Страница 18 из 22
<i>6 нояб. 1927 года, воскресенье. Москва, Hotel Grand.</i>
Опять серый и дождливый день. Большую часть дня я пишу. Утром БОКС […], которое здесь берет на себя заботу о таких гостях, как я, прислало мне гида-переводчика на весь день. Но я отпустил его, попросив вернуться к часу. Между тем меня ждут разные посетители: проф. Г. У. Л. Дана из Новой школы социальных исследований в Н.-Й.[148], Скотт Неринг, представитель Chicago Daily News, глава […] и другие. Они рассказывают мне разное о России и о том, что ждет меня здесь. После праздников мне должно быть позволено увидеть некоторых вождей и руководителей Коммунистической партии, которые правят в России, а после этого мне дадут гида и обеспечат переезд и проживание в тех пунктах России, которые я захочу посетить. Неринг предлагает взять Рут Корнел[149], так как она говорит по-русски и по-английски, а поскольку мы уже так близки, мне это представляется идеальным выбором. В 4:30 дня состоится открытие десятидневного праздника, а также прозвучат приветствия иностранных коммунистов и гостей. Мне принесли билет в ложу. Пойду – на открытие по крайней мере…
Рут Кеннел на Красной площади во время визита Драйзера
Было очень впечатляюще, особенно гимн в память павших, который мастерски сыграл оркестр и который огромное собрание слушало стоя. Этот оперный театр внутри и снаружи производит большее впечатление, чем любой другой театр в Европе[150]… В пять тридцать я уезжаю; вернувшись, нахожу здесь Рут Корнел (см. выше примеч. ред.) и Динамова. Она должна отвезти меня посмотреть русскую народную пьесу в одной из маленьких школ театрального искусства. Пьеса показывает забавные картины деревенской жизни во время свержения царя и прихода к власти Советов. Она слишком длинная, но если правильно сократить, то в Америке ее может ждать успех. Я уверен. После представления оставляю ее в ложе и возвращаюсь писать…
Русские, безусловно, беспечные люди; практичные в некоторых вещах, безразличные или непрактичные в других. Взять, например, этот отель. С точки зрения архитектуры он всеми своими особенностями напоминает дворец: большие залы, большие номера, пышная мебель в стиле Людовика Великого… И при этом там и сям – рваные ковры, посредственное постельное белье, постоянно что-то ломается, лифты ходят через две минуты, но берут только двоих; неработающие замки; часто после 9 вечера нет горячей воды. Тем не менее обслуга всегда вежлива – за исключением главного офиса, где можно стоять часами, если вы не можете объяснить свою просьбу на языке, понятном конкретному дежурному клерку. А считается, что это международный отель, действующий под непосредственным руководством Центрального правительства СССР…
Вот и в театре, который мы посетили сегодня, был только один вход и не было выхода для 800 или 900 зрителей. И потому все свертки и туфли нужно было оставлять у дверей и почти что в позорной давке сражаться за то, чтобы войти и снова выйти! Само здание театра, которое ранее было действительно великолепным особняком, конфисковано у одной из богатых буржуазных семей. «Где сейчас члены этой семьи? – спросил я – Кто-нибудь знает?» – «Они мертвы либо работают в Нью-Йорке или Париже официантами».
