Страница 92 из 118
Однако и здесь, в этом, как казалось, надежном убежище скоро обосновались агенты НКВД. Согласно разработанному Шпигельглазом плану уже в начале 1938 года в секретариат Троцкого была внедрена испанка Мария де Лас Эрас Африка («Патрия»). Она начала сотрудничать с советской разведкой в Испании в 1937 году. Женщина легендарной судьбы, Африка после возвращения в 1939 году в Москву была зачислена в штат ИНО НКВД. Во время Великой Отечественной войны Мария де Лас Эрас была радисткой в партизанском отряде Д. Медведева, а потом много лет находилась на нелегальной работе за границей, в частности, в Латинской Америке, а потом в США, где одно время входила в нелегальную резидентуру известного впоследствии В. Фишера (Р. Абеля). В СССР она вернулась лишь в 1967 году и, отойдя от активной разведывательной работы, занималась подготовкой молодых нелегалов. Умерла полковник Африка в 1988 году.
Кроме «Патрии» Шпигельглаз направил в Мексику еще двух агентов — Иосифа Григулевича («Фелипе») и некого «Марио» (возможно, Витторио Видали). В апреле 1938 года они на пароходе отплыли из Новороссийска в США, где установили связь с нью-йоркской резидентурой, которой руководил Петр Гутцайт. В июне Григулевич переправился в Мексику, а через некоторое время за ним последовал и «Марио».
Перед этим они получили от Гутцайта деньги, документы, условия связи и задание — закрепиться в Мексике, ознакомиться с ситуацией в стране и ждать контакта с представителем Москвы.
Была также предпринята попытка пристроить к Троцкому и Зборовского, чье положение после смерти Седова уже не устраивало Центр.
В апреле 1938 года из Москвы в Париж прибыл специальный представитель НКВД «Вест», который на месте должен был решить, как использовать «Тюльпана». Прибыв на место, «Вест» первым делом послал шифровку Шпигельглазу: «Дор. Дуглас (псевдоним Шпигельглаза — авт.), приехал, устроился. Все в порядке…» А чуть позже, ознакомившись с сложившимся положением, «Вест» послал в Москву обстоятельный отчет. В нем он сообщил, что после смерти Седова положение Зборовского стало трудным, и что наибольшая опасность для него исходит от Л. Эстрин («Соседки»), которую «Тюльпан» недооценивает. Ко всему прочему, отмечалось в шифровке, Зборовский «очень ленив по природе». Далее «Вест» предлагал использовать Зборовского для получения информации о троцкистах в Европе, для чего ему следовало сосредоточиться на работе с «Бюллетенем оппозиции», и для оказания нужного НКВД влияния в русской секции IV Интернационала[235].
Но в Москве твердо решили использовать Зборовского для проникновения к Троцкому. С этой целью он написал ему письмо, однако секретарь Троцкого Ван оставил его без ответа. После этого разочарованный «Вест» шлет Шпигельглазу очередную шифровку, в которой предлагает на случай, если не удастся внедрить Зборовского в охрану Троцкого, направить в Мексику через Международный секретариат «пару-тройку немцев-троцкистов», которые «нам могут оказаться очень ценными в будущем и в ином отношении…» Но идеям «Веста» так и не суждено было сбыться — ни Зборовский, ни немцы-троцкисты в Мексику к моменту убийства Троцкого так и не попали[236].
Кроме этих агентов в начале 1938 года во Францию для внедрения к троцкистам были направлены из Испании Каридад Меркадер и ее сын Рамон, сыгравший главную роль в убийстве Троцкого. (О них мы расскажем чуть позже.)
Но совершенно неожиданно все усилия Шпигельглаза, как показалось в Москве, пошли прахом. Дело в том, что в июле 1938 года бежал в США представитель НКВД и резидент ИНО в Испании Александр Орлов («Швед»), которому были известны некоторые детали готовящейся операции по ликвидации Троцкого. Более того, 27 декабря 1938 года он отправил Троцкому письмо, в котором предупреждал о готовящемся на него покушении. В этом письме, написанном от имени некого американца Штейна, якобы родственника бежавшего 13 июня 1938 года в Маньчжурию к японцам начальника Дальневосточного управления НКВД комиссара госбезопасности 3-го ранга Генриха Люшкова, говорилось, что среди членов парижской организации троцкистов есть агент НКВД.
