Дракон и Пепел

Его хватило только на то, чтобы коснуться языком разгоряченной девичьей кожи на нежной шее, пройтись по лопаткам и плечам, облизать выступающие между ними позвонки, а потом насладиться тем, как трепещет под ним нежное, податливое тело Джилл. Одурев от происходящего, Тоги крепче сжал ее в объятьях, и, уткнувшись лбом между загорелых лопаток, забыл обо всем. В себя он пришел, только почувствовав, что в стонах девушки отчетливо проявились ноты боли. Морок мороком, но места в человеческом теле для дракона оказалось слишком мало, в финале действия девушку распирало, почти что разрывало изнутри, и Тоги пришлось поскорее отпустить возлюбленную. Выскользнув из нее, он почувствовал, как потекла наружу вязкая влага и, оставив мокрое пятно, впиталась в песок.

Он откатился в сторону и лег на спину. Джилл тут же взобралась на него сверху и прижалась, уютно устроившись на груди. Тихонько мурлыча, девушка погладила Тоги по волосам и осторожно поцеловала в губы:

– А про это забыл? – ее лихорадочно блестящие глаза лучились довольным лукавством.

– Вспомнил, только уже поздно было, – улыбнулся в ответ Тоги и тут же крепко прижал Джилл к себе.

Небо над рекой осветило несколько ярких вспышек: огненное зарево поднялось к небесам и отразилось в воде, заставив ровную гладь ночной Алире засверкать кровавыми бликами.

– Что это? – испуганно шепнула Джилл.

– Маги. Ищут кого-то, – ответил Тоги, внимательно отслеживая ввинчивающийся в черное небо ало-желтый смерч.

– Надеюсь, не нас?

– Нет. Они далеко отсюда, не бойся, – успокоил ее дракон, покрепче прижал к своей груди, и в глазах его заплясали красные искры отраженного огня.

Псиглавый мертвец поднял меч и принялся размахивать им легко и ловко. Стремительные движения выдавали в нем уверенного воина, умело владеющего оружием. То, что он соскучился по битвам, было заметно сразу: когда сталь со свистом секла воздух, псиглавец довольно скалился и щелкал зубами от удовольствия.

– Свистни, – тихо подтолкнув Ташу в бок, попросил Криспэлл, – ну последний разок, а?

Набрав в легкие побольше воздуха, принцесса посвистела, и могучий псиглавец, неуклюже подскочив на месте, послушно плюхнулся животом на землю. Упал и замер, распластавшись среди жидких пучков порядком истоптанной травы.

Развеселившись от такого зрелища, рыжий Ученик от души расхохотался, за что тут же получил строгое замечание от серьезного Фредрика.

– Нечего шуметь, Криспэлл. На всю округу твой гогот слышно, а нам лишний раз свое место обозначать не к чему! Облава уже совсем рядом: охотники у самого убежища рыщут, а ты тут ржешь, как сивый мерин!

– И ничего я не ржу, – сердито отмахнулся рыжий, – уж больно занятно этот мертвяк на пузе валяется, сущий цирк.

– Занятно ему, – хмуро проворчал Фредрик, – посмотрю я, как ты будешь веселиться, лежа рядом с этим «псом», когда придут Заклинатели Лезвий. Там уж нам всем на пузе поваляться придется.

– Эй! Я тут еще одну кольчугу нашел, не совсем дырявую и щит неплохой, – вмешался в разговор бродивший рядом Шагрэй…

Они сидели на старом бранном поле, что находилось в небольшой лощине за общиной. Когда-то давно там сошлись армии Короля и одного из апарских князей. Битва вышла кровопролитная и беспощадная – говорят, почти все воины в ней погибли, а стороны так и не уладили своих разногласий. Молодые некроманты из общины частенько наведывались сюда, чтобы попробовать свои силы, поднимая ветхую, иссушенную ветрами и солнцем нежить, а иногда, чтобы просто посидеть и полюбоваться на закат.

Таша явилась туда, чтобы подальше от любопытных глаз исполнить подсказанную Фредриком задумку – научить мертвых псиглавцев ложиться на землю по команде. Остаться в одиночестве не вышло: сперва на бранное поле явился Шагрэй и вызвался подыскать мертвякам сносный доспех и какое-нибудь оружие, а потом явились и Криспэлл с Фредриком, чтобы просто так поглазеть на ташины тренировки. Понаблюдав с полчаса, как покладисто укладываются на землю мертвяки, рыжий Ученик счел это очень забавным и теперь упрашивал Ташу свистнуть в самый неподходящий момент, чтобы вдоволь похохотать над плюхающимся на землю псиглавцем.

