Страница 11 из 14
Ил. 11. Андреа Пизано. «Танец Саломеи». 1330–1336 гг.
Ил. 12. Андреа Пизано. «Голову Иоанна показывают царю Ироду». 1330–1336 гг.
По выражению лиц пирующих очевидно, что пляшущая Саломея всецело овладела их вниманием. Однако о том, что она танцует, можно догадаться лишь по присутствию музыканта, находящегося слева от нее, положению ее рук и на основании самого сюжета, поскольку фигура танцовщицы совершенно статична. Саломея изображена рядом с Иродом, которому смотрит в глаза, что подчеркивает их близость и взаимную причастность к грядущему преступлению.
Панель «Голову Иоанна показывают царю Ироду» (ил. 12) – тематическое продолжение «Танца Саломеи»: мы видим тех же персонажей, только на почти пустом прежде столе теперь перед ними бокалы с вином и остатки кушаний, свидетельствующие о том, что пир близится к концу. Возможно, поднесенная Ироду на блюде голова Крестителя и общая композиция сцены содержат аллюзию на Тайную вечерю[59]. Слева от Ирода стоит Саломея; скрестившая руки на груди. С несколько дерзким и горделивым видом она смотрит на блюдо с головой, протянутое Ироду молодым мужчиной – возможно, палачом. Но Ирод не принимает страшного дара, словно пытаясь отрицать свою причастность к казни Иоанна и снять с себя ответственность. Он указывает на Саломею, видимо, полагая, что именно ей принадлежит это подношение, поскольку она этого просила. Гость, сидящий справа от Ирода, указывая на голову Крестителя, строго и грозно, как ветхозаветный пророк, глядит на Саломею, словно предрекая ей грядущее возмездие. Другой гость смотрит на Саломею с сочувствием и симпатией пожилого и мудрого человека, понимающего смятение юности. Такую эмоционально разнообразную разработку характеров персонажей, усложнившую трактовку известного сюжета, можно считать новаторской для изобразительного искусства времени Андреа Пизано.
На панели «Саломея показывает голову Иоанна Иродиаде» Андреа Пизано следует евангельскому изложению, изображая Иродиаду вне пиршественного зала. Мы видим коленопреклоненную Саломею, вручающую матери голову Иоанна на блюде, которое держат обе женщины, таким образом как бы разделяющие общую вину, – этот композиционный прием заимствован у фрески Джотто и мозаики баптистерия. Однако, в отличие от Джотто, Андреа Пизано изобразил женщин очень молодыми, почти как двух сестер, словно желая сильнее подчеркнуть их равную ответственность за преступление.
Во всех рельефах Андреа Пизано с участием Саломеи выразительные лица персонажей и пластическая мотивированность жестов выполняют не только эстетическую, но и информативную функцию. Лицо Иродиады, когда она смотрит на голову Крестителя, исполнено покоя – возможно, вызванного избавлением от Иоанна, причинившего ей множество неприятностей. А Саломея смущена и словно бы разочарована сдержанностью, почти равнодушием матери к произошедшему.
Голова Иоанна кажется почти живой, словно у спящего, а не мертвого человека. Крестителя ожидает воскресение: божественное – посредством его духовной мощи – и земное – через его пророческое слово, и потому он просто готовится к грядущей победе над смертью.
Андреа Пизано скульптурными средствами прекрасно передает сложные психологические и духовные состояния персонажей своих рельефов.
Эта особенность его художественной манеры дает возможность зрителю понять степень причастности каждого из окружающих Саломею персонажей к ее поступку. Андреа Пизано также убедительно показывает перемены настроения самой Саломеи в последовательно продолжающих друг друга сценах, изображенных на панелях: двусмысленный обмен взглядами Саломеи с Иродом в первом рельефе, торжествующая гордость во втором, разочарование и смятение в финале.
Психологические нюансы, переданные в бронзовых рельефах небольшого размера, – важное достижение изобразительного искусства вообще и скульптуры в частности. Благодаря Андреа Пизано история мученичества Иоанна Крестителя и образ Саломеи обрели сложность и амбивалентность, а также вызвали к жизни множество различных интерпретаций. Не говоря о том, что почти театральная экспрессивность рельефов Пизано невероятно увлекательна и заставляет строить всевозможные догадки по поводу их сюжета.
Донателло. «Пир Ирода», купель Сиенского баптистерия
Флорентийский скульптор Донато ди Никколо ди Бетто Барди, известный как Донателло (1386–1466), создал бронзовый рельеф «Пир Ирода» для купели Сиенского баптистерия. Донателло получил этот заказ, вероятно, в мае 1423 года. Изначально изготовить для баптистерия два бронзовых рельефа было поручено сиенскому художнику Якопо делла Кверча, но тот не завершил этой работы, которая и была перепоручена Донателло, согласно сохранившимся документам, 16 апреля 1417 года. Модель была окончена летом 1425 года, а рельеф был готов 13 апреля 1427 года.
