Ведьма и зеркало

Поэтому я только сжимала зубы и проигрывала до бесконечности знакомую до последней ноты песню. Раз за разом, раз за разом, раз за разом.

"Мечтать о принцах — ну какой в этом толк? Мечта не кормит, мечта не греет…"

Мама сдалась на этот раз только спустя час с лишним; если бы водитель не был под властью чар, наверняка бы с ума сошел от ее непрекращающегося возмущения.

Платить родительница сперва даже не хотела. Она частенько так делала, оборачивая дар в свою пользу. Я непримиримо покачала головой и полезла за своим кошельком. Нельзя вот так обходиться с людьми.

— Совестливая, — едва не сплюнула от досады мать. — Где только была твоя совесть, когда из страны пыталась убежать?

И снова я смолчала и просто пошла к подъезду, волоча за собой чемодан. На душе было неспокойно, гадко, словно беда еще не случилась, но уже заглядывает в глаза. Никогда не казался родительский дом мне тихой гаванью, в которой можно укрыться от всех бед. Отсюда куда чаще я уходила с тяжелым грузом на душе, неподъемным.

— Язык проглотила? — спросила мать, когда мы поднимались в лифте.

Я покачала головой.

— Нет.

Последовал тяжелый вздох.

— Ты хоть понимаешь, что дала Левину повод сжить тебя со свету? Принципиальный-то он принципиальный, вот только на наше племя у него такой зуб, что и думать страшно. И надо было тебе именно с ним такой фокус попытаться выкинуть? Ты со своих облаков вообще жизни не видишь, что ли?

Я кивнула.

— Не вижу.

О рассказанной Яной истории я даже заикаться не стала.

Больше и объяснять ничего не требовалась. Не пыталась я вникать в чужие дрязги, войны, обиды. Зачем мне это?

— А стоило бы на бренную землю поглядывать, — втащила меня за собой в квартиру мама, а потом поспешно заперлась на оба замка. — Без этого и шею свернуть недолго. Инспекция, сама знаешь, шутить не любит. А тебе надзирающий так и вовсе лютый достался. Так и скалится. Если бы Павлицкий сегодня так вовремя не подвернулся, кинулся бы на меня Левин. Непременно кинулся. И тут уж одному господу нашему известно, кто кого бы заборол. Я-то хоть и сильна, так ведь и этот окаянный тоже не слаб.

У меня сердце удар пропустило.

— Так зачем же ты на него кинулась в аэропорту?

Мать посмотрела на меня долгим взглядом, нечитаемым.

— Так что же, мне нужно было этому чудищу единственного ребенка отдать? Да не дождутся.

Я молча принялась раздеваться. В голове было совсем пусто, как будто довелось проплакать несколько часов, а теперь наступило долгожданное облегчение. Или хотя бы успокоение.

— Что там за Арцев хоть, мама? — спросила я, когда уселась в кухне на табурет, поджав под себя ноги.

Родительница тем временем привычно суетилась у плиты. Зачадило на скороде подсолнечное масло, зашипело, совсем как в детских воспоминаниях.

— Да был один слишком оборотистый. Бизнесмен, прости господи. Владелец заводов, газет, пароходов. Приходил ко мне, хотел еще оборотистей стать. Такого запросил — там не одну душу заложить надо, с десяток. Ну и завернула я его с порога. Делать мне нечего, мараться ради чужого дохода.

Я улыбнулась. Мама моя даже ради своего дохода — и то не стала бы мараться, уж мне ли не знать?

— Ну и решил этот Арцев, что ему по силам ведьме нервы потрепать, — продолжала мама, вытащив из морозилки котлеты, а потом как следует хлопнув дверкой. Все-таки помотал ей нервы бизнесмен этот. — Мол, загонит меня в угол — сговорчивей стану. Да только нет такого угла, чтобы туда можно меня, Анну Таволгину загнать. Да и не в первый раз.

На родительницу мою и прежде давить пробовали, тут она права. Ни разу не выходило добиться желаемого. Не стоит связываться с сильной ведьмой, если она уже и так дала отказ.

