Страница 4 из 12
Мама только рассмеялась – оказывается, и куриные котлеты могут надоесть.
Днем мы готовили с Вовой уроки, а вечером, когда приезжал с работы его отец, играли в настольные игры, или смотрели диафильмы на большом белом экране. У Вовы их было много. Каждый день новые. Как же мне нравилось у них!
Но наша дружба кончилась быстро, как и началась. Мне трудно понять, был ли я тому причиной? Возможно, был.
– Что за шкет с тобой ходит? – спросил Ленчик, поджидавший меня из школы.
– В нашем классе учится, – ответил ему.
– Он не на Сумушке живет? – проявил тот поразительную осведомленность о местожительстве моего нового друга.
– На Сумушке.
– В большом доме?
– Ага.
И Ленчик долго расспрашивал о том доме, попасть в который было не просто. Надо позвонить из автомата по городскому телефону 3-63-56 в квартиру Вовы, и только тогда охрана, предупрежденная хозяевами квартиры, пропускала в дом.
– Ладно, Толик, твоя задача достать ключи от квартиры. У твоего шкета они есть?
– Нет. Его встречает нянечка.
– Вот у нянечки и возьми, – дал задание Ленчик.
– Как?! – ужаснулся я, мгновенно сообразив, во что втягивает авторитет.
– Ты умный, Толик. Сам сообразишь, но на этой неделе ключи должны быть у меня, – объявил Ленчик и, дружески хлопнув по плечу, ушел.
В свои девять лет сообразить, как правильно поступить, я не мог. Знал лишь, что не выполнить приказ авторитета невозможно. Нельзя даже рассказать кому-либо о его задании – это секрет, который кроме нас двоих не должен знать никто. Ну, а сообщить родителям или заявить в милицию – такое даже в голову не могло прийти. И дошкольник знает – это измена.
Ключи из сумочки нянечки вытащил мощным магнитом. Она даже не заметила, хотя и не выпускала её из рук. Вместе с магнитом незаметно бросил в кусты. К ним домой не пошел, потому что знал – в квартиру они попадут нескоро. Ключи отдал Ленчику. Было стыдно перед нянечкой, но еще больше страдал, воображая, что может случиться, если воры окажутся в пустой квартире. А если не в пустой? А если их поймают, и они скажут, откуда ключи? Осознание тяжести преступления раздавило меня на весь вечер и всю ночь. Уснул лишь под утро.
А в школе Вова рассказал, что нянька потеряла ключи, и пришлось срочно менять все замки. Не знаю, что подумали взрослые, догадались ли о моей роли, но через неделю моего друга перевели в другую школу. Я скучал целый месяц, а потом все же позвонил по телефону 3-63-56, который запомнил на всю жизнь. Сколько ни звонил, мне так никто и не ответил. Ни разу.
А ко мне посадили Женю Шлифера, и опять же по просьбе его родителей. После Жени были Алик Гершгорин и Игорь Альтшуллер. И все повторялось один к одному, как с Вовой Сиговым. Ребята подтягивались в учебе. Игорь даже выбился в отличники. Но едва попадал в богатые квартиры одноклассников, появлялся Ленчик. Откуда он узнавал, не знаю, но работать на него больше не хотелось. И приходилось срочно рвать отношения с очередным другом, причем взаправду. Ведь Ленчик мог за мной следить.
А потом появился Женька Иоффе. Сначала, правда, возникла генеральша:
– Толик, я тут с Ольгой Дмитриевной разговаривала. Она сказала, что ты с Игорем поссорился. Почему?
– Не знаю, Вероника Васильевна, – уверенно соврал ей.
– Ты же его в отличники вытащил, а он.
– Он тут не при чем. Он и сам способный. Без меня справится.
– Значит, с ним больше дружить не будешь?
– Ни за что! – искренне ответил генеральше.
В тот же день ко мне пересадили Женьку.
– Ну, давай, перевоспитывай меня! – сказал Женька и больно ткнул кулаком в бок.
Я лишь стиснул зубы и отвернулся. Выдав еще пару тычков, новый друг успокоился. На перемене отвел его в сторону и двумя точными ударами расквасил ему нос. Мы сцепились. Досталось и мне.
