Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 65

Так пришла ночь. Лагерь уснул, остался бодрствовать один часовой, по имени Аугусто, – такой был установлен в экспедиции порядок.

И вот, самой глухой ночью спящие вздрогнули и проснулись от страшного вопля и выстрела. Что случилось?! – повыскакивали из палаток.

Случилось то, что вернулся Эйсмар. Один? Один. А где Вагнер?

Эйсмар при свете факелов выглядел жутко: глаза воспаленные, волосы и борода растрепаны. Взгляд его был дик.

Так где же Вагнер?!

«Пропал, – молвил вернувшийся. – Неведомое поглотило его».

После этих слов как бы помрачение сошло на всех. Что говорили, что кричали – не стоит даже повторять, все полный вздор. Прошло минут десять, прежде чем все более или менее пришли в себя…

В конце концов выяснилось следующее.

В первый день пути разведчики с грехом пополам одолели миль семь: могли бы больше, если б не Фриц, он и так в экспедиции служил тормозом, а тут и подавно. Тем не менее все было нормально: когда начало темнеть, они разбили мини-лагерь, развели костер и поужинали, сидя под роскошными звездами тропиков. При этом беседовали… Вот тут-то у Эйсмара и возникли первые подозрения.

Фриц Вагнер вообще поговорить любил, но в пределах одной темы: сила разума, прогресс… et cetera. А сейчас он вдруг понес несусветную околесицу: о звездах, о волшебном лунном свете, о том, как странно он действует на этот мир, как бродят в полнолуние таинственные тени, встают из могил мертвецы… Поток речей был так неожидан, что даже невозмутимый Курт обалдел – сидел и слушал, не очень понимая, что бы это все значило. А Фриц, поговорив о подобных странностях, вроде успокоился, примолк, только линзы его очков отблескивали в пламени костра.

Установили палатку, стали укладываться спать. Решили делать это по очереди: один спит, другой бодрствует и поддерживает костер – лучшее средство против незваных гостей из джунглей и с реки. Первым вызвался отдыхать Эйсмар, так как знал, что вторая половина ночи более трудная.

Однако спать ему пришлось недолго. Походная жизнь приучила дремать чутко, что он и делал подсознательно. И он очнулся от непонятных криков и шума, доносившихся снаружи. Крики были явно Фрицевы.

Курт схватил револьвер – шестизарядный австрийский «Гассер» – и выскочил из палатки. И обомлел вторично за вечер.

Да было от чего! Такого он не видывал никогда.

Фриц Вагнер, вне себя, с остатками волос, стоящими дыбом, метался вокруг костра Выкрикивал чудовищные богохульства хриплым, каким-то не своим голосом, слюна изо рта хлопьями летела во все стороны. Тощей рукой натуралист намертво сжимал корявый сук, коим неистово бил по кострищу – искры, дым, зола бедовым фейерверком взлетали ввысь.

На отчаянные окрики Эйсмара Фриц отреагировал, но как-то странно: не переставая скакать и колотить костер, он заголосил о грядущем испытании, о силах зла, о том, что они близки, совсем рядом – люди, бойтесь, бойтесь их!..

Тщетно Курт умолял обезумевшего человека успокоиться – в того словно бес вселился. Вагнер вдруг бешено накинулся на деревья, стал хлестать своей дубиной по ветвям, лианам – листья клочьями полетели вокруг.

Завершилось это побоище и вовсе плохо: Фриц внезапно выронил дубину, схватился за горло, захрипел страшным голосом: «Проклятье!..» и повалился навзничь, чуть ли не в костер.

Эйсмар сунул револьвер в кобуру и бросился на помощь, оттащил несчастного от костра к палатке. Тот был жив, но без сознания, едва дышал. Курт попытался привести его в чувство – бесполезно.

Понятно, что остаток ночи Эйсмар не сомкнул глаз. После припадка (а Курт не сомневался, что был нервный припадок на почве физического переутомления), Фриц тяжело дышал, стонал, бредил: из его груди изредка вырывались невнятные слова. Когда же рассвело, он неожиданно пришел в себя.

Это действительно было неожиданно. Эйсмар вздрогнул, когда Фриц заговорил слабо, но связно. Магистр обрадовался: как бы там ни было, юного коллегу своего он жалел искренне, от всей души.





