Страница 12 из 13
– Курица, – прошипела на себя Лариса, снова очутившись перед громадным во всю стену зеркалом в большой прихожей. – Запущенная глупая курица!
Она растопырила пальцы и вонзила их в спутавшиеся белокурые пряди. Приподняла, потом задвинула за уши, затем снова растрепала. С прической надо что-то срочно делать. Эта одуванчиковая поросль никуда не годилась. И цвет надо оттенить. И займется она этим прямо сейчас. Прямо вот сейчас – в половине пятого утра. Опыт имелся. Не всегда была богата. Бывало время, когда сама себя обслуживала. И волосы красила, и ногти в порядке содержала. Помнит еще, как это делается.
В половине шестого утра, когда уже почти со всем справилась, и даже ухитрилась самой себе понравиться, неожиданно начали слипаться глаза. И вместо того, чтобы порыться в шкафу и подобрать подходящее платье для визита на свою фирму, Лариса рухнула на супружескую кровать лицом вниз и через минуту отключилась. И проспала до десяти.
Пошарила по кровати рядом с собой, телефона не нашла. Ох, она его в гостевой спальне оставила, кажется. Или в ванной, когда краску с волос смывала. В гостевой спальне нашелся телефон. И там десять пропущенных звонков от Андрея. И четыре его тревожных сообщения. Он очень, очень волновался, что она не отвечает.
– Лариса! Ну что с тобой такое? – закричал он на нее, стоило ей ему позвонить. – Я чуть с ума не сошел! Где ты? Что с тобой?
– Со мной все в порядке, – улыбнулась она.
Поймала свою улыбку в пузатом блестящем чайнике, улыбнулась шире.
– Со мной все в порядке. Я спала.
– Спала так, что не слышала, как я звонил тебе десять раз? – не поверил Андрей.
– Телефон остался в ванной.
– В ванной? Почему в ванной?
– Я волосы красила и…
– Что?! Что ты делала? Волосы красила? – Он ужаснулся, словно она призналась ему, что побрилась налысо. – Твой парикмахер умер?
– Нет. Просто захотелось чуть оттенить пряди. Вышло здорово.
– А краска откуда?
– Ой, завалялась. Давно. Думала, просрочена. Нет, все нормально. Вот от безделья и…
– Ерунда какая-то, – перебил он, попыхтел в трубку. Упрекнул: – Я с ума схожу от беспокойства. А она…
– Все хорошо.
Она беспечно шевельнула пальцами оттененные кудряшки. Подошла к окну. Солнце ныряло за облака, которые гонял по небу сильный ветер.
– Все хорошо, Андрюша? – спросила она почему-то.
Может, потому что сердце неожиданно съежилось, и в груди сделалось больно-больно. Так было уже однажды. Много лет назад, когда она ждала мужа, а пришла полиция и сообщила, что его больше нет. Так же вот тогда сжималось и болело сердце. Витебсон назвал это предчувствием. А она обозвала его шарлатаном. Он обиделся и не звонил ей пару месяцев. Но хоронить ее мужа приходил.
– Все хорошо, Андрюша? – переспросила она, дождавшись, когда солнечный луч пробьется сквозь самое плотное облако. – Эй! Ты чего умолк? Все хорошо?
– Не совсем, Лариса. Совсем, в общем-то, нехорошо.
Он так странно вздохнул, что ее бедное сердце, кажется, вовсе перестало стучать.
Вот оно! Вот сейчас он ей скажет, что ее сон – это не лажа. Ей все верно снилось, и он от нее уходит к другой – молодой, красивой, наглой.
– Илону убили сегодня ночью, Лариса, – пробормотал Андрюша не очень уверенно, будто сам все еще сомневался в этом.
– Илону что сделали? Убили?
Она поймала себя на том, что улыбается. Что чувствует странное облегчение оттого, что он не сказал ей самых страшных слов, что они по-прежнему вместе, они семья, и…
– Илону что?! – выдохнула она спустя мгновение после того, как мысленно перекрестила все углы. – Уби-или-и?!
– Да. Убили. Раскроили череп чем-то тяжелым. Случилось это, видимо, ночью. Но эксперты ничего толком не говорят.
– А откуда ты знаешь? Про экспертов?
Наверное, это был лишний вопрос, ненужный, но выскочил он сам собой.
