Последний переход

– Что закрыл? – не понял Егор.

– Да вот его, – Павел небрежно ткнул пальцем назад. – Дольмен этот самый. Тьфу на него! Теперь это лишь будка с дыркой.

– Ну да? – Аркадий недоверчиво сощурился.

– Можете проверить. Хоть сейчас. Залезьте туда, посидите. Да обратно.

– И ничего не будет? – Кауфман осведомился всё-таки с подозрением.

– Абсолютно!

– Ты так считаешь, – заговорил Егор, – что этот обормот, Пацюк… Кстати, а его ты не видел там?

– Я не всматривался. – Павел отмахнулся. – Не до него… Да что с ним, болтается где-то в преисподней, дурак дураком. Дурак в самом деле! Это же надо – такое активировать!..

Княженцев тонко улыбнулся.

– Пабло, – молвил он. – Тебе, возможно, и виднее было. Но теперь ты меня послушай. Да и ты, конечно, Аркадий.

– Философский анализ? – с язвиночкой спросил Павел.

– И синтез, – согласился Егор охотно.

– Ну давай, синтезируй, послушаем.

– Сейчас. Это не так-то просто!

Егор собрался с мыслями, нахмурился, откашлялся.

– Ну прежде всего, Павел Васильич, задумайся-ка вот над каким вопросом. Ты говоришь, что возможное развитие событий, возможное вторжение чужих миров грозило в будущем вселенской катастрофой. Так?

– Допустим, – заговорил философским языком и Забелин.

– Так, – подтвердил своё Княженцев. – Но вот давай-ка поразмыслим. Ведь ты смотрел из многомерного времени и видел множество времён одномерных, то есть возможных вариантов развития событий. Верно?

– Допустим, – повторился Павел.

– Допустим. – Егор усмехнулся. – Я, разумеется, не знаю точно, но предполагаю, что эти одномерные времена из объёмного пространства представляются в виде таких протяжённостей, нитей, что ли…

– Примерно так, – ухмыльнулся и Павел. – Только это очень приблизительно сказано. На самом деле гораздо сложнее. Богаче!

– Не сомневаюсь в этом. Но главное – вот оно: ходы одномерных времён выглядят так из многомерного времени. Они переплетаются, по ним по всем пульсирует жизнь, и по какому именно побежит наша – жизнь нашего человечества, – Егор ударением выделил «нашего», – мы здесь не знаем.

Он посмотрел в лицо Аркадию, затем Павлу. Рот Забелина сделал краткое уверенное движенье, без слов, но Егор легко расшифровал: здесь не знаем, а вот там я…

– Да-да, – засмеялся, закивал Егор. – Мы не знаем здесь. А ты там, конечно, узнал. И принял меры, чтобы земное будущее выправить. Так? Так! И какие же ты меры принял, скажи, пожалуйста?

– Ну какие… – заговорил Павел врастяжку, как бы ощупывая мыслью возможные полемические аргументы философа… но не для него было это занятие, и он брякнул: – Да какие! Прихлопнул всю эту лавку к такой-то матери, да и делу конец!

– Вот! – тут Егор рассмеялся славно, от души. – Прихлопнул! А почему ты смог это сделать? А?.. Да потому, что находился в многомерном времени, вернее, пространстве-времени. Понимаешь?!

– Но тем самым эту многомерность и закрыл, – сказал Аркадий. Он всё слушал внимательно, и всё понял.

Улыбаясь, Княженцев покачал головой. Отрицательно покачал.

– Нет, – ответил он. – Не закрыл. То есть, может, и закрыл, но ненадолго. Теперь это не закроешь. Оно само пришло к нам.

Аркадий улыбнулся тоже:

– Послушайте, Егор, – почему-то обратился он на «Вы», – Я разве к объёмному времени применимы такие понятия, как «ненадолго» и «теперь»?

– Вероятно, нет. – Егор пожал плечами. – Но в данном случае-то речь идёт не об объёмном. А пока… – тут он лукаво подмигнул, – пока! пока о нашем, одномерном. Хотя многомерное пространство-время – да, вот оно уже входит в нашу жизнь. Понимаете?

– Нет! – честно сказал Павел.

– Относительно, – осторожно молвил Кауфман.