Запечатлевая историю Саломеи, Донателло наполняет ее поразительной эмоциональной силой. Он передает живые реакции Ирода, Иродиады и гостей посредством пластической выразительности, обретающей мощную психологическую экспрессию. Когда Ироду и Иродиаде приносят голову Иоанна, Саломея продолжает танцевать, и ее танец выглядит необузданным – в противоположность танцу на мозаиках Флорентийского баптистерия, фресках Джотто в часовне Перуцци и на воротах работы Пизано. Лицо Саломеи, кажется, выражает решительность, как будто говорящую, что у наблюдающей за ней публики нет иного выбора, кроме как смириться с последствиями происходящего. Саломея почти раздражена трусостью Ирода и слабостью его характера, выразившимися в панике, охватившей его при виде отрубленной головы.
На переднем плане рельефа зритель видит Ирода, застывшего в ужасе перед головой, принесенной ему солдатом, изогнутая спина которого свидетельствует об отвращении, испытываемом им к этой ноше. Он словно отстраняется от нее, вытянув руки, держащие блюдо. Выглядит это так, будто солдат говорит Ироду: «Вот то, что вы просили. Наслаждайтесь!» Иродиада сидит, наклонясь к Ироду, и указывает на голову; она словно пытается успокоить Ирода, говоря ему: «Разве не этого мы хотели? Мы получили это. Не будь таким малодушным!» Кажется, ее злит его реакция – и совершенно обоснованно. В конце концов, именно Ирод приказал отрубить Иоанну голову, а теперь он напуган и неспособен взять на себя ответственность за собственные поступки. Саломея тем временем продолжает исполнять свой необузданный танец. На другом конце стола мы видим гостей, реагирующих на происходящее с ужасом и неодобрением.
Живость, выразительность и эмоциональная сила этой сцены поразительны, она полностью увлекает зрителя. Это пример искусства, «называемого storia: наиболее правдоподобное изображение сцены из литературы с максимально возможным разнообразием повествовательных мотивов и объектов»[60].
В том, как Донателло изображает эмоции в этой сцене, отразились художественные теории, развивавшиеся в то время и воплощенные в сочинениях таких авторов, как Леон Баттиста Альберти. Скульптор изобразил свои фигуры реагирующими именно так, как и ожидалось бы в случае свершения события такого масштаба. В художественном и стилистическом отношении это была поразительная новация, до Донателло никому не удававшаяся в бронзе.
Донателло принадлежит новый способ создания объемно-пространственной композиции в скульптуре и рельефе посредством техники, известной как relievo schiacciato – «сплющенный рельеф». Так называют вид барельефа, в котором изображение минимально возвышается над фоном, а пространственные планы максимально сближены. Такая композиция контрастировала с более привычным построением рельефной скульптуры, в которой изображение располагалось на плоскости, образующей его фон. Эту технику Донателло использует в «Пире Ирода».
59
Подробнее см. в разделе этой главы, посвященном Рогиру ван дер Вейдену.
60
Poeschke J. Donatello and His World. Sculpture of the Italian Renaissance / Trans. R. Stockman. N. Y.: Harry N. Abrams, Inc., 1993. P. 23. Это разнообразие (varietas) усиливается наличием сцен на заднем плане. В самой дальней комнате можно видеть палача, несущего блюдо с головой Иоанна в пиршественный зал, а в комнате посередине – музыканта, продолжающего играть даже после того, как Саломея окончила танец и Иоанн был обезглавлен. Впечатление такое, что «жизнь продолжается». Так создается очень сильный контраст с жестоким и эмоциональным изображением на переднем плане. С этого момента varietas, изображенное в этом рельефе, будет одной из целей искусства Раннего Возрождения, характеристикой, которую назовет обязательной Альберти в своем трактате о живописи 1435 года.
Пешке справедливо отмечает: «Архитектура дворца с его столбчатыми аркадами и прямоугольной кладкой явно вдохновлена классическими зданиями. Хотя и монументальная по производимому впечатлению, артикуляция поверхности весьма разнообразна, богато украшена и детализирована. Чтобы достичь этого, Донателло включил сюда разнообразные структурные детали из классической архитектуры, даже следы повреждения в каменной кладке. Устройство перспективы этой сцены – особенно хорошо заметное в мощении пола и во все меньших арках аркад на заднем плане – следует общим правилам одноточечной перспективы, открытой Брунеллески и подробно описанной у Альберти (Poeschke J. Op. cit. P. 388).