Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 5

ХХХХ

Их привезли сразу.

– Глеб Борисович умер мгновенно, его сейчас увезут, – послышался голос за спиной, – Аркадий в тяжелом состоянии в операционной…

На окаменевших ногах она повернулась в сторону Глеба и смотрела на него как завороженная.

– Ты…ты…, – больше ничего произнести не могла.

– Марина, Аркаша в операционной…ты сможешь? Или пусть оперирует Автандил…

– Какой к черту Автандил! – бешенным взглядом она окатила главного. – Я сама! – рявкнула она и никто не посмел ей перечить, лучше ее никого не было и чудеса здесь делала только она. А случай был безнадежный, это понимали даже не специалисты.

Марина как в тумане ринулась в операционную, мозг сигнализировал: «Это неправда! Это сон! Сейчас проснусь!», но она не просыпалась и, глядя на своего сына, она дрожащими руками прикоснулась к нему. «Господи! Господи Боже, помоги, помоги, помоги, моему малышу, моей кровиночке, помоги пожалуйста», – шептала она и слезы потрясения полились из ее глаз, она никак не могла встать, но вдруг, что-то внутри щелкнуло, словно сломалось и Марина не теряя времени принялась за операцию.

Операция длилась несколько часов. И когда она закончилась, Марина сидела и безумным взглядом смотрела на свои руки, не веря тому, что только что произошло. В палате Марина сидела подле сына, и ей казалось, что она сходит с ума.

«Глеб Борисович умер мгновенно, сейчас его увезут…», – звучало эхом в голове. Она закрыла глаза и почувствовала, как все поплыло, мощнейшее напряжение и усталость сделали свое дело и Марина отключилась тут же.

– Мама, мамочка, просыпайся! Папа нас ждет! – услышала она сквозь сон радостный голос сына. – Мы к нему!

Она с трудом открыла глаза и увидела, как кто-то в черном костюме, приобняв Аркадия за плечи, выводил его из палаты. Свет исходил от него, как от святого, сын улыбался и выглядел очень счастливым. А когда они были в дверях, человек в черном костюме обернулся и, посмотрев Марине в глаза, подмигнул ей. Это и вывело Марину из оцепенения. Она резко подскочила и, побежав за ними, громко закричала:

– Вы что себе позволяете?! Верните моего сына! Куда Вы его повели? – и, выбежав в коридор, побежала вдогонку, но коридор уже оказался пуст. В это время выбежала дежурная медсестра.

– Марина Георгиевна, здесь никого нет и не было, – она мягко обняла ее за плечи.

–Но как? Они с моим сыном ушли! Посмотрите в палате! – и она указала рукой, а медсестра, зайдя в нее, удивленно посмотрела на Марину, а потом опять на кровать, мгновенно побледнев, медленно произнесла:

– Марина Георгиевна, но Аркаша лежит в кровати…

Её лицо исказилось гримасой страха от страшной догадки, она медленно развернулась и на деревянных ногах направилась в палату.

«Мамочка, нас папа ждет! – проносилось в голове, – Глеб Борисович умер мгновенно», – она медленно-медленно подошла к кровати и помертвевшим лицом зачарованно посмотрела на сына, так как совсем недавно смотрела на своего мужа. Её лицо посерело, а потом все поплыло, и она упала на пол.

Глава 3





Настоящее – это то, чем ты его наполняешь. Если прошлым – то это тень прошлого, если будущим – то это иллюзии. Так, чем же наполнять настоящее, чтобы тень прошлого превратилась в возможности будущего?

После похорон она ушла. Ушла в себя, переживать свое горе в одиночестве, оставив десятилетнюю практику и успешную карьеру врача-хирурга. После всех формальностей, расследований и громких наказаний, виновных в смерти ее мужа и сына, пересудов в газетах, новостных заголовках, всего ада, который длился как ей казалось целую вечность, она переехала в свой дом на окраине мегаполиса и замкнулась в его пространстве. Так, от прежней Марины осталась только оболочка, напоминающая тень.