<i>7 нояб. 1927 года, понедельник, Москва, Grand Hotel</i>
Меня будят музыка оркестра и тяжелая поступь солдат, входящих на Красную площадь: трам-там-там. Это начало празднования 10-летнего юбилея. И хотя сейчас всего лишь 8:30, они уже подходят – длинные колонны марширующих войск. Красная гвардия. Курды из Курдистана, донские казаки в длинных летящих шинелях, сапогах со шпорами и меховых шапках. Они движутся верхом на небольших, но явно сильных и быстрых лошадях. Вот несколько отрядов сибирских стрелков. А теперь железнодорожная охрана в огромных длинных шинелях и шапках какой-то особой конструкции – и у каждого на плече винтовка. А вот стражи границы; а вот революционные отряды из далекой Грузии – люди с седыми бородами и в тяжелых теплых одеждах верхом на ладных вороных лошадях. Говорят, что они насмерть сражались с белыми империалистами, и это все, что осталось от большого подразделения бойцов. А вот кавказская артиллерия на легких горных повозках, оснащенных маленькими пушками и пулеметами. И так далее – колонна за колонной до 11 утра. Потом появляются рабочие: сначала прибыли профсоюзные активисты – машинисты, резчики по дереву, стекольщики, обувщики, мебельщики, камнерезы – сто шеренг – и все вооруженные. И после них огромный парад сочувствующих коммунистам – тысячи и тысячи мужчин и женщин, юношей и девушек всех рабочих профессий. Кто в белом, кто в синем, некоторые – в белых шапках, некоторые – в красных. И для русских все весьма радостные и веселые. Они приближаются к воротам на Красную площадь, которая находится прямо перед моим номером, и строятся в четыре сходящиеся колонны по двенадцать человек в шеренге. Марши продолжаются с 11 утра до самой ночи. Они маршируют, чтобы показать миру, насколько велика их вера в Красную Россию. И здесь, где совсем недавно была только нищета, невежество и слепая вера, теперь идут более или менее образованные и обученные мужчины и женщины, юноши и девушки. Здесь можно видеть всевозможные иллюстративные стенды и платформы, наглядно демонстрирующие хозяйственные достижения нынешней России: жатки, сноповязалки, трактора, сенокосилки, моторы, автомобили, стальные балки – то есть всевозможные коммерческие товары, и вокруг транспаранты, транспаранты, которые, как я полагаю, рассказывают миру о том, что Советская Россия больше никогда не попадет под капиталистическую тиранию, или содержат призывы не допустить этого. И постоянные оркестры, приветствия и крики «Ура!». В одном из лозунгов говорится о том, что Мать-Азия (а сегодняшняя Россия находится в основном там) наконец просыпается и теперь будет жить в современных условиях. Этот огромный гигант наконец пробуждается от векового сна – приходит в себя и вступает в новый день с новой миссией. Я никогда не ожидал увидеть такую удивительную картину, как марш азиатов с лицами всех типов – от китайского до европейского, с пением гимнов о братстве и благоговейным приветствием их всеобщего учителя Ленина при проходе мимо его мавзолея. Здесь нет священников, нет лозунгов, только символы человеческой решимости сделать жизнь более терпимой для всех. Я думаю (если только человеческая природа сможет подняться до такой возможности) – это один из шансов для подлинного улучшения человека. Но вполне может быть, что эта программа слишком красива для того, чтобы стать успешной, и это только идеал существования, до которого слабое и эгоистичное человечество подняться не сможет. Тем не менее я искренне надеюсь, что это не так – и это действительно начало лучшего или более яркого дня для всех…
Дневник, лист 110, запись, сделанная Драйзером
9:30 утра. Я иду на Красную площадь смотреть парад с большой трибуны. Встречаюсь здесь со Скоттом Нерингом и его коллегой – неким коллективистом, который только что вернулся сюда после девяти лет жизни в Пекине. Он рассказывает, что экономическое и социальное развитие последних 10–20 лет почти полностью определялось борьбой между коммунистами и некоммунистами. Англия и Япония – как обычно, при американской финансовой поддержке – присоединились к контролю продвижения коммунистов в Южный Китай. Здесь было уничтожено множество больниц, лабораторий, университетов, деловых предприятий и социальных организаций – многолетняя работа по их сооружению пропала впустую. Виды на будущее, по его словам, там были еще хуже. Подобно Нерингу, он также по пути в Москву проехал через всю Сибирь, видел множество городов и деревень. Все люди, особенно крестьяне, одеты бедно, что его подавляло, хотя физически, как ему показалось, они выглядели вполне достойно. Однако в одежде, зданиях и товарах должно произойти еще немало изменений, прежде чем страна станет выглядеть не такой напряженной…
148
торые потрясли мир» (1919). Вскоре после публикации книги Рид вернулся в Россию, где встретился с Лениным и стал членом Исполкома Коммунистического интернационала. В следующем, 1919 году он умер от тифа и был похоронен на Красной площади у Кремлевской стены. С 1929 года в Соединенных Штатах стали возникать клубы Джона Рида, которые объединяли авторов, придерживавшихся левых взглядов.
149
Генри Уодсворт Лонгфелло Дана, преподаватель Новой школы (New School); автор «Справочника по советской драме» (Handbook on Soviet Drama, 1938) и книги «Драма в России военного времени» (Drama in Wartime Russia, 1943).
2 Драйзер не сразу запомнил фамилию Рут Кеннел (ред.).
150
Драйзер упоминает знаменитый Большой театр. Свой нынешний вид театр принял благодаря реконструкции, проведенной архитектором Альбертом Кавосом (1800–1863) после того, как пожар 1853 года полностью уничтожил внутреннюю часть здания.