Царица лукоморская

Что и говорить, красота в Ирие неописуемая словами, вечное лето и непреходящая благодать!

Сварог посочувствовал людям в их обделённости, но не сильно – планида у них такая, и ничего тут не поделаешь. Не всем повезло у начала времён богами родиться. Он улыбнулся, подлокотник трона ладонью погладил – надо же, тёплый-тёплый… Соки мирового дерева, дуба солнечного в троне так и кипят. Тепло от руки к сердцу идёт, кровь горячит, тело согревает! Вот специально для него – Сварога – отец Род на мировом древе трон вырастил, для лучшего управления и процветания Ирия. Знал старик, что делал: организовал для наследника рабочее место так, чтобы у того неиссякаемый ресурс силы всегда в пределах досягаемости был, тыл берёг.

– Что–то я не к добру себя наследником назвал, – холодея, пробормотал райский управитель, и снова вверх голову поднял, на родительское облако посмотрел:

– Живи отец мой, Род–батюшка, здравствуй и процветай! И мы с тобой здравствовать будем! И в Ирие, пока ты доволен, тишь да благостность соблюдётся, – старец откинулся на спинку трона, плечами поелозил о резной орнамент, и снова порадовался: хороший стулец, и спину почесать удобно, когда зуд донимает!

– Мыться чаще надо, – донеслось из родового дупла. – Сидишь, ароматами наслаждаешься, а от самого, как от козла душного за версту вонью несёт!

– Да что ж ты, Ладушка, мысли читать никак выучилась? – Удивился райский управитель.

– Нет, это ты из ума выжил, сам с собой разговариваешь, и не замечаешь, а мне поневоле твои сентиментальности выслушивать приходится, а уши не резиновые поди! Иди, муж дорогой, к источнику минеральному, сам помойся и рубаху постирай.

Сварог руку поднял, понюхал подмышку:

– Да чего это душной? Да ничего не душной! Ладушка, дык я ж в прошлом веке мылся! – заоправдывался Сварог. – И ничего я не перебиваю, вот, к примеру, ароматы вкусные из дупла доносятся, чую, оладушки печёшь. А скоро ль завтракать будем?

– А ты в прошлом веке завтракал, когда мылся – в аккурат в тот день! – отрезала Лада, наконец, оторвавшись от своих сковородок. Она вышла на ветвь дуба солнечного и замерла на минуту, жмурясь на ярком солнышке. Сварог залюбовался женой – красавица! Глаз отвести невозможно: лицо белое, брови собольи, румянец щёки расцвечивает, что яблочко наливное играет. Шея лебединая, плечи покатые – коромысла на таких плечах не унести, сползёт. А уж нити жемчужные, что в вырез рубахи струятся, в аккурат в ложбинку меж крепких грудей, так и вовсе взгляд намертво притягивают! Радостнее только в глаза Лады-лебеди смотреть – бездонные, синие-синие…

– Ну и чего вылупился? Взгляд-то из сарафана подними! – Нахмурилась супруга. Сварог спохватился: о глазах-то подумать успел, а вот посмотреть в них да заметить, как жена хмурится, не успел.

– Да я… это… всё про оладушки думаю, – вздохнул он, не понимая, чем вызвал недовольство супруги, почему в немилость впал? – Ты не зря же всё утро от печи не отходишь, посудой гремишь? Всё жду, когда же будет чего поесть!

– Будет поесть, да не про твою честь! – отрезала жена. – И потом, сегодня я не собираюсь вовсе тебя кормить, потому как я сегодня гостям пир собирать нацелилась.

– Это каким таким гостям? Я никого не жду, и не приглашал вовсе, – удивился Сварог. Нахмурился, губами зашевелил, перебирая в памяти события вчерашние да позавчерашние. – Нет, Ладушка, обманываешься ты, и вести о гостях не верные, а самые что ни на есть обманчивые. Пир – дело доброе, так почему б добром семейство не порадовать?

– Семейство во главе с тобой перетопчется, а вот перед гостями в грязь лицом ударить стыдно.

– Да нет никаких гостей! И не будет – ни с утра, ни в обед, ни к ночи не пожалуют!

– Да?.. – Лада свысока глянула на мужа и, усмехнувшись, сказала:

– А я вот намедни во сне видала, будто ты и дети твои с корзинами по Ирию бродите, яйца собираете. И под каждым кусточком, на каждом деревце их находите. А яйца к гостям снятся, значит, кто ни попадя явится. Вот только продолжение у сна такое препоганое оказалось, что и озвучивать не хочется.

