Страница 14 из 20
Глава VI
– Помогите нам, Марк Иванович, – попросил полковник Коломиец.
Буй-Тур хмыкнул насмешливо. Чем может помочь он, бывший сотник бывшей УПА, чекистам? Загнали его в ловушку, скрутили, теперь третий месяц ведут «беседы». Где? Что? Когда? Всего выпотрошили, все выспросили.
Пришлось вспоминать Буй-Туру свой жизненный шлях от первого шага до оврага, в который скатился он под огнем хлопцев лейтенанта Малеванного. А чекисты кое-что добавили, помогли припомнить то, что выпало из памяти у Буй-Тура. Например, как он не на словах, а на деле сражался с фашистами, не выполнив тем самым приказ своего руководства – поддерживать с представителями германского командования дружеские контакты. Мстил за смерть отца? Отец был убит карателями в сорок первом – его вместе с сельчанами вывели к обрыву реки и изрешетили пулеметной очередью. Долг сына – отплатить сполна убийцам. Это и сделал Буй-Тур, тогда еще не сотник УПА, а командир маленькой боевки, никем не управляемой – не было связи, – действовавшей на свой страх и риск.
Ну и что из того, что скрыл от краевого провода свою борьбу с немцами? Знал: по головке не погладят, расстреляют, как сам застрелил боевика, позарившегося на крестьянское добро. Неправомерное сравнение? В пламени войны многое сгорело, и немало было такого, что лучше забыть.
А теперь полковник называет его Марком Ивановичем… Сотник Буй-Тур он, вот кто! Марком Ивановичем был бы, если б шел другой стежкой, не лесной, освещенной злыми пожарами.
– Чем же я могу помочь вам, друже полковник?
– Гражданин полковник, – поправил Коломиец. – Ваше обращение мне, советскому офицеру, не по душе.
– Почему же?
– Запятнали ваши соратнички хорошее слово кровью.
Что так, то так. Знал Буй-Тур проводников, чотовых, сотников, куренных, выжигавших села, выбивавших целые семьи. Видел и думал: путь к победе – через кровь и смерть. Победой обновится земля, и забудут люди горе, простят злобу, потому что примирят их светлые идеалы.
Буй-Туру показали кадры кинохроники: колхоз на месте сожженного в сорок четвертом бандеровцами села. Хорошее, сильное хозяйство, добротные хаты, детвора в школе, клуб, и за околицей – жито в рост человека.
Одни сожгли – другие отстроили…
И жену, Марийку, допустили чекисты на свидание. С сынком. Пришли в слезах – не ждали, что он объявится. Марийка работает медсестрой – закончила какие-то курсы. А Буй-Туру еще два года назад сообщили из провода, что замучены жена его и сын чекистами за связь с УПА – слава, мол, героям…
– Я сама пошла тогда до Советов и попросила: отправьте меня куда-нибудь отсюда, потому что не дадут жизни бандеры, вызнали, чья я дружина, топчут стежку по ночам. А мне сына надо растить, твоего сына, Марко. На следующую осень уже и в школу пойдет…
…А сообщали свои – закатувалы дружыну и сына чекисты…
Буй-Тур не чувствовал вражды к полковнику Коломийцу. Степенный и рассудительный мужчина – такому бы в школе учительствовать. Учитель, по мнению Буй-Тура, – первый человек на земле: от него и добро и зло, чему научит хлопчиков, такими они и будут. И когда в одном из сел хотели хлопцы пристрелить старика учителя – уже и к школьной стенке повели, – лично измордовал канчуком охочих до расправы.
Коломиец возится с ним уже который день и ни разу не крикнул, голос не повысил. А мог бы скоренько следствие провести – не отпирался сотник, не петлял, как перепуганный заяц, – рассказал все, что знал. Только и оставалось, что подшить его показания к «делу» – и в суд.
Полковник разрешил давать ему книги и газеты. И занялся Буй-Тур работой, от которой за последние лесные годы совсем отвык, – чтением. Особенно ждал «Радянську Украину», газету из Киева. Виделся ему за газетными строчками новый мир – огромный, непознанный. Тот мир, против которого он автомат поднял. Мир, выбивший навсегда из его рук оружие. Суда которого он теперь ждет.
Коломиец видел, какую мучительную борьбу ведет со своим прошлым бывший сотник, хотя и казалось Буй-Туру, что его боль скрыта от всех. Полковник, возвращая Буй-Тура на допросах в его прошлое, давал возможность еще раз пройти уже пройденное, взглянуть на минувшую жизнь по-новому, другими глазами.
