Страница 9 из 24
– Что там за девушка?
– Марфа Заборовская.
Софья быстро пролистала картотеку в своем разуме – словно десятки файлов перемотались в один момент.
– Апраксина? Красота столицы русской?
– Да, государыня.
– Ах, вот оно что…
Софья прикусила губу.
Видела, видела она эту Марфу. Даже специально интересовалась. И вот беда – попалась эта зараза на глаза Алексею.
Угораздило ее…
Так получается, что сильных мужчин часто тянет к слабым женщинам, чтобы казаться рядом с ними еще сильнее. Или чтобы оберегать, защищать, реализовывать свои инстинкты хищника… Вариантов много, но в том-то и дело, что эта игра хороша до определенного предела.
Тигр может охотиться на антилопу, только вот потом ее надо сожрать, а не создать с ней семью. А если создать, то кто получится в итоге? Какими будут их дети? Рогатыми тиграми? Антилопами с полосками?
В любом случае – несуразная химера. Просто потому, что сильным мужчинам нужны сильные женщины, только от такой можно ждать сильных и умных детей. А не нежные лилии, которых придется оберегать всю жизнь. Дети-то тоже получатся лилиями. Даже если и тигровыми, зубов у таких цветов не будет. А Марфу Софья помнила.
Милая, нежная, очаровательная… липучка. Феде бы такую, не Алешке!
Будь она другой, Софья дала бы брату развлечься. Покувыркались бы месяца два, потом вышла бы Марфуша замуж да и долой из столицы и из сердца. А такие прикипают, врастают, привязываются и привязывают. Если с ней так поступить, последствия могут быть самыми непредсказуемыми, вплоть до самоубийства.
Софья еще по той жизни помнила, как влип один ее товарищ. Всякое бывает, переспали. Что ж теперь, жениться? Так эта дура работала в его компании. На заседании совета акционеров она просто подала себе кофе с мышьяком, выпила и заявила: мол, сейчас сдохнет на глазах у любимого, на его руках, чтобы помнить его глаза, чтобы он помнил… ну и прочие подобные глупости. Жаль, не знала, что мышьяк мгновенно не действует. Откачали и устроили по блату в психушку. Но опозорился товарищ на всю Россию!
А здесь куда? В монастырь?
И то, там-то девяностые, никому никакого дела не было до истеричной дуры, но сплетничали несколько лет напропалую. Мужик, наверное, на узел завязал, чтобы второй раз так не попасться, а тут нравы другие! Не то время, чтобы ходить и блудить!
Уля будет переживать по-страшному, шила в мешке не утаишь. Семья трещину даст, команда распадаться начнет, репутация царя будет подорвана. И что останется?
Проблемы, сплошные проблемы…
Надо переговорить с Алексеем, посмотрим, что он скажет.
Софья раздумывала, как начать этот разговор, но не пришлось – брат пришел к ней первым.
– Соня, надо посоветоваться.
В изложении Алексея история была почти такой же. Но… брат не знал, что ему делать. Хотелось, очень хотелось, но пока еще царь перебарывал в нем человека. И Софья оценила.
Коснулась рукава братика, приобняла за плечи.
– Алеша, нельзя тебе с ней. Не здесь, не сейчас, ты же понимаешь? Уля тебе никогда не простит. Не сможет… Ты столько строил свою семью, чтобы потом все потерять ради сомнительной девицы?
Алексей весь аж вскинулся – и это был плохой признак, очень плохой.
– Соня, ты не понимаешь. Она такая, она… настоящая.
Соня крепко обняла брата за плечи, удерживая здесь и сейчас, чтобы не наделал глупостей.
– Понимаю, Алешенька. Может быть, именно я и понимаю. Но – нельзя. Ты царь, своей волей ты можешь послать меня к чертям, забыть мои слова и поступить как хочешь. Можешь заткнуть меня, упрятать Улю в монастырь, можешь привести в терем эту плаксу, приказать детям принять ее как мать… можешь?
И Алексей опустил плечи.
– Сонь… это так гадко звучит.
– Именно. А делать это – еще гаже получится. Уля тебе доверяет. А эта?
– Она такая нежная, хрупкая…
– Алешенька, ты просто влюблен. Но и дон Хуан любил нашу Любушку. И – отказался. Ради своей страны он сделал тяжкий выбор и принял свой крест. И они счастливы с Машей, насколько могут и умеют. Думаешь, с Любавой ему было бы лучше?
