Страница 15 из 23
Написано в поезде
Бегут огни в простывших ризницахтвоих дощатых полустанков.И эта ночь к чему-то близится,как наш вагон – полупустая.Нас гонит, гонит боль колючая…Вокзалы лошадьми понурымив тоске, щемящей, как уключины,впрягаются в стальное утро.Ты тянешь мимо, Русь разбойная,потерянная и вековая,дороги синие, чтоб помнили,чтоб помнили и уповали.И не считаясь с пассажирами,тихонько плачешь об отставших.О, Господи, не на поживу —на слезы душу мне растащат!Все те же ливни будут в рощахтелами ластиться к земле,и мы с тобой не станем проще,ни ласковее, ни светлей.Мы уезжаем, уезжаеми падаем, как на ножи.И эти рельсы не заржавят,покуда мы на них лежим!Мы…
1. Мышонокмышонок, посмотри, какая луна —желтая и бальшая-бальшая,значит, мама принесет шалунамкусочек сахара,хрустящего за ушамиветер разогнал облакакак стадо овечек,от горизонта налево.небо похожена черный плакатс лицомиспуганной королевыа этажом выше,нелепый такой,человек, взобравшись на стулсекунду помешкал:луна показалась емупятаком,на котором выпадеторел или решка2. Мышикогда твой дом опустеетв зоне военных действийчто ты станешь делать?куда пойдешь?только шорох в его углахродомиз бесшабашного детствада еще за окнамиослепший дождьстарая стараяглупая мышьпусть хозяева уходятусталые и такие серыетолько в хитросплетениях мыщцплещется маленькое сердцеуходите милыев поездах еще есть местауходите хорошиепожитки давно сложеныно кто-то же должен жить там,где уже никто не можетв пустотев ледяном одиночествегде даже деревьяуже не дышатмы сидим на хвостеу кромешной ночиполуоблезшиетеплые мыши3. В твоих глазахв глазах твоих синихозераиз чистого светапрощальные искрывечерний неласковый инейедва уловимыетонкие ветвилегко убегающих вглубьпредсказательных линийпроходитпроходими время кидается с крышиночной пароходиктщедушное тельце разыщетя вижу себяуходящего мимо и вышеот дольних глубингде никто никого не услышитяверноубиттолько кто-то тихонечко дышитв заброшенном домеозябшие глупые мыши…Сдохнуть от любви
Нет, этот стих, пожалуй, не будет длинным.Три-четыре слабых строфы.В нем к последней точке сойдутся линии,небо дотянется до травы.Видишь ли, мне почти ничего не важно.Сердце нашептывает: «Не дыши».Не разглядеть за шторами глаз нашихсветлячков бессмертной души.Но я ведь писал не для развлеченья,не для славы,не потому, что я графоман,но потому что раньшемне было больно,а теперь я просто схожу с ума!К черту рифмы, зачем они?Красоты тут совсем немного.Ни один по нам уже не зазвонитколокол – по-земному.Кто спасет всех нас от бессмыслицы,от денег, от напечатанных слов?Кто спасет нас от одиночества?Я уже знаю ответ.Никто.Берег
Облака осыпаются пеплом,хрустящим и ломким,на подветренный берег,изломанный солью прибоя;их уносят, как ватус рождественской елки…Черно-белое фотозасмотрено мною до боли.Милый мальчик,научишься плакать,разучишься снова.Успокойся,ничто не проходит бесследно.На губах твоих тонкихостанется теплое слово,шепоток осторожныйна беленькой курточке летней.Мне немножко неловкоза быт твой, лишенный уюта,и за взгляд – осторожный,испуганныйи просветленный.Голова твоя клонится,словно каютакорабля,в волосах остывает доверчивоветер соленый.«В треугольнике света солнце всегда в углу…»
В треугольнике света солнце всегда в углу,так и ты в непроглядной моей судьбена вершине. Свалившись оттуда вглубь,никогда не окончат круги разбег.Так бросают монетку на дно реки,чтобы руку свою окунув в закат,неподкупному времени вопреки,с тем же самым ничем возвратилась рука.Только все-таки есть здесь какое-то «но»,даже если отбросить все «если бы».В недостроенном доме моей судьбыэто было единственное окно.