Тот попросил попить. Курт засуетился, отыскал фляжку, с неуклюжей заботливостью поднес к пересохшим губам Вагнера, бережно поддерживая бедную его голову. «Хорошо…» – прошелестел лежавший, когда убрали фляжку. И сказал, чтобы Эйсмар прилег, отдохнул.

Курт возразил: он не может оставить без присмотра больного товарища. Фриц бескровно улыбнулся: все в порядке. Просто под воздействием недавних разговоров, да и испарений… его настигло кратковременное помрачение сознания. А теперь все хорошо. Он слаб, это верно; но слабость пройдет. «Отдохните. Курт, вы утомлены, я вижу. А я тем временем наберусь сил, полежу…» И он в изнеможении закрыл глаза.

Курт поразмыслил. В самом деле, отдохнуть надо, иначе долго не продержишься… Он принял решение. Попросил Фрица разбудить через два часа. Тот лишь кивнул с закрытыми глазами.

Только сейчас Курт почувствовал, как дьявольски устал. Глаза его сомкнулись сами собой – и он выпал из реального мира.

И вернулся в него. Вздрогнул изумленно. Что это?..

Это было похоже на мгновенный обморок. Поникла голова – миг – и тут же открыл глаза.

Был вечер.

Он изумился еще больше. Вечер?! Но почему тогда, черт подери, Фриц не разбудил его?..

Эйсмар окликнул товарища. Тот не отозвался. Курт вскочил, огляделся. На том месте, где лежал Фриц, никого не было. Безобразным серым пятном на темной земле выделялось погасшее кострище.

Фриц Вагнер навсегда покинул сей мир – во всяком случае, для большинства людей. Правда, Эйсмар поначалу не мог этого понять, он рыская по берегу, кричал, а затем опомнился – остановился и понял, что все это бесполезно.

Да и темень сгущалась. Курт торопливо, кое-как – совсем не в его стиле, но что делать! – собрался и пустился в обратный путь. В эту секунду у него и в мыслях не было, что идти семь миль в темноте по джунглям – почти самоубийство. Он запросто навьючился и пошел. Постепенно, впрочем, помрачение стало сходить с нею, и стало расти явное недоумение… А потом он и вовсе начал осознавать нелепость своего положения.

Но продолжал идти, почти на ощупь. Да ведь не останавливаться же теперь! Поздно. Баварское упрямство сломать невозможно – Курт Эйсмар шагал, задевал сучья, спотыкался, глаза его стали как два револьверных дула. Что-то отвратительно шуршало под ногами.

Вдруг какое-то светлое пятно мелькнуло впереди. Эйсмар напрягся. Остановился, постоял. Тихо. Он шагнул вперед – и встал на нечто мягкое, да вдобавок живое – ибо оно вскочило, заорало и грохнуло навскидку из револьвера – слава богу, Курт чудом успел увернуться.

Это «что-то» оказалось караульным Аугусто, который незаметно для себя заснул на посту.

Когда более или менее все успокоилось, прозвучал рассказ о злоключениях, тогда только Эйсмара поразила одна удивительная вещь. А именно: весь его обратный поход, от костра до базового лагеря, составил не более одной мили! А может быть и того меньше.

Он сказал об этом. Нет, лагерь никуда не перемещался. Но как же?..

А вот этого никто объяснить не мог. И не объяснил, не до этого стало. Потому что индейцы дружно и нежданно объявили, что они идти готовы. Почему? Да потому, что опасный дух ушел. Его больше нет.

Как ушел, почему, куда?.. На все эти вопросы индейцы ответить не смогли. Объяснились за них португальцы. Они сказали, что по местным представлениям, время от времени Землю посещает пресловутый злой дух: совершенно непредсказуемо, неожиданно и всегда страшно. Путешествие пришлось по несчастному совпадению обстоятельств как раз на такое посещение.

Тут все стали коллективно думу думать, задавать себе разные заковыристые вопросы. Что же он делает, этот скверный дух, как гадит человечеству?.. Видимо, оно вселяется в людей, овладевает ими и дурманит их, они становятся как бесом одержимые. А потом что? А потом, надо полагать, оно забирает людей.

Европейцы тоскливо переглянулись. Слушать подобные вещи в конце девятнадцатого века казалось им диким – а вот поди ж ты, крыть нечем… Кто-то вяло высказал: ну хорошо… а почему же тогда на бедного Фрица оно подействовало самым фатальным образом, а с Курта Эйсмара – как с гуся вода?