О ней еще долго писали в газетах, печатая свои домыслы, кто-то злорадствовал, кто-то анализировал ее жизнь, кто-то просто сочувствовал, но никому не было дела до ее внутреннего мира, ее переживаний. Впрочем, это мало кого интересовало, ведь постмодернистское общество не предполагало огромного развития внутреннего мира. Там, где, воспитывают конкурентоспособного потребителя, как правило, нет места нравственности и духовным ценностям, ведь при конкуренции все средства хороши, даже если – это уничтожение, какой тут духовный внутренний мир? Эта стратегия поведения пришла из животного мира и, к сожалению, то, что всегда отличало человека от животного, а в частности разум, стало обслуживать животные потребности, а свою прямую функцию забыло.

Человек, настаивающий на удовлетворении низших потребностей, отрицающий духовно-нравственную сторону, склонен к проявлению невротических тенденций, аналогично и человек, настаивающий только на духовном развитии, отрицая телесный компонент, также склонен к невротичным проявлениям. О связи души и тела говорят с древних времен, однако, между воспитанием человека – творца и человека – конкурентного потребителя огромная разница.

ХХХХ

Застывшая статуя стояла и наблюдала за облаками в небе. Время проходило как во сне, Марина, чувствуя, что внутренне умерла, ходила тенью, в небольшом пространстве загородной жизни. И к ней привыкли. Как к тени.

Она пришла в местный магазинчик. Устраиваться на работу. Мыть пол. Но ей предложили встать за прилавок, хотя сотрудники боялись, что она всех клиентов распугает. Но владелица магазина, посмотрев на нее, вспомнив что-то, решила, что она встанет за прилавок. Так, началась Маринина другая жизнь, размеренная, обычная, без цейтнотов и вечной беготни и спешки.

Она мало разговаривала, почти не разговаривала, каждое слово ей давалось с трудом, постепенно окружающие смирились, что с ней сложно беседовать и прекратили дальнейшие попытки ее разговорить. А Марина работала очень много, эффективно и качественно, словно желая забыться в работе.

Однажды она, зайдя в подсобку, увидела на стуле книгу, А.Н.Толстого, которая была открыта на рассказах. «Гадюка», – прочитала она губами про себя название рассказа, что-то заворожило ее в этом названии и она, не заметив, как села на стул, начала читать, и не могла остановиться. Её лицо то серело, то светлело, пока она читала, и, дочитав до конца, в ее глазах начал появляться какой-то блеск, еле уловимый, что-то во внутреннем мире сдвинулось с мертвой точки. Это точно!

В тот день светило солнце и Марина, как и прежде спешила. Ее застывшее лицо было внешне безразлично и очень красиво, выделяясь среди основной массы людей, что-то неуловимое витало вокруг нее. А она, оглядываясь по сторонам, только и замечала сухие деревья, дохлых крыс и птиц.

– Ой, здравствуйте! – послышалось откуда-то со стороны.

Марина, замедлив шаг, повернулась в сторону, откуда послышалось обращение. Там в воротах высокого забора, стояла невысокого роста миловидная, даже можно сказать очень привлекательная женщина средних лет. Она, казалась, немного возбужденной и, не дожидаясь ответа от Марины, начала щебетать:

– Знаете, я недавно сюда приехала, переселилась из города, как муж умер…

Марина почувствовала, как дыхание начало перехватывать, а в груди появилась знакомая тяжесть и обреченность, а новая знакомая продолжала, словно не замечая ее состояния.

– Мой муж очень болел, еще с юности, облучился, лучевая болезнь у него была, знаете ему доктора после облучения два года жизни пророчили, и я знала это и все равно вышла за него замуж…, – она глубоко вздохнула, переводя дыхание, а в глазах появились слезы, – а как он торопился все успеть, а как боролся со смертью, он ведь знал, что ему мало осталось, а ведь прожили вместо двух лет целых двадцать два года и каждый день как последний…

Марина смотрела на нее, чувствуя, что в ее душе что-то происходит, но не могла понять, что, а женщина продолжала:

– Двадцать два года вместе и двоих детей родили, – она даже помолодела лет на десять, когда начала вспоминать, – а как он ухаживал! Он просто меня завоевал! Он всегда дарил мне цветы! Всегда. Дарил и исчезал, – горько улыбнулась она, – а я влюбилась в него с первого взгляда, а ведь он никому не нравился внешне, никто не одобрял моего выбора, но такой тонкой души, ума, юмора и жизнелюбия я ни в ком не встречала! А как страдала…, а как мне жизнь не мила была…, а сегодня мой день рождения, и он всегда мне дарил цветы в этот день, зайдите, посмотрите, что творится у меня в саду, – пригласила она.