С перемены вернулись с опозданием – Женька с распухшим носом и в окровавленной рубашке, и я в его крови и с оторванным рукавом. Нас тут же послали за родителями. Так началась наша дружба с Женей Иоффе.
Очень скоро попал в скромную квартиру друга. Он жил в военном городке авиационного училища, расположенного на Сумской улице прямо у парка Горького.
У них не было прислуги, как у всех предыдущих моих друзей. Шумная генеральша все по дому делала сама. Ну а от авиационного генерала я был в восторге с первой встречи с ним.
А вскоре, как обычно, перехватил Ленчик:
– Что, Толя, за генералов взялся? – весело спросил он.
Но, по мере моего рассказа о пропускной системе военного городка его интерес к генеральской квартире угас.
– Ладно, Толя, пора тебе настоящим делом заняться. У тебя получится, – закончил разговор авторитет.
Именно с того разговора началась неравная борьба с его шайкой. Продержавшись полгода, вынужден был сдаться. И я попал в другую школу – школу воров-карманников, в которой Ленчик был непререкаемым авторитетом.
Так я стал жить двойной жизнью: примерный ученик в школе и член воровской шайки на улице. И об этой второй стороне моей жизни не мог рассказать никому, даже своему другу Женьке. Именно по этой причине так ни разу и не пригласил его к себе домой. Ведь там нас мог встретить кто-нибудь из братвы и заговорить со мной на “фене”.
Меж тем мы с Женькой “заболели” морем. Все началось с морского танца, который подготовили к школьному празднику. Мама Жени купила нам обоим настоящую морскую форму, которую перешили в ателье училища. В форме мы оба выглядели великолепно. После успешного выступления на сцене весь праздник мы ходили в форме, ощущая на себе восторженные взгляды одноклассниц.
– А “нахимовцы” все время ходят в такой форме, – сказал вечером Женька, когда надо было переодеваться.
– Что за нахимовцы? – спросил его.
И Женька рассказал, как летом во время отдыха на море видел ребят в морской форме, которые учились не в школе, а в детском морском училище. Это и были нахимовцы – будущие моряки.
В отличие от Женьки, море я видел лишь в кино и на картинках, но с того дня оно стало сниться чуть ли ни каждую ночь, совсем как наяву. А мой читательский интерес был надолго захвачен книгами о морских путешествиях, моряках, юнгах и нахимовцах.
– Эх, скорей бы “кончить” четвертый класс, – сокрушался Женька, – Сосед сказал, в нахимовское принимают только после четвертого, – пояснил он, и мы оба тяжело вздохнули, понимая, как же долго ждать осуществления нашей мечты.
Летом Женька снова уехал с мамой к морю, а мы с братом в деревню. Там и познакомился с предателем Родины Федькой-полицаем. Его необычные рассказы о вынужденной службе в полиции и своей связи с партизанами, которую ему не удалось доказать, показались мне искренними, и я поверил ему. Но, именно от него впервые узнал о существовании советских концлагерей, где похлеще немцев издевались даже над невиновными людьми. Так летом пятьдесят четвертого года я узнал такое, что перевернуло мое детское мировоззрение. Уже тогда мне было понятно, что этой тайной нельзя делиться ни с кем, даже с родителями.
А осенью мы с Женькой стали пионерами. Вот только я, в отличие от него, вступил в пионеры понарошку, не произнеся вслух ни единого слова пионерской клятвы. Ведь искренне считал себя недостойным быть пионером, поскольку жил уже не двойной, а тройной жизнью.
– Дуй в пионеры, разведчик, – смеясь, напутствовал Ленчик, с которым поделился своими сомнениями. Он-то считал, что в пионерском обличии воровать даже удобней.
Тогда же познакомился со старым большевиком, знавшим Ленина, который окончательно подорвал мою веру в справедливость в нашей стране, “управляемой псевдокоммунистами, отступившими от ленинских заветов”.
И я жил с этой кашей в голове, пытаясь самостоятельно разобраться с тем, что было не под силу даже взрослому человеку. Лишь твердая вера в высшую справедливость поддерживала меня, третьеклассника, в то непростое время формирования личности.