— А тут Арцев возьми — да и преставься, чтоб ему в аду сковородку погорячей подобрали. И что ему в твоем районе делать — ума не приложу. Самая окраина города ведь, он в эти места и носа не казал, а тут умер аккурат под твоими окнами. В жизни не поверю, что тут дело чистое. Понадобилось кому-то, чтобы так случилось. Может, Левину надоело в правдолюба играть, может, еще кто сподобился, так сразу и не поймешь. Одно ясно, по тебе в первую голову должно было ударить.

Я согласно кивнула. И ведь действительно — как докажешь, что мне дела матери совсем были неизвестны, сама не спрашивала, она — не рассказывала. Так и жили не первый год.

— А ты, как назло, бежать ринулась, дуреха, — снова проворчала мама. — Мне Костик уже рассказал, что Левину ночью побуянить в голову пришло. Ну так и что? Покричал бы немного, попугал — и успокоился. Ну, даже и пожила бы у Янки своей пару недель, ничего бы не случилось ни с ней, ни с тобой. А к тому времени все бы уже и разрешилось. Без доказательств тебя все равно бы никто не тронул. Но ты теперь сама дала Левину доказательство, пусть даже и косвенное.

Понурившись, я кивнула. Ведь и правда дала доказательство. Кто бежит быстрей всего? Преступник. Вот и выгляжу в глазах надзирающего инспектора как самая настоящая преступница. Попробуй, переубеди.

ГЛАВА 4

Папа вернулся ближе к вечеру и первым делом обнял любимую дочурку, причитая, что я бледненькая. И, конечно же, худая как щепка. Вечно он с бабушкой меня откормить пытался, чтобы была как мама. Она у нас не толстая, но в нужных местах всегда было, за что подержаться. Настоящая русская женщина, что еще сказать. А я в нее только ростом пошла.

— Что там Ковен? — первым делом спросила мама, накрывая на стол. — Инспекция еще жалобы никакой не прислала?

Папа флегматично пожал плечами и почесал подбородок.

— Да кто пришлет-то? Левин? Так ему веры все равно ни у кого нет после той истории. Пока доказательств неопровержимых не найдет, никакой жалобы не будет. Тут волноваться не о чем.

Отец у меня умудрялся сохранять спокойствие, чтобы вокруг ни происходило, и всю жизнь мне казалось, что именно в этом его свойстве и заключался секрет их с мамой удачного брака.

— Единственную дочь едва Инспекция не загребла, а ему все равно, — возмутилась мама, хлопая перед ним на стол тарелку с котлетой и картошкой так, что подлива с нее брызнула во все стороны. И прямиком на любимую мамину скатерть.

Я на всякий случай тут же втянула голову в плечи, пытаясь стать как можно меньше. Вот за жирные пятна запросто могли все пострадать без разбора.

— Ну так не загребла же? — с видом совершенно философским пожал плечами папа. — Вот сидит, живая и здоровая, так чего же переживать сейчас?

Мать закатила глаза и принялась бормотать под нос что-то гарантированно нелестное в папин адрес. Она всегда пыталась добиться от отца хоть какой-то бурной реакции и каждый раз терпела поражение, из-за чего ужасно злилась.

— Как только выйти я могла за такого бессердечного человека? — причитала мама, продолжая накрывать на стол. — Где только глаза мои были? Всю ведь породу испортил. Вот и дочь вся в тебя, такая же рыба снулая. Если бы Сонька в меня удалась, все бы иначе вышло.

Разговор этот заводился всю мою жизнь с завидной регулярностью, погружая всю семью разом в уныние.

— Я бы не пережил тебя в двойном объеме, родная, — вздохнул отец и поспешно принялся есть, чтобы хоть как-то прекратить неприятную беседу.

Сразу после окончания припозднившегося обеда я почувствовала себя плохо и решила лечь поспать. Обычно после пары часов отдыха всегда становилось легче. Мама принялась ворчать что-то про "нельзя ложиться на закате", но я чувствовала себя настолько разбитой, что и слушать ничего не стала. Казалось, даже сидя могу задремать.

Устроившись в своей старой комнате, я расстелила постель, надела домашнее платье и закрыла глаза, разом упав в сон как бездонную пропасть. Обычно ворочалась едва не вечность, но тут…

А во сне я снова сидела между двумя зеркалами и с жадной надеждой вглядывалась в приближающуюся фигуру моего суженого. И, кажется, вот-вот мне удастся увидеть его лицо, всего пара секунд…