Страница 18 из 20
Ельцину нравилось общаться с Назарбаевым. Они подружились еще во время встреч в Ново-Огареве. На этих горбачевских посиделках практически никто, кроме президентов союзных республик, не присутствовал. Я находился за стеклянной дверью и, когда шло шумное обсуждение федеративного договора – документ готовили к подписанию как раз в 20-х числах августа, – был одним из немногих свидетелей этой, в сущности, свары. Едва ли не каждый пункт договора вызывал споры. И очень часто Назарбаев с Ельциным придерживались единой точки зрения, несмотря на раздражение Горбачева.
После таких встреч Михаил Сергеевич непременно накрывал стол, иногда приглашал всех, а чаще – кого-то одного: либо Ельцина, либо Назарбаева, либо обоих. Именно с той, огаревской поры отношения Бориса Николаевича и Нурсултана Абишевича переросли из официальных в дружеские.
Кстати, там, в Алма-Ате, в краеведческом музее произошел забавный случай. Местные девушки пели народные песни и играли на домбрах. Назарбаев тоже взял в руки домбру и показал, что прекрасно играет и поет. Борис Николаевич решил аккомпанировать коллеге ложками. Рядом с ним в этот момент оказался начальник хозяйственного управления Президента РФ товарищ Ю.Г. Загайнов. Он всегда стремился вплотную подойти к Борису Николаевичу, а уж перед телекамерой считал себя просто обязанным обозначить свою близость.
Места в музее располагались как в амфитеатре – под уклоном. Шеф уселся на более высокую ступеньку вместе с главой Казахстана. Возвышение устлали коврами. А начальник хозяйственного управления оказался на пару ступеней ниже. И когда Борис Николаевич заиграл на ложках, ему очень понравилось постукивать по пышной седой шевелюре ретивого хозяйственника. Сначала Ельцин ударял по своей ноге, как и положено, а затем с треском лупил по голове подчиненного. Тот обижаться не смел и строил вымученную улыбку. Зрители готовы были лопнуть от душившего их смеха. А шеф, вдохновленный реакцией зала, все сильнее и ритмичнее охаживал Юрия Георгиевича…
Если у Ельцина возникало желание поиграть на ложках, то оно было непреодолимым. Загайнову еще повезло – в Казахстане нашлись деревянные, а не металлические ложки. Творческая находка запомнилась Борису Николаевичу: потом он всегда стучал ложками по соседским головам. Пару раз ударил металлической ложкой даже по президентской. Не повезло Акаеву…
После Казахстана я всегда наблюдал такую картину: как только Ельцин собирался поиграть на ложках, сопровождающие, не желая исполнять почетную роль президентского ксилофона, тихонечко отсаживались подальше или вежливо просили разрешения выйти.
…Восемнадцатого августа наш самолет вернулся в Москву в час ночи, опоздав на четыре часа. Тогда мы жили на дачах в правительственном поселке Архангельское. Борис Николаевич – в кирпичном коттедже, я – неподалеку от него, в деревянном. Приехали и легли спать. Ничто не предвещало грядущих событий.
Девятнадцатого, рано утром, меня разбудил телефон. Звонил дежурный из приемной Белого дома:
– Александр Васильевич, включайте телевизор, в стране произошел государственный переворот.
Часы показывали начало седьмого. Я включил телевизор и сначала увидел фрагмент балета «Лебединое озеро», а затем узнал о появлении ГКЧП. Быстро оделся, жену попросил собрать походные вещички – сразу понял, что одним днем это событие не обойдется. Мои дочки и супруга очень волновались. Я им сказал:
– Не беспокойтесь, я вам пришлю охрану.
Позднее к ним прислал двоих бойцов.
К Ельцину с известием о ГКЧП я пришел первым. Все в доме спали и ни о чем не ведали. К восьми утра подошли Полторанин, Бурбулис, «обозначился» Собчак… Я позвонил в службу, приказал по тревоге поднять всех ребят и, кого только можно, отправить на машинах в Архангельское. Остальным велел не покидать Белый дом.
В начале девятого Борис Николаевич при мне позвонил Грачеву – в тот момент Павел Сергеевич занимал пост командующего Воздушно-десантными войсками.
