Страница 38 из 47
В то время Сибирь жила не только рассказами об Амуре, но и песнями о нем. Они вошли в быт сибиряков, будучи распространенными участниками отряда Хабарова — Степанова от Охотского побережья до уральских пределов. Одна из них — «Во сибирской во украине, во Даурской стороне» воспевала героическую оборону от богдойского войска Кумарского острога. Песня эта была настолько популярна в казацкой среде, что ее не забыли даже через 100 лет. Около 1742 г. песню записал известный собиратель русских былин Кирша Данилов (Кирилл Данилович):
Во сибирской во украине, Во Даурской стороне, В Даурской стороне, А на славной на Амуре-реке, На устье Комары-реке Казаки царя белова Оне острог поставили, Есак царю собрали Из-за сабельки вострыя, Из-за сабли вострыя, Из-за крови горячия. Круг оне острогу Комарскова Оне глубокий ров вели, Высокий вал валили, Рогатки ставили, Чеснок колотили, Смолье приготовили. По утру рано-ранешонько Ровно двадцать пять человек Выходили молодцы оне На славну Амуру-реку С неводочками шелкóвыми Оне по рыбу свежею. Несчастье сделалось Над удалыми молодцы. Из далеча из чиста поля, Из раздолья Широкова, С хребта Шингальскова, Из-за белова каменя, Из-за ручья глубокова Выкоталося знамечко большее; И знамя за знаменем идет, И рота за ротами валит, Идет боидоской князец, Он со силою поганою Ко острогу Комарскому. Как вешнея вода По лугам разлилася, Облелеила сила поганая Вокруг острогу Комарскова, Отрезали у казаков Ретиво сердце с печенью, Полонили молодцов Двадцать пять человек С неводочки шелковоми И с рыбою свежею. А и ездит боидоской князец На своем на добром коне, Как черный ворон летает Круг острогу Комарскова, Кричит боидоской князец Ко острогу Комарскому: «А сдайтеся, казаки, Из острогу Комарскова! А и буду вас жаловать Златом-серебром Да и женски прелестными, А женски прелестными И душами красны девицы!» Не сдаются казаки, Во остроге сидечи. Кричат оне, казаки, Своим громким голосом: «Отъезжай, боидоской князец, От острогу Комарскова!» А втапоры боидоской князец Со своею силою поганою Плотной приступ чинит Ко острогу Комарскому. Казаки оне справилися, За ружье сграбелися, А были у казаков Три пушки медныя, А ружье долгомерное. Три пушечки гинули, А ружьем вдруг грянули, А прибили оне, казаки, Тое силы боидоские, Тое силы боидоские, Будто мушки ильинские, Тое силы поганые. Заклинался боидоской князец, Бегучи от острогу прочь, От острогу Комарскова, А сам заклинается: «А не дай, боже, напредки бывать!» На славной Амур-реке Крепость поставлена, А и крепость поставлена крепкая И сделан гостиной двор И лавки каменны.Вне всякого сомнения, песню сложил кто-то из соратников Хабарова и Степанова, и она была хорошо известна Ерофею Павловичу. Песня могла напоминать знаменитому землепроходцу о его победе, одержанной над богдойскими войсками под Ачанским острогом.
Казалось бы, Хабаров добился многого. Но тем не менее он снова стал объектом преследования со стороны воеводской администрации. Едва Ерофей Павлович вернулся из Москвы, как в Якутск к воеводе Михаилу Ладыженскому из Сибирского приказа пришла грамота с требованием взять его из Киренского острога и отвезти на Тугирский волок для поиска спрятанного там в свое время пороха и свинца. Найденную казну нужно было срочно переправить с Тугирского волока по рекам Урке, Амуру и Шилке в Нерчинск к воеводе Пашкову. Для сопровождения Хабарова от Киренска до Тугирского волока назначался якутский сын боярский Федор Пущин с 30 казаками. В наказной памяти, данной Пущину Ладыженским, указывалось, что при обнаружении казны можно было отпустить Хабарова в Киренский острог, в противном же случае — препроводить его под надзором в Якутск для дачи объяснений.
Так Хабаров еще раз повторил путь до Тугирского волока, лишь немного не добравшись до Амура. Но поездка оказалась безрезультатной. На волоке он не нашел ни государевой казны, ни своего имущества — сошников, кос и серпов. Этого следовало ожидать. Порох и свинец, со слов Зиновьева, весили около 80 пудов (1280 кг). Спрятать незаметно этот груз одному человеку было невозможно. Хабаров должен был обратиться к помощи тех, с кем шел с Амура. Значит, о месте нахождения государевой казны знал не он один. Кроме того, через Тугирский волок ежегодно проходило на Амур и обратно много людей, и кто-то из них мог случайно наткнуться на склад боеприпасов. Но всю ответственность за сохранность казны возложили на Хабарова. И сын боярский Федор Пущин повез его под охраной с Тугирского волока в Якутск к разрядному воеводе.
На обратном пути имел место любопытный случай. Где-то на Олекме, а может быть и раньше, к отряду пристал Федька Серебряник, который был рудознатцем, служил в войске Хабарова, а теперь ходил из Илимска на Тугирский волок и верховья Амура как покрученник Хабарова. Федька был старателем и вез в мешке несколько образцов руды. Сначала они попали в руки к Хабарову, и тот признал, что руда, пожалуй, серебряная. О находке узнал Федор Пущин. Она его очень взволновала, потому что он был знатоком серебряных руд и, начиная с 1655 г., якутские воеводы именно ему поручали искать серебро на Амуре. Пущин тотчас же послал вперед своего отряда казака к якутскому воеводе и просил его приказа привезти Федьку в Якутск с тем, чтобы перехватить у илимского воеводы приоритет открытия в верховьях Амура серебряной руды. Чем окончилась тогда эта история с серебром и Федькой, нам пока не известно, но что касается Ерофея Павловича, то его под охраной доставили в Якутск. Здесь Хабарову пришлось долго объяснять воеводе, что во время своей поездки в Москву он никак не мог воспользоваться казной на Тугирском волоке и что ею поживился не он, а кто-то другой.
Тогда воевода потребовал от Хабарова уплаты 4850 руб. 2 алтын денег, которыми оценивалось снаряжение экспедиции, взятое землепроходцем из казны в 1649 и 1650 гг. Хабарову платить было нечем. И воевода отписал у него в казну чечуйскую мельницу, стоимость которой составила 330 руб. Таким образом, долг снизился до 4550 руб. Кроме того, по указанию якутской администрации, на олекминской заставе была перехвачена ватага покрученников Хабарова. Добытых ею 2 сорока 28 соболей воевода в счет долга грозил забрать в казну. Перед Ерофеем Павловичем нависла угроза правежа, конфискации деревни Хабаровки и полного разорения.