Страница 19 из 39
В. Б. Мириманов пишет: «В первобытном обществе путь к занятию художественным творчеством был, очевидно, таким же, если еще не более свободным для каждого члена общины независимо от пола и возраста. Синкритический характер первобытной культуры, социальная однородность общества, равные условия для общего развития каждого его члена заставляют предполагать, что в этот период появилась и существовала потребность в занятии искусством, так же как и потребность в потреблении искусства.
В отличии от других видов первобытного искусства живопись и и скульптура с самого начала создаются для стороннего зрительного восприятия» [1].
Искусство резьбы по камню бушменских племен. «Ни одно племя Южной Африки, вплоть до внутренних частей Центральной Африки, – говорил Голуб, – не дошло до такого искусства обрабатывать камень, какое выказали бушмены. Бушмен разгонял свою скуку резьбой на камне, производя ее при помощи каменных орудий; пользуясь этими же орудиями, он украшал свои крайне незатейливые жилища, доказал свои художественные способности и создал себе памятники, которые просуществуют дольше всего того, что сделали прочие здешние племена». В некоторых местах, где теперь живут или где прежде жили бушмены, на каждом шагу встречаются сделанные ими изображения на глыбах придорожных скал, при входах в пещеры, на крутых стенах утесов, и такие украшенные изображениями пункты простираются приблизительно от мыса Доброй Надежды через всю Капскую колонию далеко за Оранжевую реку. Эти изображения иллюминованы красной и желтоватой охровой красками, к которым присоединяются черный и белый цвета; рисунки исполнены на светлом фоне скалы или же выдолблены в контурах на темной утесе более твердым, чем они, камнем. Чаще всего встречаются одиночные фигуры африканских животных, например страусов, слонов, жирафов, носорогов и разных видов антилоп, а также домашних быков и в новейшее время – лошадей и собак. Изображаются также люди, причем фигуры бушменов, кафров и белокожих сохраняют свои характерные черты. Изображения животных встречаются целыми тысячами одно возле другого. Одно и то же животное художник, как бы ради упражнения, воспроизводит несчетное множество раз, причем изображения располагаются рядами; порой, когда дело идет о сценах охоты, борьбы, военных походов и экспедиций за добычей, люди и животные смешиваются на одном и том же рисунке».
Наиболее известно обнародованное Андрее изображение, которое скопировал французский миссионер Дитерлен в одной пещере, находящейся в двух км от миссионерской станции Гермона (см. рис. 1.31): бушмены похитили у кафров их стада быков; стадо угоняют налево, кафры, вооруженные копьями и щитами, бросаются вслед за разбойниками, которые оборачиваются и осыпают своих длинноногих врагов тучей стрел. Как ясно выражена здесь разница между высокорослыми темнокожими кафрами и приземистыми светлокожими бушменами! Как хорошо и верно нарисован бегущий скот! Как прекрасно и живо представлено все происшествие! Но перспективного удаления и распределения света и теней тут очень мало.
Рис. 1.32. Изображение бизона. Пещера Альтамира. Верхний палеолит [15, 16, 17]
Анна Завадская пишет: «Относительно всех прочих изображений подобного рода, скопированных или привезенных в Европу, мы должны сказать, что сообщения Гутчинсона и Бюттнера о существовании у бушменов перспективных изображений основываются на недоразумении. Отдельные животные, начертанные в виде силуэтов, представляются совсем в профиль. Чтобы убедиться в этом, достаточно тех рисунков, которые, благодаря Голубу, поступили в Венский придворный музей и коллекцию Карлсруе».
Разберем рисунок на потолке Альтамирской пещеры – одно из изображений бизона (рис. 1.32). Он относится к так называемому мадленскому периоду, то есть к концу эпохи верхнего палеолита, ему не менее двадцати тысяч лет. Смелыми, уверенными штрихами, в сочетании с большими пятнами краски, передана монолитная, мощная фигура зверя, с удивительно точным ощущением его анатомии и пропорций. Изображение не только контурное, но и объемное: сразу виден крутой хребет бизона и все выпуклости его массивного тела. Рисунок полон жизни, упругость коротких крепких ног, ощущается готовность зверя ринуться вперед, наклонив голову, выставив рога и исподлобья глядя налитыми кровью глазами. Это не элементарный рисунок. Его «реалистическому мастерству» мог бы позавидовать современный художник-анималист.