А за несколько месяцев до этого мы побывали в 106-й воздушно-десантной дивизии в Туле, там шеф уединялся с Грачевым и, что интересно, с глазу на глаз они обговаривали, как лучше себя вести именно в подобной ситуации. Реального ГКЧП, конечно, никто не допускал, но профилактические разговоры велись на всякий случай.
Ельцин был первым руководителем высокого ранга, который разговаривал с Грачевым столь нежно и доверительно. Поэтому Павел Сергеевич еще задолго до путча проникся почти «сыновьим» уважением к Борису Николаевичу. После августа до меня доходили слухи, и не только, о двойной и даже тройной игре, которую вел Грачев. Но слухи эти никто не смог подтвердить документами.
У меня же главная забота была одна – обеспечить безопасность Президента России. Я понимал: только переступив порог толстых стен Белого дома, можно было обеспечить хоть какие-то меры предосторожности. А на даче в Архангельском об обороне даже думать было смешно.
Наши разведчики уже выезжали в город и доложили: танки повсюду, и на Калужском шоссе тоже – именно оно связывало госдачу с городом. Конечно, я понимал: если на нас нападет спецподразделение или армейская часть, мы долго не продержимся, сможем лишь до последнего патрона отстреливаться из наших пистолетов да нескольких автоматов.
Я немного успокоился, когда в Архангельское прибыла персональная «Чайка» Президента России. После короткого совещания решили ехать открыто – с российским флагом. Мы впервые в жизни сели втроем на заднее сиденье – Борис Николаевич посредине, а по бокам – телохранители: я и Мамакин. Шеф отказался надеть бронежилет, поэтому мы сверху обложили его жилетами, не считая своих нехилых телес. Валентин сидел с левой стороны, за водителем, а я – справа.
Наш кортеж с любопытством разглядывали танкисты – несколько машин ехали впереди «Чайки», несколько сзади. Российский флаг гордо развевался на ветру.
Заранее договорились, что поедем на большой скорости. Самый опасный участок пути – от ворот Архангельского до выезда на шоссе. Это километра три. Вдоль дороги – густой, высокий лес. За деревьями, как потом выяснилось, прятались сотрудники Группы «А». Они должны были выполнить приказ руководства ГКЧП – арестовать Ельцина. На случай сопротивления с нашей стороны Президент просто бы погиб в перестрелке. Вроде бы случайно. Но «Альфа» ничего не сделала – спецназовцы молча наблюдали за пронесшимся кортежем.
Один из бывших «альфистов», Сергей Гончаров, рассказывал мне, что только один человек – генерал-майор Карпухин, начальник спецгруппы, – по рации требовал остановить машины. Карпухин, кстати, это отрицал. И я ему больше верю. После путча его пригласил к себе советником по безопасности Назарбаев. Мне посчастливилось уже после отставки познакомиться и подружиться с этим мужественным, много пережившим человеком, Героем Советского Союза. Мы вместе охотились, рыбачили. Я с удовольствием пригласил его работать в Комитет по безопасности предпринимательской деятельности Торгово-промышленной палаты, возглавить который меня позвал Евгений Максимович Примаков. Не так давно Виктор Федорович Карпухин умер. Еще молодой, тренированный, закаленный боец. Увы, сердце закалке не подлежит. Оно беззащитно перед клеветой, предательством, несправедливостью.
Девятнадцатого августа после нашего отъезда, около одиннадцати часов, к воротам Архангельского подкатил автобус, в котором сидели люди в камуфляжной форме. Мои ребята стали выяснять, кто такие. Старший представился подполковником ВДВ. Действительно, во время утреннего разговора с Грачевым Борис Николаевич попросил его прислать помощь, хотя бы для охраны дачного поселка. Павел Сергеевич пообещал направить роту из своего личного резерва. Поскольку разговор прослушивали, то под видом «охраны от Грачева» подослали этот автобус. Мой сотрудник, Саша Кулеш, дежуривший у ворот, узнал подполковника: тот иногда преподавал на курсах КГБ и служил в Группе «А». Представился он обычным десантником, показал новенькое удостоверение офицера, выписанное, наверное, всего час назад.