– Ладушка, лебедь моя белая, озвучь, будь добрая, – Сварог всполошился, приобнял Ладу и, заискивающе заглянув ей в глаза, попросил:

– Ежели беда какая к Ирию подбирается, так мне же знать надобно, к чему готовиться?

– К головомойке и гневу родительскому. Ещё к молниям Рода старого, – отмахнулась от него супруга, возвращаясь к своим чугункам и сковородкам.

– Вот ты, Ладушка, вроде как посочувствовала, – заёрзал на троне Сварог, – а мнится мне, что в голосе твоём полно ядовитого оптимизьму, щедро сдобренного злобной иронией? Уж не томи мою душеньку, скажи!

– Так и быть, скажу, – жена рассмеялась, легко, радостно. Сварогу показалось, будто бубенцы хрустальные запели, так лёгок и благозвучен был её смех. – Слушай, что дальше снилось: яйца те собранные вы в кучу сложили, сами бы сверху взгромоздились, и ну высиживать. А вот кого высидели, то не успела увидать, проснувшись раньше времени.

– Да что ж ты, Ладушка, не досмотрела? Сон–то вещий, и просыпаться, не дождавшись окончания, вредительство натуральное!

– Храпеть в ухо, аки стадо кабанов хрюкающих – вот что вредительство натуральное. Иди, мойся, потом можешь позавтракать, – смилостивилась Лада.

– Оладушками?

– Обойдёшься, – отрезала супруга. – Молочка из речки попьёшь да киселька на бережку похлебаешь, тем и перетопчешься утро. Да и не до еды тебе будет.

– Это почему?

– Сказала же – жди гостей, – ответила Лада и, демонстрируя недовольство, загремела посудой. – Так ты уже ушёл?

– Ушёл, – обиженно буркнул Сварог, закрутившись огненным веретеном.

Через миг опустился он у ворот Ирия, рядом с источником, в котором все души, прежде чем на просторы райские попасть, омывались. Постоял Сварог на бережку, посмотрел – свежо, в воду лезть неохота. Нагнувшись, почерпнул в горсть, плеснул в лицо, утёрся рукавом и посчитал дело сделанным.

– Вот ведь души здесь омываются, от тела оторвавшись, а я с телом расставаться не собираюсь, поскольку бессмертием наделён. Да что ж мне, богу великому, простым смертным уподобляться, в источник лезть? – Сам себя успокоил Сварог и уже собрался к молочной реке направиться, как в ворота Ирия заколотили.

– Открывайтеся, отворяйтеся, для гостей столы накрывайтеся!!! – Зычно потребовали с той стороны.

– Обломитеся, оближитеся, да домой назад воротитеся!!! – В тон наглецам ответил Сварог и уж совсем собрался уходить, да гости оказались на диво настырными.

– Добром не пустите, силой напросимся! – крикнули хором за воротами, и райский управитель подивился: хор получался приличный, во всём Ирие такого не собрать.

– Никого нет дома! – использовал последний аргумент хозяин Ирия.

– А мы не гордые, подождём. Чего ж из–за такой мелочи хозяев радости лишать?

– Велика радость! – Закричал в ответ Сварог. – Да незваный гость хуже… – райский управитель хотел сказать «татарина», да вспомнил, что до татарского ига ещё лет триста, если не все пятьсот, и передумал. – Незваный гость хуже козла душного! – переиначил он, на что с той стороны тут же ответили:

– А за козла ответишь! Начинай, Марс!

– Так бы сразу и сказали, что родня многоюродная на огонёк заглянула, – пошёл на попятную Сварог, да поздно было – ворота разлетелись в щепки, не выдержав удара. Мощный таран влетел в Ирий и по инерции понёсся вниз, в аккурат к терему вечно отсутствующих Ярилы и Услада. Те в силу холостяцкой привычки к разгульной жизни всё больше у родичей столовались и ночевали, соответственно, там, где напиться случалось. А сейчас и вовсе ушли в земли Латынские, да и сгинули.

– И–эх! Да что ж вы изверги делаете! – посетовал Сварог, глядя, как из–под обрушившейся крыши выползают сатиры. – Где ж я вас расселять буду? Вы ж поди с ночевой собирались, а теперь смотрю, не задержитесь?!

Отодвинув ногой обломки ворот, в Ирий вошёл статный муж в длинном хитоне. Встал, повёл головой, откидывая со лба кудри, и, свысока глянув на Сварога, успокоил его: