Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 27

Последующие годы подтвердили диагноз, вынесенный Лернером. Проблема места не была решена, и американская жизнь действительно стала более дисгармоничной и фрагментированной. Новой формы интегрированного сообщества так и не было найдено, маленький городок все еще ждет своего преемника. А американцы – все еще неудовлетворенный народ.

Может показаться, что возможным кандидатом на статус новой формы сообщества стали «автомобильные пригороды», число которых значительно увеличилось после Второй мировой войны. Тринадцать с лишним миллионов ветеранов войны имели право на приобретение без первоначального взноса дома на одну семью в новых районах. Создание и обустройство миллионов этих новых частных владений стало для американской промышленности главной альтернативой военному производству, а молодожены, заключившие браки-партнерства, казалось, нашли для себя идеальные семейные гнезда. Однако с тех пор мы не стали жить счастливо.

Жизнь в пригородных микрорайонах, быть может, и могла удовлетворить потребность ветерана войны в безопасной и организованной тихой гавани, но она редко порождала чувство места и принадлежности, которое питало его родителей, дедов и прадедов. Сами по себе дома не образуют сообщества, и типовая застройка оказалась помехой для возникновения какой-либо структуры или формы использования пространства в районе, состоящем из стандартных домов и улиц.

Один из исследователей современной Америки заметил, что пригороды, как и спальные городские районы, – это «лишь своего рода база, откуда индивид отправляется собирать разрозненные элементы социального бытия»[10]. Хотя и утверждается, что автомобильный пригород совмещает преимущества сельской и городской жизни, но на деле он оказывает фрагментирующее воздействие на мир индивида. Как писал один наблюдатель, «человек работает в одном месте, спит в другом, делает покупки в третьем, находит удовольствия и друзей где сможет и не заботится ни об одном из этих мест».

Типичный пригородный дом легко оставить, когда его обитатели переезжают в другой такой же. Самое ценное в этих домах всегда можно взять с собой. Никто не устраивает прощаний в местных пабах или в магазинчике на углу – просто потому, что рядом нет местных пабов или магазинчиков. Действительно, зачастую стимулов покинуть данный район больше, чем причин остаться, потому что ни эти дома, ни окрестности не приспособлены к изменениям жизненных циклов семей или индивидов. Каждый дом спроектирован для семьи определенного размера, дохода, возраста. В нем мало «чувства места» и еще меньше возможностей пустить корни.

Переехавшие в Америку европейцы остро ощущают нехватку общественной жизни в наших жилых кварталах. Недавно мы разговаривали с одной любительницей выходов «в люди», которая жила во многих странах и умеет адаптироваться к местным особенностям. Проблема места в Америке стала и ее проблемой:

После четырех лет жизни здесь я все еще чувствую себя в большей степени иностранкой, чем в каком-либо другом месте мира, где я бывала. Люди здесь гордятся тем, что живут в «хорошем» районе, но для нас эти востребованные районы как тюрьмы. Семьи не общаются между собой; мы и видим-то соседей редко, не говоря уже о знакомстве. А в Люксембурге мы часто прогуливались вечером до одного из местных кафе и проводили там несколько замечательных часов в компании местного пожарника, стоматолога, банковского служащего или еще кого-нибудь, кто там оказывался в этот момент. Однако я не вижу никакого удовольствия в том, чтобы ехать на машине в грязный, темный бар, где каждый сидит сам по себе и замирает от страха при приближении какого-нибудь перебравшего посетителя.

В том же духе высказался Кеннет Харрис, размышляя, чего больше всего не хватает британцам в США. Больше всего им не хватает какого-нибудь недорогого деревенского постоялого двора или местного паба – в наших кварталах их нет. Харрис пишет: «Американец не заходит в местное заведение два-три раза в неделю с женой или сыном, чтобы выпить там кружку пива, пообщаться с соседями и пойти домой. Он не выводит собаку погулять перед сном, чтобы заодно завернуть в “Корону” и перехватить там пинту»[11].

