Страница 16 из 27
В двухтысячном году один из последователей Выготского, доктор психологических наук, профессор Н. Е. Веракса осуществил грандиозный труд, сведя разрозненные работы своего учителя в один большой том, подобный «Основам» Рубинштейна. В сущности, он сделал то, что не успел сам Выготский. И сделал добротно и с любовью, так что теперь школа Выготского, помимо неудобного в использовании шеститомного собрания сочинений учителя, имеет и Корпус основных работ.
Но вот какую шутку сыграло с психологами мировоззрение. Корпус этот выстроен строго по тому образу, что был закреплен Рубинштейном. Иначе говоря, школа Выготского, который придерживался иных взглядов, чем Рубинштейн, и, конечно же, сам построил бы Общую психологию иначе, доведись ему это делать, впихнула мастера в ложе, приуготовленное врагом…
Конечно, Рубинштейн не был настоящим врагом Выготского. Это условность. Или как это называется в науке, когда одна школа воюет с другой, как воевали все советское время рубинштейновцы с выготцами? Это же не мешало им вместе выпивать в кулуарах научных конференций! И все же, причесать Выготского под Рубинштейна – это, в общем-то, насилие и предательство. Этакое осквернение могилы…
Тем не менее, если теперь и труды Выготского уложены в тот же парадигмальный образ, значит, он давно перестал быть плодом Рубинштейна, а стал общенаучным. Поэтому я выделю его именно из «Общей психологии», которую никогда не писал Выготский.
Раздел 1. Методология
Раздел 2. Общая психология.
О поведении и реакции
Важнейшие законы высшей нервной деятельности (поведения) человека
Инстинкты
Эмоции
Внимание
Память и воображение
Мышление как особо сложная форма поведения
Темперамент и характер
Далее – специальные разделы, вроде психологии развития или детской психологии.
Вот это и есть основной Корпус современной психологической науки.
И я не намерен его сличать с Наукой о душе. Это так же бессмысленно, как сличать с ней физиологию.
Это разные науки, причем с очевидностью имеющие право на существование. Но если приглядеться, вся современная психология оказалась втиснутой лишь в одну из задач, которую ставила перед собой Наука о душе – она отвечает на вопрос о том, как душа проявляет себя сквозь тело.
Даже до вопроса, как соединяются душа с телом, научная психология пока не дошла. Это явное наследие той заразной болезни, которую наши психологи подхватили от Сеченова, когда увлеклись естествознанием в форме физиологии. И Сеченов был прав, требуя отдать такую психологию делать физиологам. Тут отвлеченному рассуждению делать нечего, тут должны работать «конкретные пацаны», приборно.
К сожалению, болезнь эта была столь разрушительна, что опустошила наши селения, не оставив никого, кто бы сохранил способность рассуждать о душе независимо от тела. Поэтому придется описать психофизиологическое видение мышления достаточно подробно, чтобы научиться его распознавать как явление культуры. В сущности, таким способом зараза нейтрализуется в нашем сознании, потому что воздействовать она может, лишь пока ее не осознаешь.
Сделать это нужно тем более, что сами люди, пораженные этим паразитом сознания, при этом пытались думать о самом главном, о том, чем действительно жили их души. И думали ведь. Подобно тому же метафизику Введенскому. Вот только всё их думание выходило из-под пера странным и искаженным до неузнаваемости. Хотели сказать что-то красивое и нужное, получалась либо идеологическая галиматья, либо закодированное послание несуществующему читателю…
(Конец Отступления)
Глава 3. Мышление Рубинштейна
Рубинштейн был настолько основателен в своих «Основах», что не только утвердил и закрепил новую психологическую парадигму, новое тело психологии, но и перекрыл на долгие десятилетия возможность сомнений и поиска. Его «Основы», подкрепленные всем идеологическим аппаратом Советской власти, были настолько убедительны, что достигли состояния углового камня общественного мировоззрения. Мировоззрение сообщества русских психологов-профессионалов теперь непроизвольно строится на том образе психологии, который взят ими из Рубинштейна.
