Страница 11 из 22
Он уверяет меня, что все это очень важно и что я должен иметь представление обо всех этих людях. Появляется делегация из десяти репортеров, и я излагаю свои взгляды, а точнее, мою реакцию на предоставившуюся возможность (см. утренние газеты Н.-Й. за среду, 19 окт., 1927)[84]. В 11:30 они уходят. У меня встреча с Б. в офисе. Она расстроена переменами – и более страстна, чем когда-либо. Возвращаюсь и работаю над «Галереей женщин». В 17:00 приходит Робин, зачитывает отдельные изменения, которые он сделал в пьесе. Остается на ужин. Он, Хелен и я отправляемся в [ресторан] Venetian gardens. Несмотря на всю мою склонность к сексуальному разнообразию, я понимаю, что питаю любовь к Хелен. Духовную, не материальную. Мне жаль ее оставлять.
ПАССАЖИРСКОЕ СУДНО «МАВРИТАНИЯ»
<i>19 окт. 1927 года, среда, Нью-Йорк. 57-я Зап., 200</i>
Г-н Ройс сообщил мне, что обед будет у Сэма Шварца (Макдугал, 140)[85]. Снова обратитесь к г-ну Гилеади, у которого есть еще одна телеграмма. Почему-то теперь, когда я уезжаю, мне жаль Хелен. Она мне ближе всех. В час – встреча с Б., у нее есть куча писем от самой себя, которые я должен читать в пути! Позвонил Джек Поуис и пришел поговорить о России[86]. В четыре появился Уолдо Фосетт с речью об открывающихся передо мной возможностях. В пять мы с Хелен выехали к пароходу. Она купила большой букет георгинов и украсила ими каюту (Палуба «В», № 57). Мы оставляем пальто и сумки и отправляемся к Шварцу обедать. Компания собралась большая: Эрнест Бойд, Дж. Р. Смит, Ганс Штенгель, У. Вудворд, Джо Фримен, Диего Ривера, Джозеф Вуд Крутч, Флойд Делл, Карл Бранд, Эрнестина Эванс, Листер Шарп[87]. Выступали Делл, Ривера, Эд Ройс, Джозеф Фримен, Эрнест Бойд, г-жа Вудворд – и я с ответным словом. Конрад Берковичи подарил мне на счастье румынский платок[88]; Ганс Штенгель – трость [с набалдашником из] слоновой кости; Магда Йохан – письмо. В девять закончили. Всей толпой пошли к судну. Цветы от Б. Книги от Мод. Эстер и Кэролайн зашли в каюту[89]. На меня набежало большое число газетчиков и две группы фоторепортеров. Бесконечные шутки – до самого удара колокола. В одиннадцать остаюсь один. Лайнер отходит. С палубы вижу, как Эстер машет мне рукой.
<i>23 окт. 1927 года, воскресенье, на борти «Мавритании»</i>
Обычный океанский круиз. В четверг допоздна читал статьи и письма, с которыми мне обязательно нужно было ознакомиться, а также работал над робиновской версией «Гения». За ужином познакомился с Беном Хьюбшем, издателем, – он подошел к моему столу[90]. Сказал, что на борту находятся писатель Джозеф Энтони[91], а также г-н и г-жа Эрнсты[92]. Хейвуд Браун радиограммой рекомендовал им обратиться ко мне[93]. Обещал подойти к их столу завтра. В пятницу (в обед) подошел и познакомился со всеми – в том числе с судьей Мюллером из Голландии. После обеда мы договорились встретиться в пять и посетить Диего Риверу, который путешествует в 3-м классе. Через г-жу Эрнст я расспрашиваю его о Мексике, а затем приглашаю на ужин. Он показывает фотографии, иллюстрирующие его интересные работы, которые он взял в Россию. После ужина мы идем в мою каюту и говорим до полуночи. В субботу читаю и пишу – делаю эти заметки, пишу письма, заканчиваю пьесу. Смотрю призовой бой на солнечной палубе в 15:00. Говорю с Энтони, который показывает мне публикации Херста. Отправляю радиограммы Хелен и Киллману в Лондон. Заканчиваю читать «Дорогу в Буэнос-Айрес»[94]. Ужин в своей каюте. Работа до полуночи. В воскресенье (сегодня) спал до полудня. За обедом общался с Мюллером, г-ном и г-жой Эрнстами, Энтони и Хьюбшем. Говорили о России, анархизме, коммунизме, праве, фильмах, напитках. Эрнст обещал передать еще несколько писем. Вернулся в каюту, веду эти заметки. Начал статью для Элсера.
<i>24 окт. 1927 года. понедельник, пароход «Мавритания»</i>
Благодаря любезности судьи Мюллера, выступившего в качестве переводчика, я только что продолжил разговор с мексиканским художником Диего Риверой. Он утверждает, что интеллектуально является коллективистом, а не индивидуалистом, и что он воспринимает народную массу как получателя (из рук высших творческих сил) всех важных импульсов и устремлений, которые способствуют развитию народа и, следовательно, развитию расы (следует «Творческой эволюции»[95]). В этой массе индивид обнаруживает себя в некоторых случаях очень, очень похожим на Иова по масштабу чувств и мыслей, в других, как в случае Шекспира, Вольтера, Аристотеля, Гёте, поднявшимся ввысь. Но какие бы высоты мысли ни покорял и какой бы индивидуальностью ни был индивидуалист, все же это идет от массы: его истинная чувственная связь и понимание ее – его устремления, импульсы, влечения, ограничения и т. д., которые он рисует, если он склонен к творчеству и, следовательно, к выражению, его истинная значимость или, по крайней мере, заимствованная. Ученый, например, есть не более чем индикатор массы, и это дает ему шансы на то, чтобы выразить и при удаче удовлетворить какое-либо реальное или скрытое требование масс; это следующий шаг, или приращение в медленном процессе изменения. То же – с художником, государственным деятелем, генералом, поэтом. Разумеется, вполне понятно, что некоторая такая точка чувствительности к массе должна получать воздействие непосредственно от творческих импульсов или сил, стоящих выше или за человеком, некоторые слабые намеки на вещи, необходимые для массы (чего она хочет), но только в силу того, что он идентифицирует эти намеки с потребностями или использованием, или служением человеку, он становится более значимым как индивидуум. Короче говоря, тот, кто больше других ведет, тот больше всего служит. Отсюда его [Риверы] коллективизм, и он чувствует, что он становится тем больше художником, чем более он коллективист. Отсюда его симпатия к русскому коммунизму.