Этот контраст между культурами во всей полноте ощущают те, кто живет поочередно то в Европе, то в Америке. Виктор Грюн с супругой владеют солидной недвижимостью в Лос-Анджелесе и небольшой – в Вене. Он отмечает: «В Лос-Анджелесе мы с беспокойством покидаем наш защищенный дом, чтобы навестить друзей или сходить на культурное или развлекательное мероприятие, потому что каждый подобный выезд требует больших затрат времени и нервного напряжения из-за длительных поездок на машине»[12]. Европейский опыт, как он говорит, совсем иной: «В Вене нас проще уговорить куда-нибудь выйти, потому что легко можно дойти до двух концертных залов, оперы, нескольких театров и множества ресторанов, кафе, магазинов. Встречу со старыми друзьями не нужно устраивать заранее, как в Лос-Анджелесе; как правило, мы сталкиваемся с ними на улице или в кафе». У семьи Грюн в сто раз больше квадратных метров в Америке, но создается впечатление, что они не получают там и половины того удовольствия, что у них есть в небольшом уголке Вены.

Однако нет нужды обращаться к мнениям иностранцев, чтобы увидеть недостатки «пригородного эксперимента». Предназначенные стать колыбелью супружеской и семейной жизни, пригороды добавили этим двум институтам дурной славы. Уже к 1960-м гг. сложился образ пригородной домохозяйки как «скучающей, изолированной от мира и озабоченной материальными благами» женщины[13]. Жена, живущая в пригороде и не имеющая машины, которая позволяла бы на время сбежать оттуда, стала символом одиночества в Америке[14]. Те, кто мог себе позволить, компенсировали одиночество, изоляцию и недостаток общения «синдромом плотного графика», как его описал один психотерапевт с северо-востока США:

Одиночество, с которым я чаще всего сталкиваюсь по работе, – это одиночество жен и матерей с маленькими детьми. Их забросили в пригороде, их мужья на весь день уезжают на работу… Я вижу, что чувство одиночества широко распространено, но думаю, что в более состоятельных сообществах его прикрывают обилием активных занятий. По этой причине большой теннис стал так популярен. Все они теперь «выходят в люди» и играют в теннис[15].

Большинство бывших домохозяек сегодня являются частью рабочей силы. Поскольку теперь и папа, и мама, ежедневно сбегающие из своих пригородов, обретают какое-то подобие жизни в сообществе, дети еще больше оторваны от взрослых. Для типичного подростка из пригорода дом предлагает мало, а окрестности – совсем ничего. Ситуация начала 1970-х гг., описанная Ричардом Сеннетом, ухудшается:

За прошедшие десять лет многие дети из среднего класса пытались вырваться из сообществ, школ и домов, на создание которых их родители потратили столько времени. Если и есть какое-то ощущение, общее для различных групп молодежных движений и образов жизни, то это ощущение, что среда среднего класса, к которой принадлежат их родители, для них – как загон, как клетка, которая мешает им быть живыми и свободными. Источник этого ощущения – понимание того, что, хотя образ жизни среднего класса предоставляет безопасный и упорядоченный режим жизнедеятельности, люди в нем задыхаются, потому что им в жизни недостает нового, неожиданного и разнообразного[16].

Пригласить в гости подростка, как мне кажется, возможно, лучший и самый быстрый способ проверить окрестности на жизнеспособность. В пригороде такой подросток очень скоро начинает себя вести как животное в клетке: быстро ходит по дому, выглядит грустным и тревожным и уже на второй день настойчиво просит родителей уехать. У подростков нет места, куда они могли бы сбежать, чтобы пообщаться с себе подобными. В окрестностях нет ничего, кроме домов незнакомцев, а на улицах – ни души. Взрослые приспосабливаются более успешно, во многом потому, что им и нужно меньше. Тем не менее в любом возрасте мало кто сделал бы вывод, что в пригородах «жизнь бьет ключом». Дэвид Рисмен, уважаемый патриарх социологии, однажды попытался описать воздействие пригородов на большинство их обитателей. Он писал: «Может показаться, что там царит бесцельность, зудящее, всеобъемлющее неудовольствие»[17]. Кажется, что автор всячески пытается избежать слова «скучный». Подросток быстро вынес бы именно этот вердикт.

10

Goodwin R.N. (1974) The American Condition, The New Yorker, 28 January, 38.





11

Harris K. (1949) Travelling Tongues, London: John Murray, 80.

12

Gruen V. (1973) Centers for Urban Environment, New York: Van Nostrand Reinhold Co., 217.

13

Slater P.E. (1971) «Must Marriage Cheat Today’s Young Women?» Redbook Magazine, February.

14

Gordon S. (1976) Lonely in America, New York: Simon & Schuster.

15

Ibid., 105.

16

Se

17

Riesman D. (1957) «The Suburban Dislocation», The A