильна – но осталась в мире и впредь пребудет Франция. Уэльс – уникальный хранитель донорманнской культуры, но это законопослушная часть Великобритании, и хотя бы за то, что Уэльс до сих пор является этим уникальным хранителем, перед Великобританией стоит снять шляпу – при всех ее грехах.