Я попросил его рассказать о том, как он стал художником. Он рассказал, что родился в Мексике, но рано отправился учиться в Париж. Там его впечатлили импрессионисты, неоимпрессионисты и кубисты – и на какое-то время он попал под сильное влияние их идеалов и их техники. Позже, когда началась Великая [Первая мировая] война, он обнаружил, что не согласен со многими своими братьями по кисти. Они полагали, что новая русская революция обещала – как естественное следствие – полное одобрение кубистической идеи искусства, и они хотели, чтобы он отправился в Россию, чтобы там развивать кубизм как великое выразительное искусство будущего. Но он с этим не согласился. Вместо этого, будучи темпераментным человеком и коллективистом, он почувствовал, что искусство должно быть более прямым и просто выразительным не только с точки зрения чувств и импульсов массы, но и с точки зрения ее понимания. Чтобы разобраться в этом вопросе, он решил вернуться в Мексику, где надеялся в какой-то форме выразить мысли массы, и стал писать муралы[96] для правительственных учреждений. В последнее время его работа там довольно далеко продвинулась, но Россия, похоже, предложила массам новый способ выражения в искусстве, и он решил направиться туда, взяв с собой презентации и большую коллекцию фотографических репродукций своих работ. Этими аргументами он надеется побудить власти СССР поручить ему художественное оформление советских зданий. В случае успеха на переговорах он вернется в Мексику, чтобы завершить там работу (только на несколько месяцев), а затем на неопределенное время уедет в Россию.
84
См., например, книгу Dreiser Sails Tonight for Red Celebration // New York Times. 1927. 19 October. Sect. 3. R 4.
85
Сэм Шварц был владельцем популярного ресторана Schwartz's на улице Макдугал.
86
Джон Купер Поуис (1872–1963) – валлийский писатель и ученый. Поуис был одним из самых активных сторонников Драйзера во время гонений на его роман «Гений» (1915).
87
Гости – писатели, художники и активисты левых взглядов. Вот самые известные из них. У. Вудворд – это, скорее всего, Уильям Э. Вудворд, бизнесмен, писатель и историк; Хелен работала у Вудворда, когда она впервые приехала в Нью-Йорк по его поручению в качестве директора по рекламе компании Industrial Finance Со. Джозеф Фримен – молодой американский коммунист, некоторое время работал в Москве; его самая известная книга – «Советский рабочий» (The Soviet Worker, 1932). Диего Ривера (1886–1957) – мексиканский художник, известный фресками, отражающими его марксистские взгляды. Джозеф Вуд Крутч – журналист и критик, чьи обзоры книг Драйзера появлялись в New York Evening Post и Nation. Флойд Делл (1887–1969) – писатель, редактор, драматург и журналист. В первое десятилетие XX века социалист Делл активно вращался в чикагских литературных кругах; в 1913 году он переехал в Гринвич-Виллидж, где писал сценарии для труппы Provincetown Players и помогал редактировать журнал Masses. Карл Брандт из Brandt & Brandt – литературный агент. Эрнестина Эванс – искусствовед, особо интересовавшаяся творчеством Диего Ривера.
88
Конрад Берковичи – прозаик, драматург и историк; родился в Румынии.
89
Эстер – Эстер Маккой; личность Кэролайн не установлена.
90
Б. У. Хьюбш – издатель и книготорговец, который в течение самых успешных лет своей деятельности (1902–1925) издавал работы Андерсона, Джойса, Лоуренса, Горького, Стриндберга, Чехова и других известных писателей. Позже он объединил свои усилия с Viking Press и стал руководителем этой компании.
91
Джозеф Энтони – журналист, который работал в газетах Херста.
92
Г-н Моррис Л. Эрнст – считался адвокатом левых взглядов.
93
Хейвуд Браун – обозреватель и участник круглого стола в отеле Algonquin.
94
Драйзер читал гранки книги Альбера Лондра «Дорога в Буэнос-Айрес», выходившей в издательстве Constable; эти гранки сохранились в библиотеке Драйзера в Пенсильванском университете. «Дорога в Буэнос-Айрес» представляла собой исследование проституции и «торговли белыми рабами» между Францией и Аргентиной. Драйзер написал введение к книге, вышедшей в 1928 году (перевод с французского Эрика Саттона). См. Dreiser and the Road to Buenos Ayres // Dreiser Studies. 1994. Vol. 25 (2). 3-22.
95
«Творческая эволюция» (L'Evolution creatrice) – одна из основополагающих работ французского философа Анри Бергсона (1859–1941), впервые опубликованная в 1907 году.
96
Современная уличная живопись, фрески.