Последний переход

Как нечисть поглотила Виталия? Этого точно знать нельзя. Да и не надо. Важен сам факт. Он стал лёгкой добычей; возможно, куда более лёгкой, чем Семён, ибо по складу характера – неуживчивого, стервозного – был сам ближе к нечисти. Он тоже стал слабеть, а когда уснул и дневное сознание покинуло его, нечисть окружила дом Клавдии Макаровны, каким-то образом выманила Обноскова оттуда… Ну, собственно, вот и всё. И кто знает, может, он уже стал упырём или ещё каким гадом… В общем, там, в строю отвергнутых, ему нашлось место.

Аркадий, лёжа, грустно покивал головой:

– Да уж… Я подозревал, что он парень гниловатый. Помнишь, там, у костра? – Кауфман повернулся к Егору. Тот кивнул: помню. – Но не предполагал, конечно, столь жуткий финал…

Когда Павел с Виталием отправились на свою неудачную рыбалку – уже тогда Аркадий уловил в Виталии какую-то гнилинку характера, которая, впрочем, могла бы никак не проявиться… Но она была. И экстрасенс Аркадий Кауфман ее ощутил совершенно явно, правда, не понял, в чем она – точнее, не догадался, какой в этом смысл здесь, близ Зоны.

А смысл самый простой: глиста в душе – значит, дырка; значит, в эту дырку легко проникнуть темной силе; а раз легко, то она и проникла, чего ж не проникнуть-то… Дальнейшее же – дело техники.

– А вот Семен… – тут Кауфман призадумался. – Я просто не успел его узнать, все случилось слишком быстро. Думаю, он парень хороший, но совсем слабовольный… Ну, совсем тюфяк! Зона стала давить его. Он слабел, дряхлел… собственно, мы это сами все видели. Он даже не дал себе труда понять, что с ним происходит. И это чуждое просто поглотило его… Да, вот ещё. Вы, Юра тогда сказали: «Сеня Лысый». Почему – Лысый?

– Да тоже детское прозвище. – Юра грустно улыбнулся. – Это Юра-первый сказал… Почему – не знаю.

– Ну, ладно, – стал вслух рассуждать Егор. – Как бы там ни было, мы добились своего, угодили в этот дольмен. И что в итоге?

Аркадий усмехнулся:

– Думаю, это пока не итог.

– Ах, вот как?.. Да, кстати! – Егор оживился. – Вспомнил: вот насчёт убийства в бараке… Помните, Юра? В той страшной комнате! Ведь кто-то там нашёл свою смерть… Этого вы не видели? Что там случилось?

Юра замялся… Взгляд его забегал туда-сюда. Егор сразу насторожился.

– Юра? Что с вами?

– Нет, ничего… – Юрин голос зазвучал глухо, и Княженцев сообразил, что он задел какую-то струну, какую лучше было бы не задевать. Но уже поздно.

– Не понял? – Павел сдвинул брови. Юра поморщился:

– Э… Не хотел я трогать эту тему… ну да что ж теперь. Там не убийство, там самоубийство было. Застрелился… – Тут Юра вновь помедлил, словно ему трудно было это сказать. Но решился всё же: – Застрелился друг ваш. – Он взглянул на Сергея. Тот посмотрел удивлённо. – Миловский, – сказал Юра. – Особист вашей части.

На секунду повисла ошеломляющая пауза. Ещё секунда – и она бы взорвалась вихрем эмоций – но Юра успел вскинуть руку:

– Я объясню!

И объяснил.

Он, Юра-2, естественно, не знал всего. Он не соврал, когда сказал, что не знает, куда, в какой из миров провалилась та экспедиция восемьдесят четвёртого года. Все ли те люди оказались вместе, или их размело по разным закоулкам мирозданья?.. Неведомо. Но что Юра увидел в одну из своих внезапных вспышек – то, как Миловскому удалось вырваться сюда. Домой.

– Удалось?.. – с недоверием переспросил Беркутов.

– Ненадолго. – Юра грустно усмехнулся. – Минут на пять, может чуть больше.

Можно лишь догадываться, да и то вряд ли – что довелось пройти, что испытать бывшему капитану за годы странствий. Десять лет, десять земных лет, Боже мой!.. И ради чего? Чем встретила его родина?!