Алексей покачал головой.
– Соня, я не могу выбрать. Но и видеть ее не хочу. И… хочу. Что делать?
Соня взъерошила братцу волосы.
– Поезжай-ка ты с детьми и Улей в Дьяково? На пару месяцев. Или куда в паломничество? Хочешь?
– Не хочу, – отозвался Алексей, – но поеду.
– А я тут решу вопрос.
– Ты не причинишь ей вреда?
– Алешка! – Софья возмутилась уж вовсе не наигранно. – За что? За то, что она тебе понравилась? Совесть поимей!
Алексей ткнулся лицом в простое темное платье Софьи, ощущая, как тонкие пальцы с парой колец – от него да от Ивана – перебирают волосы совсем по-матерински, ласково, уютно. Да. Хорошо, что она рядом. И сможет понять, и поддержать, и помочь…
Всей правды он Софье так и не сказал. Женщина чем-то зацепила его. Было в Марфе нечто… тонкое, возвышенное, нежное. Ее хотелось поднять на руки, прижать к себе и защитить от всего мира. Унести на поляну с цветами и остаться рядом с ней навечно. Только вот…
Сейчас он безжалостно давил в себе эти мысли, рассказывая все сестре. Понимал – она сейчас встревожится, найдет Марфу и действительно займется ее судьбой. И будет у той дом, дети, супруг…
Про царя она и думать забудет. А вот Алексей сейчас отлично понимал дона Хуана. Это могла быть любовь. Могла быть страсть. И ее надо было раздавить каблуком, потому что есть Ульрика, дети, государство… Будь оно все… нет!
Не смей договаривать! Даже думать о таком не смей, Алешка!
Он – царь. И это его ярмо. И долг, и честь, и люди на него рассчитывают. Никогда он не поставит даже возможность любви выше всего этого. Так уж воспитали.
А сердце все равно иногда щемит, стоит только вспомнить грустный взгляд громадных голубых глаз.
Сердце щемило и в Дьяково, но постепенно встреча на дороге куда-то уходила, заслонялась впечатлениями из жизни. Вот смеются дети, вот Уле сплели венок из ромашек, и она в нем выглядит красавицей, потому что счастлива, а счастье красит женщину, вот царевичи в лесу нашли ежика и просят его оставить…
Голубые глаза словно померкли, отошли на задний план.
Он будет, будет еще вспоминать их, но – потом. Все потом. Он справится, он сильный. И уж тем более не волновало Алексея происходящее в Москве.
Он не знал, что на следующий же день Софья навестила дом Заборовских, потребовала к себе Марфу, выспросила у нее все, что могла, отметила ту же болячку – начальные признаки влюбленности в государя (плохо, очень плохо, надо пресекать), а спустя неделю нашла девушке жениха. Который – вот совпадение-то! – отправлялся к новому месту службы. В Крым. Подальше от Алексея! Чтобы ни ногой в столицу!
Говорят, Азов стал очень милым местом, вот там пусть и сидят! Точка!
Нельзя им этого, вовсе даже нельзя. Будь Марфа другой, но ведь эту липучку потом ничем не отдерешь. Да и Заборовские род обильный, уцепятся, никакие Милославские их не отдерут. Нет, так не пойдет. Не затем они тридцать лет работают, чтобы из-за непонятной девицы все прахом пустить! Она этого не допустит!
А боль…
Природа власти такова, что ради нее приходится рвать на куски не только чужие сердца, но и свое. Успокоятся и Марфа, и Алексей, никуда не денутся. Нет у них такого выбора. И права на любовь тоже нет. Пусть кто хочет – осуждает, а Софья выбор сделала. Да и Алексей тоже, иначе не рассказал бы ей все, не уехал. Благодарен за это не будет, и хотелось бы ему, но – нельзя.
И этим все сказано.
– Мария, милая, ты не могла бы навестить Марию-Луизу?
Маша с интересом посмотрела на супруга.
– Что случилось?
– Она уже третий день бьется в истерике.
Хм-м… это серьезно. Более чем, учитывая, что испанский двор – место своеобразное. Но если королеву не могут привести в чувство даже ее придворные дамы?!