Лароуз

Ландро ответил сбивчиво:

– Что, если старейшины – просто компания стариков, которые не умнее любого из нас… что, если…

– Они обычные пожилые люди, – перебил его Рэндалл. – Но они люди, которые узнали многое от своих стариков, понимаешь? Однажды у нас выдался голодный год, и большинство наших стариков отдали молодым свою пищу. То поколение умерло за нас, да? Так мы идем верным курсом. Прими их слова, если они кажутся тебе правильными.

– Но, возможно, они сами не знают…

– Перестань задавать тупые вопросы. Ты свихнешься, если продолжишь так думать. Позволь-ка лучше спросить тебя кое о чем. Что это за ребенок вообще был – этот Дасти?

– Не спрашивай меня об этом.

– Он не последняя причина твоей агонии, приятель. Каким он был? Кто знал этого мальчика лучше всех в вашей семье?

Ландро помолчал, а потом наконец ответил:

– Лароуз.

– Так что же Лароуз о нем знал?

– Забавный малыш. Любил приключения. У них двоих был целый пакет игрушек, которых они превратили в героев мультфильмов. Они были веселые. Это было легко понять, если вслушаться в то, что они придумывали. Дасти…

– Да, можешь произносить его имя, но прибавляй к нему «-ибан», так ты покажешь, что он находится в мире духов.

– Дасти-ибан любил рисовать. И рисовал хорошо. У нас есть несколько рисунков, которые он нам подарил.

– Что на них?

– Лошадь. Собака. Человек-паук.

Ландро произнес это, всхлипывая. Рэндалл дал ему некоторое время, чтобы успокоиться.

– Хватит лить слезы. Ты можешь плакать из-за малыша. Но нечего распускать нюни из-за собственной боли. Ты вносишь дурную энергию в свою семью. И мешаешь Лароузу делать добро семье Дасти-ибана. Когда ты плачешь, я слышу, как ты жалеешь о том, что сделал, но теперь с этим покончено. Ты был пьян, когда его застрелил?

Приношения потрескивали на раскаленных камнях.

– Нет.

– Точно не был навеселе?

– Нет.

– Не торчал?

– Нет.

– Мы учим наших людей отвыкать от этого дерьма. И сами не должны его употреблять. Вот почему я спросил.

Долгое время Рэндалл молчал.

– Ты хороший охотник. И стреляешь осторожно, – сказал Рэндалл. – Все знают, что ты знаток в этом деле и каждый год приносишь хорошую добычу. Поэтому мне нужно было спросить.

– Ладно, – отозвался Ландро.

– Просто я не полностью уверен.

– Чего там, – буркнул Ландро.

– Ты покончил с выпивкой?

– Да, – подтвердил Ландро.

– Колеса?

– И с ними тоже.

– Хорошо. Тебе нужно принять на веру, с Лароузом ты поступил правильно.

– А как насчет Эммалайн? – спросил Ландро.

– Нола – ее сестра.

– Только наполовину, – возразил Ландро.

– Сестер наполовину не бывает, – рассудил Рэндалл.

– Эммалайн не любит сестру.

– Она сама тебе сказала?

– Говорю, это так. А Нола не выносит Эммалайн. Так что нам теперь не удастся увидеть Лароуза. Думаю, мы предполагали, что нам можно будет встречаться. Ведь мальчики привыкли играть вместе, и все такое.

– Дайте им время разобраться, – посоветовал Рэндалл. – Дверь! Ой, я совсем забыл, что у нас нет привратника. Дверь! Я сейчас сам все сделаю.

Рэндалл отбросил брезент в сторону, а затем принес на вилах новые камни.

– Так много? – спросил Ландро, который едва не плавился.

– Ха-ха, – отозвался Рэндалл. – Устроим жаркую вечеринку. Я сварю тебя заживо.

И все равно даже после того, как Рэндалл едва не приготовил из него яйцо-пашот, в его душе не наступил мир. Ландро становилось все хуже и хуже. Он плакал, вспоминая, как тонкие ручонки Лароуза обнимали его за шею, осуждал себя за то, что сделал Лароуза своим тайным любимцем. Мальчуган занимал в его душе все больше места, оттесняя на второй план старшего брата. Кучи был серьезным, хмурым мальчиком, принимающим все близко к сердцу. В глубине души он был уязвлен, но вел себя так тихо, что никто не догадывался об этом.

– Почему ты все время молчишь? – как-то раз спросил его Ландро.