Вполне возможно, то была засада. Нечисть нарочно подстерегла Мидовского именно там, именно в тот миг, когда он через десять лет прорвался, продрался, вырвался домой. Она, сволочь, знала, на что и где ловить… А может быть, и нет. Может, это такая уж жестокая усмешка рока – вернуться, чтоб погибнуть на своей земле. Хотел вернуться? Ну так вот тебе!..

Да уж, судьба-злодейка. Каким-то невероятным вывертом угораздило же капитана оказаться в том самом проклятом бараке в тот самый момент – может, это было полнолуние?.. – когда нечисть сгустилась и воплотилась – из теней, завываний ветра, из безотчётной людской тревоги соткались бредовые химеры, точь-в-точь, как нынче перед нашими путниками. Но их уроды тронуть не смогли, а на одинокого человека набросились всем скопом.

Собственно всё Юрино видение – у тёмной стены человек с гривой полуседых волос и такой же светло-серебристой бородой. Одет нелепо, даже дико: дурацкий клетчатый пиджак с длинными фалдами, спортивные штаны, заправленные в старые, разбитые вдрызг сапоги. В руке…

Но это потом.

Заросшее лицо бледно и очень спокойно. Ясно, что человек понял: это его последний миг.

Годы, годы, годы!.. Столько лет жить мечтой о возвращении, жить, не сдаваться, рваться, всё преодолеть, вернуться – и вот так попасть.

Но никакой слёзной тоски, никакого отчаяния. Твёрдый взгляд. Так – значит, так. Пусть будет смерть в бою. Семь пуль врагу, одну – себе.

Толпа тварей с воем валила на этого человека.

Юра толком не разглядел их. Да ведь и было это вспышкой – пять секунд всего.

В правой руке у человека был пистолет.

Он резко вскинул его. Выстрел! – и одной нечисти снесло башку. В конвульсии взметнулись вверх страшные ручищи с кривыми когтями.

Еще выстрел. Ещё. Ещё. Ещё! Семь раз швыряло разных тварей на пол. Брызгала вонючая жижа. А потом ствол «макара» взлетел к правому виску стрелка.

Грохнул восьмой выстрел.

Юра умолк. И все молчали. Как-то невольно взгляды сошлись на Сергее…

Тот сидел, недвижным взглядом вперясь в стену.

Егор, решив, что молчание ненужно затягивается, осторожно кашлянул.

– А мне-то там чёрт-те что померещилось. Какой-то упырь… Ну, тот, что приходил, был в коридоре…

– Нет, – негромко ответил Юра. – То другой. Тот вправду нечисть.

– Да? – Егор не очень-то и удивился. – А кто он?

– Не знаю, – ещё тише проговорил Юра.

Беркутов слегка вздрогнул, очнулся.

– Да, – вымолвил он. – Вот, значит, как довелось узнать… Эх, Гена, Гена! Ну да что ж – всё по-солдатски, так, как надо. Он встретил смерть лицом к лицу…

– Как в битве следует бойцу, – закончил Забелин фразу, а вместе с ней и грусть воспоминаний. – Слушайте… – Но дальнейшее завершить не успел, потому что за дверью раздался топот, железное бряцанье, а затем в дверь постучали:

– Дозвольте взойтить?..

Явился Кирпич, неразлучный со своим ящиком.

– Явился в ваше распоряжение!

– Орёл, – кратко похвалил его Павел и распорядился: – Вы вот что, ложитесь-ка на самом деле, вздремните. Что-то мне подсказывает, что силы нам ещё понадобятся. А я тем временем схожу на рекогносцировку… Эй, Аника-воин! – Это Кирпичу. – Пойдёшь со мной.

– Я тоже с вами! – Беркутов встал. – Мне спать не хочется.

– Пошли, – согласился Павел.

И они втроём ушли, попирая скрипучий паркет.

Юра зевнул:

– А-ахх!.. Что правда, то правда, надо отдохнуть. Не знаю, как вы, а меня в сон так и клонит!..

Сказавши так, он взялся расшнуровывать утлые кеды.

– Да, – поддержал Егор, снова заваливаясь на койку. – Здесь такой ветерок… прелесть, так прохладно…

Юра стряхнул обувку, прилёг, смежил веки.

– Давайте, – невнятно произнёс он. – Как это у вас, Георгий Сергеевич? Утро вечера мудренее?..

Егор подумал, что проснутся они как раз вечером, улыбнулся, уже с закрытыми глазами. Они сами закрылись. Он потянулся, сонные видения заклубились перед ним… ему вроде бы захотелось удержать их, да лень было…

Он мягко провалился в сон.