Нежить, всех троих, решено было назвать Яку, Эку и Эби. Как сказал Шагрэй, на апарском это значило «разящий», «смелый» и «сильный». Однако Криспэлл, немного знакомый с языком восточной державы, тут же заподозрил подвох.

– Послушай-ка, Шагрэй, ведь «разящий» на твоем языке произносится несколько иначе, а Яку… ты ведь так обычно на меня ругаешься?

– Точно, – приподняв бровь, резюмировал Фредрик, – потому что это значит «болван».

Получив в свою сторону три недоумевающих взгляда, апарец наконец-то сознался:

– Просто этот Яку укусил меня за палец.

– Так нечего было к нему лезть, – назидательно заявил Фредрик, а Криспэлл тут же принялся дознаваться до истины:

– А зачем ты вообще его трогал? Не твой ведь мертвяк?

– Хотел проверить, смогу ли перетянуть его своей силой, – честно признался апарец, за что тут же получил град возмущений со стороны товарищей:

– Мертвяка чужого вздумал спереть?

– Так со своими не поступают!

Пока Криспэлл и Фредрик негодовали, а бедный Шагрэй пытался оправдаться тем, что просто хотел проверить, насколько привязан мертвяк, поднятый без магической силы, к своему некроманту, за спинами галдящей молодежи возник высокий силуэт.

– Что расшумелись? – низкий суровый голос заставил присутствующих мгновенно замолчать. – Нечего тут шастать, королевские ищейки уже рядом, того и гляди под самые стены встанут, а вы орете, как гусиное стадо. А ну, марш обратно на скалы…

Ученики послушались, спорить с Лункасом Рысьим Глазом не рискнул никто. Этот высокий, мрачный некромант вызывал у парней уважение, а Таша его откровенно побаивалась, ведь глаза его были по-кошачьи быстрыми и зелеными, движения стремительными, а голос басовитым и строгим. К тому же Лункас всегда хмурился, говорил резко, а на Ташу смотрел с пренебрежительным сомнением. По сравнению с ним огромный Кагира казался сговорчивым и мирным, понимающим, мягким и почти родным…

Прав был Лункас: любопытство любопытством, озорство озорством, учение ученьем, но огненное зарево в последние ночи мелькало совсем рядом, в тиши слышались военные барабаны, а быстрые ветра приносили порой отчетливые звуки конского ржания и людской речи. Охотники не скрывались, наоборот, подступая со всех сторон прямо давали понять – пути на свободу нет.

Фредрик первый поднялся и покорно побрел за Учителем. Таша шла последней и, оказавшись в убежище, к костру, как все, не пошла. Она поспешила в келью, где ее уже ждал Кагира. Мертвяки дружно протиснулись следом и застыли у входа, заполнив все пространство небольшого помещения.

– Я хотел поговорить с тобой, дитя, – голос Кагиры звучал непривычно, в нем отчетливо пробивались ноты тревоги.

– О чем, Учитель? – тут же разволновалась Таша, да и как тут не заволнуешься – раньше Кагира являл собой абсолют покоя, и уж если даже он взволнован, то причина должна быть крайне серьезной.

– Хотел спросить твоего совета…

Тут Таша совсем растерялась. Где это видано, чтобы Учителя просили совета у своих Учеников? Да и что она может вообще посоветовать Кагире, такому умному и… древнему…

– Моего? – переспросила девушка в надежде, что ослышалась.

– Большая битва грядет, и ты, дитя, должна принять решение: останемся ли мы в общине, или уйдем.

– Но ведь уйти нельзя? Охотники нас окружили, разве нет?

– Я знаю много тайных троп, – страшные зубы оскалились в довольной улыбке, – таких, которые ни одному охотнику не отыскать.

– Значит, все некроманты могут выбраться из окружения?

– Не все, дитя – всех не вывести тайно, а многие сами не захотят уйти. Мы пойдем вдвоем, как прежде, ты и я. Подумай, дитя, и прими решение!

«Прими решение!» – вот еще напасть! Таша судорожно сцепила пальцы и уселась на соломенный матрас, лежащий в каменной нише, заменяющей кровать. Она думала долго. Кагира не торопил. В душном воздухе медленно плыли пылинки; пара косых лучей, чудом пробившихся сквозь плотный входной полог, рассекла пространство кельи яркими лезвиями четких линий; остальные крохи света, отраженные от деталей псиглавьих доспехов, неподвижными зайцами вросли в каменную серость стен.