– Зачем говорить, когда Джозетт и так болтает без умолку?

Он был прав.

Эммалайн продолжала думать о том, что сказал отец Трэвис. Если бы она захотела, то, конечно, смогла бы забрать сына обратно. Но нет, она не станет связываться с системой соцобеспечения. Там, где любой документ запрашивают в трех экземплярах, может произойти что угодно. Нет, так не пойдет. Вместо того чтобы решиться на последний шаг, Эммалайн думала о том, что Нола потеряла сына, без конца вспоминала об ответственности мужа за смерть Дасти и предпочитала делать нечто иное. В последние несколько месяцев она понемногу выкраивала деньги, чтобы положить их на сберегательный счет Лароуза. Еще она вложила свою любовь в сшитое ею лоскутное одеяло, которое принесла в дом Равичей. Эммалайн отдала одеяло Ноле, которая поблагодарила ее, стоя у двери, сложила одеяло и положила его на самую высокую полку шкафа. Кроме того, каждую пару недель Эммалайн не могла удержаться от того, чтобы приготовить особый суп и обжарить хлеб, как любил ее сын. Она ставила их на порог дома Нолы или даже передавала ей в руки – через них Лароуз почувствует вкус ее любви. Нола все выбрасывала. Как раз перед Рождеством Эммалайн пришла с мокасинами. Оставила их в свертке с надписью «Лароуз». Нола положила мокасины в пластиковую коробку. Спрятанные, они ждали своего часа, и Нола боялась их – копченый запах мокасин обладал силой творить чудеса.

В тех случаях, когда Эммалайн появлялась с приношениями, она видела, что сестра все понимает. Когда Нола открывала дверь, ее улыбка была деланой и кривоватой. Иногда перед тем, как принять еду, руки Нолы сжимались и разжимались, выдавая душевную муку. То, как тщательно Нола выговаривала слово «спасибо», выдавало отчаяние, которое заставляло Эммалайн отворачиваться и идти прочь. В машине она засовывала руку в карман и прикасалась к листку бумаги, на котором было написано: «Можешь взять его обратно».

Однажды, оставив еду на крыльце Равичей, незадолго до Рождества, которое предстояло праздновать без Лароуза, она не смогла уехать. Эммалайн вылезла из пикапа и пошла обратно к их дому. Может, поговорить с Нолой? Попросить разрешения хоть мельком взглянуть на сына? Она постучала, но сестра не ответила. Эммалайн постучала громче, потом так сильно, что стало больно костяшкам пальцев. Она знала, что Нола где-то в доме с ее ребенком и делает вид, что не слышит стука.

Лароуз услышал голос матери и узнал запах супа, который ему было не суждено попробовать. Нола продолжала читать книгу «Там, где живут чудовища»[50], пока стук в дверь не утих. Ее голос звучал хрипло и тонко.

– И все равно было жарко, – закончила Нола и закрыла книгу. – Хочешь, я прочту ее снова?

– Ладно, – произнес Лароуз едва слышно. Волна неясной грусти накрыла его. Он закрыл глаза и уснул.

– Интересно, существует ли ген стервозности? – задала вопрос Эммалайн, входя в свой дом после стояния на улице перед запертой дверью Равичей.

Сноу взглянула на Джозетт, и та произнесла:

– Неужели я слышу это от моей матери?

– Потому что если он существует, – продолжила Эммалайн, – моя сестра получила его от своей матери, которая была первостатейной стервой.

Девочки хмуро уставились на Эммалайн, отказываясь поверить, что их мать заговорила таким языком.

– Ее звали Марна. Она убила мужа и вышла сухой из воды. Конечно, он был основателем какого-то культа.

– Ничего себе.

Девочки протестующе замахали руками.

– Это бред, мама, – заявила Джозетт.

– Однако это правда, – возразила Эммалайн.

– Хорошо, мама, – энергично закивали Джозетт и Сноу, – но позволь тебе напомнить, что сказанное касается нашего деда.

– Ты, мама, говоришь слишком странные вещи. Я имею в виду, быть стервой – это одно, а убийство мужа уже не лезет ни в какие ворота. Ты что-то завираешься.

50

«Там, где живут чудовища» – книга Мориса Сендака о непростых отношениях девятилетнего мальчика Макса со своей семьей и окружающим миром, которая стала классикой современной детской литературы США, была издана миллионными тиражами и переводилась на множество языков.