– Ладно, – согласился Егор. – Тогда пойдём с другого конца. Мы считаем, что до сих пор история Земли протекала в четырёхмерном мире: три пространственных измерения и одно временное… хотя и это, разумеется, условно! Почему три измерения? Почему не считаются измерениями, скажем, температура, давление?.. Но, впрочем, это к слову. Итак, четырёхмерный мир, где одно время, линейное прямое движение из прошлого в будущее. Ну, при этом можно смутно догадываться о параллельных мирах, о возможных их пересечениях, о том, что для великих – пророков и святых – открывалась, очевидно, картина и многомерная… но вообще, для большинства человечества, конечно – время невозвратное: ушло и не вернуть его.

Он сглотнул: пересохло во рту. Прокашлялся.

– И вот так оно шло-шло, наше время, сменяли друг друга столетия. И что же? Вот пришли такие годы, когда с этим линейным временем принялось твориться нечто…

Ну а какое нечто – вы уже, наверно, поняли.

Наш мир устроен так, что какую-то часть предназначенного для него пути он движется по времени прямо, как по рельсам. Но, видимо, так было бы слишком просто. И скучно. И потому Создатель предусмотрел человечеству вторую серию, повеселее…

Спору нет, в истории эта вторая серия является не как в кино – р-раз! и наступила. Нет. Она подходит игриво, намёками, странными событиями, которые чаще всего остаются незамеченными. Вдруг возникают странные люди, говорят странные вещи; им удивляются, посмеиваются над ними, крутят пальцем у виска. Они сбивают с толку, об них словно спотыкаешься, Земля на миг вдруг пропадает из-под ног. Потом они исчезают куда-то, потом забываются. Всколыхнувшаяся было жизнь, оказывается, никуда не делась, она как была – на знакомых рельсах, и всё так же катит вперёд.

Но что-то необъяснимо меняется в мире. Дуют уже другие ветра, и от них никуда не деться, хотя и невозможно угадать, откуда прилетают они к нам, из-за какого горизонта. И люди начинают беспокойно крутить головами, в из глазах и лицах является тоскливая тревога – а дорога времени, такая обычная, даже надоевшая, теперь начинает дрожать и расплываться…

– Полагаю, не стоит, – Княженцев как-то особо осклабился, – не стоит долго рассуждать, чтоб стало ясно: это задрожавшее, вдруг растревоженное, невесть как повернувшееся время – это наше время, то, в каком мы живём.

Он нажал голосом на это «мы» – мы, наше поколение.

– Как так? Да так вот. Примерно с конца девятнадцатого века в тоннеле земного времени стали мигать странные прорехи, в безумном веке двадцатом они замельтешили вовсю – нерушимая прежде плоть дней, месяцев и лет стала стремительно расползаться, будто кто-то тянул её снаружи. Так что Пацюк, собственно, не совсем при делах тут. То есть он, слов нет, стервец, но он лишь нашёл дыру во времени, возникшую без него. Не Пацюк, так кто-нибудь другой – Джонс, Гомес или там Брахмапутра обязательно бы объявился. В Северной Америке ли, или в Южной, или на Индийском полуострове. И место роковое объявилось бы, ничуть не хуже уральского дольмена…

Здесь речи философа превысили, видимо, в Забелине критическую массу возражений, он вскинул руку:

– Погоди, князь!..

И Егор с готовностью умолк.

– Погоди, – повторил Павел. – Неувязочка получается!

– В чём?

– В рассуждениях твоих.

– Слушаю!

Лукавство неуловимо промелькнуло в движении губ Княженцева.

– Я понял, – сказал Павел, – основную мысль. Аркан, ты понял?

Тот молча кивнул: понял, мол.

– Да, – сказал Павел. – Значит, выходит, что времена до какой-то поры текут, не зная друг о друге, не пересекаясь…

– Евклидовы времена, – пошутил Аркадий, улыбнулся.

– Ну да. – Забелин кивнул. – А в какой-то части начинают контачить, сливаться…

– Как с тем самым временем, где мы были, – подсказал Егор и тут же поспешил уточнить: – Где генерал, Бурдюк, Кирпич…

– А… – Павел как бы споткнулся, взор его обежал малый круг, вернулся. – И это тоже… Но я не это имел в виду. А то, что эти времена, они ведь просто параллельные, такие же одномерные, как наше. А там, где мы были только что, – там ведь совсем другое дело! Там время – не просто много параллельных или там пересекающихся прямых. Там время – вообще не время, не прямая, в смысле, а – пространство! Пространство… ну… ты, князь, чего ржёшь?!