– Мне позвонили, потому что я был последним, кому она звонила вчера вечером.
– Она тебе звонила? Зачем?
– Консультировалась. У нее появились какие-то свободные деньги. Она хотела их выгодно вложить. И… – он едва слышно выругался, без раздражения, скорее, обреченно как-то. – Господи, Лариса, какое это сейчас имеет значение? Она убита! Ее больше нет, понимаешь?!
– С трудом, – честно ответила она.
И вспомнила холодные глаза подруги за недавним завтраком. Ее странную удовлетворенную улыбку. Будто та боль, о которой рассказывала Лариса, доставляла ей удовольствие. Странной она была все же – их подруга Илона. Странной и неизведанной, как самая глубокая океаническая впадина.
– Кто ее обнаружил? Не ты? – с истеричным хохотком спросила Лариса, продолжая торчать у окна и наблюдать за сгущающейся облачностью.
– Ее утром нашла домработница. Нашла в кухне с проломленной головой.
– У нее была домработница? – удивилась Лариса. – Странно. Она никогда не рассказывала.
– Она никому ничего о себе не рассказывала. Разве нет?
Тут она поняла, что их разговор кто-то слушает. И Андрей с таким выражением говорить может только для сторонних слушателей. И она сказала:
– Да. Никому, никогда, ничего о себе не рассказывала.
Глава 7
– Товарищ лейтенант, взгляните.
Валера Ломов со вздохом обернулся на оперативника, с которым вместе выехал на место преступления. Малый пришел в отдел недавно и казался ему полной бестолочью. Ни выводов не мог толковых сделать, ни версий выдвинуть. Поквартирный опрос ему не нравился. С людьми он не ладил. Вопросов умных задавать не мог. Вот зачем им в отделе такой человек? И это вместо Сережи Журенкова! Вместо аса, которому подобное бытовое убийство, на которое они выехали, раскрыть было бы на щелчок пальцев.
С ним – с Сережей – многие из начальства нередко советовались. Уважали. Будто бы. Руку при встрече пожимали. А потом взяли и слили Сережу. Просто взяли и слили.
Кому он помешал? За что? Почему так с ним поступили? Влез, что ли, куда-то не туда?
– Товарищ лейтенант, – нетерпеливо повторил молодой напарник.
– Ну что тут у тебя? – Валера нехотя обернулся.
Стажер Володя Ярных нетерпеливо топтался в дверном проеме огромной кухни, не решаясь переступить ее порог. Во-первых, над мертвым телом и с предметами мебели все еще работали эксперты. И кричали на всякого, кто мог затоптать следы. А во‐вторых, мертвое тело все еще лежало в кухне, и это заставляло его нервничать. Его запросто могло стошнить. Он не переносил ничего такого. Он даже из мединститута ушел, не доучившись до первой сессии, когда узнал, что им предстоит делать в анатомичке.
– Что у тебя, Вова? – Валерий смерил напарника насмешливым взглядом.
Валерий Ломов являлся одним из старожилов отдела, на его счету было несколько раскрытых преступлений, тем не менее он все еще ходил в лейтенантах. Потому что не умел подлизываться к начальству. Потому что не умел стучать на коллег. И показания на друга Серегу отказался давать, когда потребовали.
Он был лейтенантом, да, но честным, порядочным.
Володя ему его надменность прощал. Ему рассказали, что Ломов очень сильно переживал, когда его друга – Сергея Журенкова – уволили. Причем нехорошо уволили. Пытались даже посадить. По слухам, Володя пришел на его место. И, конечно же, не мог с ним сравниться. Его никому даже и в голову не приходило сравнивать.
Он не обращал на это внимания. Он пока им все прощал. Им – всем своим коллегам. А в отделе их вместе с ним было четверо.
– Вот нашел в ее белье. – Володя протянул Ломову потрепанную записную книжку с вытершейся кожаной обложкой, со странными записями.
– Ох, господи, этого только не хватало. Теперь дешифратора вызывать точно! – обронил тот с иронией, прекрасно понимая, что этого не будет.
Им самим придется ломать головы, пытаясь расшифровать эту тарабарщину.
Ломов помотал записной книжкой в воздухе, потом выхватил у кого-то из экспертов полиэтиленовый пакет и упаковал вещдок.
– Молодец, Вова. Спасибо.