Те же, кто в целом сомневается и даже воюет с современной психологией, делают это в рамках ее корпуса, утвержденного Рубинштейном. Вот зачем я показал в Отступлении, что были и до сих пор возможны иные парадигмы, иные тела этой науки. Как вы понимаете, это означает, что и понимание того, как идет рассуждение, различно, если рассматривать способность рассуждать из разных мировоззрений или ради разных целей.
Это кажется странным, но вот яркий и однозначный пример, доказывающий это. Создал его Георгий Иванович Челпанов, объясняя разницу между логикой и психологией.
«На мышление мы можем смотреть с двух точек зрения. Мы можем на него смотреть прежде всего как на известный процесс, законы которого мы исследуем. Это будет точка зрения психологическая. Психология описывает, как совершается процесс мышления.
С другой стороны, мы можем смотреть на мышление, как на средство достижения истины. Эта цель может достигаться, может и не достигаться. Логика исследует, каким законам должно подчиняться мышление, чтобы оно могло привести к истине» (Челпанов, Логика, с. 1).
Как вы понимаете, мышление логики и мышление психологии – очень разные мышления. Логика – это не наука о мышлении совсем. Это наука о «правильном мышлении» и о достижении с его помощью какой-то «истины». Челпанов, говоря это, совсем не заметил, что нельзя достигать Истину с помощью орудия, которое для этого не предназначено. А предназначенным оно может стать только в руках того, кто уже знает истину. Иначе это орудие будет заточено под то, чтобы достигать вместо истины то, что посчитал истиной его создатель. Но зачем достигать истину тому, кто уже знает ее?!
Логики создавали это орудие в надежде с его помощью достигнуть чего-то, что им было уже известно. Поэтому логики оказывались успешными, а люди спорили о том, как сделать их еще успешней. Но никто из логиков не спорил о том, что есть истина…
Вот и мышление Рубинштейна, а вслед за ним и всей нашей психологии, это какое-то особое мышление, предназначенное достигать каких-то, вполне известных психологам, целей. Сам Рубинштейн писал в 1940 году в Предисловии к «Основам», что ставил своей задачей:
«…размежевание между всем, что есть живого и передового в советской психологии, со всем отжившим и отмирающим. В конечном счете вопрос сводится к одному: превратить психологию в конкретную “реальную” науку, изучающую сознание человека в условиях его деятельности и таким образом в самых исходных своих позициях связанную с конкретными вопросами, которые ставит практика – такова задача» (Рубинштейн, 1940, с. 9).
Практикой, как мы понимаем, была практика социалистического строительства. Это значит, что мышление, как его разрабатывал Рубинштейн, должно было служить целям той власти, что заказывала эту разработку. Но пусть это останется лишь еще одним слоем культурных искажений, которые необходимо научиться различать. Меня же интересует лишь то, как мышление Рубинштейна скрывает в себе жемчужину рассуждения.
Тут, пожалуй, надо сказать о том, что Рубинштейн, как и все психологи после наглых заявлений Сеченова о том, что психологию должны делать физиологи, и утери души, был занят поиском собственного предмета этой науки. Без него она теряла право на существование. Поэтому он не пропустил рассуждения Челпанова о том, как психология отличается от логики, и почти дословно использовал в своей работе лишь с небольшим идеологическим довеском:
«Мышление является предметом изучения не только психологии, но также – и даже прежде всего – диалектической логики. Каждая из этих научных дисциплин, изучая мышление, имеет, однако, свою отличную проблематику или сферу исследования. Проблемой диалектической логики является вопрос об истине, о познавательном отношении мышления к бытию.
Проблемой психологии является протекание мыслительного процесса в сознании индивидуума, вопрос о конкретной взаимосвязи мышления с другими сторонами сознания» (Там же, с. 286).