«…В конце концов, это не должно нас удивлять. Ведь в пределах своего образа мыслей, своих занятий, своего кругозора первобытный человек должен быть великим мастером – иначе как бы он смог выстоять в условиях жесточайшей борьбы за существование, окруженный враждебными силами природы, слабый, без когтей и клыков, почти безоружный?» [15, 16, 17].
Навыками, жизненно необходимыми человеку каменного века, были и навыки ручного труда – искусных манипуляций руки. Разве современный человек смог бы охотиться на свирепого носорога или мамонта с помощью кремневого копья? Если присмотреться к орудиям труда пещерного жителя, хотя бы к его костяным иглам, то видно, какая это была утонченная и искусная работа. Рука такого мастера была уже поистине мудрой: она прошла великую школу труда. Искусность руки и меткость глаза дали возможность создавать великолепные, мастерские изображения. Но сказать, что они ни в каком отношении не примитивны, было бы тоже неверно. Примитивность сказывается, например, в отсутствии чувства общей композиции, согласованности. На потолке Альтамирской пещеры нарисовано около двух десятков бизонов, лошадей и кабанов; каждое изображение в отдельности превосходно, но как они расположены? В их отношении между собой царит беспорядок и хаос: некоторые нарисованы вверх ногами, многие накладываются одно на другое. И никакого намека на «среду», «обстановку». Тут действительно возможна какая-то аналогия с рисунками маленького ребенка, которые он наносит вкривь и вкось и не пытается согласовать их с форматами листа. Видимо, само мышление первобытного человека, очень натренированное в одном отношении, беспомощно и примитивно в другом – в осознании связи. Он пристально вглядывается в отдельные явления, но не понимает их причинных связей и взаимозависимостей. А если он не понимает, то и не видит – поэтому его композиционный дар еще в зачатке. Но главным образом примитивность сознания первобытного «художника» проявляется в чрезвычайной ограниченности сферы его внимания. Он изображает только животных, и только тех, на которых он охотится (или которые охотятся на него самого), то есть лишь то, с чем непосредственно связана его борьба за жизнь.
Естественно, что наш ответ на эти вопросы может касаться лишь рассматриваемого периода истории и примитивности.
Приведем один действительно имевший место случай. Французский ученый А. Лот рассказывает, что долгие годы мимо великолепных изображений в Сахаре ездили и туземцы и европейцы, но не видели их. А. Лот пытался внушить интерес к петроглифам своему проводнику, туарегу Джебрину, но особенно не преуспел. «При взгляде на изображения каких-то рогов, – рассказывает Лот, – в лучшем случае для него было ясно, что они принадлежат быку или антилопе… Однажды, обнаружив фреску со слоном, я попытался ему разъяснить, как выглядит это могучий зверь: «Вот тут, Джебрин, голова, тут хобот, а вот клыки, видишь?» Но Джебрин ничего не понял, хотя изображение и было очень четким» [21, стр. 44].
А. Лот объясняет эту странную слепоту тем, что этот туарег никогда в жизни не видел ни слонов, ни запряженных лошадьми колесниц, и поэтому рисунки были ему неинтересны. Но как же быть с изображениями быков и антилоп – животных, хорошо знакомых Джебрину по странствиям в Судане? Они в равной степени не произвели на него никакого впечатления.
Известно, что древние люди и в Сибири, и в Африке, и во Франции часто наносили новые рисунки поверх более древних так, как будто их совсем не было. Они словно рисовали на абсолютно чистой поверхности. «…Более поздний мастер безжалостно уничтожал работы своих предшественников, выбивая по старым рисункам новые, часто более крупные», – отмечает академик А. П. Окладников [23, стр. 114]. Выходит, ранее созданные изображения были для более поздних поколений пустым местом, не имели смысла, ничего не значили, хотя подчас вновь изображались или те же животные, или близкие им по виду.