Первые дни Буй-Тур просил: «Расстреляйте поскорее!» Потом замолчал. Задумался. Шли дни, и однажды обернулись его размышления сотней вопросов: отчего да почему? Не приходилось сомневаться: искренне пытался понять Буй-Тур, что же происходит, почему отвернулись люди от таких, как он, прокляли и имена их, и дело.
Политическая безграмотность этого взрослого человека поразила бы неопытного. Но не Коломийца. Полковник знал, как тщательно ограждаются бандеровские «лыцари» от любых соприкосновений с новой жизнью. Смерть грозила каждому, кого подозревали в том, что он как-то связан с сельчанами, встретился, пусть и случайно, с кем-то из знакомых, с симпатией относящихся к советской власти.
Только с ножом и автоматом, только с факелом шли в села бандеровцы.
И Коломиец давал сотнику время подумать, взвесить, прикинуть.
– Вербуете в свою веру? – спросил как-то Буй-Тур.
– А в нашей вере уже больше двухсот миллионов, – ответил полковник. – В нашу веру вербовать, силой загонять не надо…
«Так оно и есть», – подумал Буй-Тур.
Он обычно разговаривал с полковником осторожно, опасаясь хитроумных ловушек и козней, потому что, по словам референтов СБ из краевого провода, были на них чекисты великие мастера.
Но полковник вел себя с ним ровно и спокойно. А тут – встреча с Марийкой, с сыном. Все в душе перевернулось у Буй-Тура.
– Зачем вы их привезли?! – почти кричал он Коломийцу. – Могли бы просто сообщить – живы, мол.
– Ты бы не поверил, – ответил Коломиец. – Тебя ведь специально обучали не верить правде.
Буй-Тур согласился в душе и с этим. Конечно, решил бы, что обманывают чекисты, плетут свои сети. Референт СБ Сорока говорил, что из их сетей самому скользкому и хитрому не выпутаться.
А сыну на следующую осень в школу идти…
– Так чем могу служить, гражданин полковник? – тихо спросил Буй-Тур и встал, как встают перед словом приказа.
– Сядьте, Марк Иванович, – попросил Коломиец. – И попробуйте чистосердечно ответить на очень важный вопрос. Признаете ли вы, что ваша предыдущая деятельность была преступной, направленной против интересов народа?
– Да, – тихо сказал Буй-Тур.
– Тогда нам есть смысл разговаривать дальше. А просьба наша заключается в следующем…
Глава VII
За маленьким окошком камеры кружилась тополиная метель. Тополиный снег цеплялся за прутья решетки и, когда окошко было открыто, ложился на бетонный пол. Леся ловила пушинки, но они от прикосновения теряли свою прозрачную солнечную красоту – серые неказистые комочки.
Было начало осени – знойной, щедрой и веселой.
– Ты же говорила, что выберешься отсюда. – Ганна будто упрекала Лесю в том, что та до сих пор не на воле.
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается… Куда следователю торопиться? Вдруг выпустят меня, а я – националистка? – Леся говорила будто всерьез, а глаза смеялись.
– Я серьезно.
– И я тоже.
Ганна не решалась задевать Лесю: поняла, что одной в камере не выдержать. И разумный человек постарается увидеть в случайных людях, с которыми свела его судьба в зарешеченной клетке, не врагов – друзей.
Однажды они крепко поссорились. Так крепко, что Яна, вначале пытавшаяся притушить искры размолвки, перепуганно всплеснула руками:
– Бешеные! Такый и мий Гнат, як що не по ньому, побилие, очи скажени, прыдушыты може…
Ганна никогда и ничего не рассказывала о себе, но в тот вечер разоткровенничалась. Выходило, по ее словам, что выросла во Львове, родители держали небольшой книжный магазин – в основном украинская литература. В 1939 году магазин стал «собственностью народа», а родителям Ганны хоть с сумой по людям…
Началась, война, и с нею эти жуткие бомбардировки, паника, когда люди, как былинки, закружились во все испепеляющем огненном вихре. Родители Ганны погибли в первые месяцы военного лихолетья. Она пошла работать – знала неплохо немецкий, немцы взяли переводчицей. Не помирать же с голоду? Пусть и оккупанты, но она от них зла не видела. Да-да, слышала и о расстрелах, и о казнях, знает и о том, что немцы уничтожили в те годы львовскую интеллигенцию, ученых с мировой известностью, но это все ее не коснулось, обошло стороной, у нее была чисто канцелярская работа – перевод документов, приказов, распоряжений.