Л. Эстрин, находившаяся в то время у Троцкого, вспоминала об этом письме следующее:
«Штейн имел якобы свидания с Люшковым до того, как тот оказался в Японии. Люшков вроде бы просил предупредить об угрозе, нависшей над „Стариком“ (Троцким — авт.), и прежде всего от человека, которого зовут „Марком“. Фамилию „Марка“ Люшков не помнит».
Далее в письме следовали точные приметы Зборовского и следующие подробности: «Марк» женат, носит очки, у него маленький ребенок. Штейн настойчиво советовал Троцкому не доверять никому, кто явится к нему с рекомендаций от «Марка», и предупреждал, что на него готовится покушение, которое совершит либо приехавший из Парижа «Марк», либо некий испанец, выдающий себя за троцкиста. Заканчивая письмо, Штейн предлагал Троцкому дать объявление в местной газете, по которому он мог узнать, что его послание получено.
Троцкий предложение Штейна принял и поместил в газете следующее объявление: «Ваше письмо получено и принято к сведению. Прошу явиться для личных переговоров». Однако Орлов-Штейн так к Троцкому и не приехал, после чего тот посчитал письмо провокацией и не изменил своего отношения к Зборовскому[237].
Интересную версию, объясняющую, почему Орлов не приехал к Троцкому дал К. Хенкин, в свое время воевавший в Испании, а потом учившийся в Москве в разведшколе. В частности, он утверждает:
«Орлов так писал Троцкому, чтобы его письмо не могло сорвать операцию Эйтингона-Меркадера. Подготовка покушения могла продолжаться с большими шансами на успех. Посланный в Мексику сигнал не мог быть услышан и понят. Цель и адресат орловского послания, я полагаю, совсем иные.
Зачем же он его писал? И кому?
Он писал его Сталину.
Орлов не сомневался, что его письмо станет немедленно известно советским агентам из окружения Троцкого и будет быстро передано на самый верх. Там без труда догадаются, кто на самом деле этот русский еврей из Нью-Йорка. И там-то сумеют оценить по достоинству бездну между тем, что Орлов действительно знал о готовящемся убийстве, и тем, что он сообщил Троцкому…
Письмом Троцкому Швед давал знать о готовности быть полезным.
Залог его преданности — пробитый Меркадером череп Троцкого»[238].
В Москве о анонимном письме Троцкому узнали из следующего донесения парижской резидентуры ИНО от 25 июня 1939 года:
«21 июня 1939 года „Соседка“ (псевдоним Эстриной в оперативной переписке НКВД — авт.) возвратилась из Америки. В тот же день „Тюльпан“ встретился с ней в присутствии Эльзы и Гершуни. Она рассказала, что „Старик“ прежде всего расспрашивал ее о „Тюльпане“. Он сообщил ей, что на „Тюльпана“ получен донос, написанный в двух экземплярах: один получен заказным, а другой — простым письмом. Автор доноса якобы родственник Люшкова, живет в Сан-Франциско, подписался фамилией „Штейн“.
Штейн имел якобы свидание с Люшковым, когда тот сбежал в Японию.
Люшков передал Штейну ряд данных о работе советской разведки за границей и просил Штейна предупредить „Старика“ о том, что среди них сидит предатель по кличке „Марк“, ходит в очках и имеет ребенка одного года. До 1938 года „Марк“ работал с Николаевым и появился неизвестно откуда. Штейн сообщил, что „Марк“ будто бы был членом Польской КП, но это не проверено. Фамилии „Марка“ Люшков не помнит. „Марк“ был тенью „Сынка“, сообщал ГПУ материалы, крал троцкистский архив. Штейн просил „Старика“ не доверять никому, кто явится к нему с рекомендациями от „Марка“.
Штейн просил также, чтобы „Старик“ поместил ответ в газете „Socialist Appeal“, что „Старик“ и сделал, однако автор не появился.
„Соседка“ заявляет, что „Старик“ не поверил доносу и считает письмо провокацией ГПУ. Эльза подтвердила, что это провокация ГПУ.
235
Волкогонов Д. Троцкий. Т. 2. С. 306.
236
Там же. С. 307.
237
Там же. С. 174.
238
Хенкин К. Охотник вверх ногами. М., 1991. С. 210–112.