Страница 6 из 8
У нашего слушателя стало появляться непреодолимое желание проследить судьбу хоть одного из встреченных героев. Все они были бесспорными лидерами своего окружения, обладали превосходящими всех достоинствами, каждый – своим. Окружавшие их люди никогда не относились равнодушно к своим героям. Они бурно реагировали на их высказывания и поступки или взволнованно ожидали. Встретить их можно было где угодно: на улицах, площадях, в гавани, на рынке, всегда среди народа, но наступал момент, когда главного героя можно было найти в одиночестве, вынужденном или желанном. Он закрывал за собой дверь, как бы снимая маску, и представлялся нам, как другая сторона Луны. Блистательный Меркуцио наслаждался одиночеством с книгой в руке… Виртуозно исполнившая свои рулады примадонна, закрыв дверь своей гримерки, горько рыдала бог уж знает о чем… Молоденькая красавица с тревогой и страхом думала о предстоящей свадьбе со стариком… Потерявший все свое состояние игрок неподвижно сидел в углу таверны, не слыша ни шума разговоров, ни звона бокалов… Но одиночество с тяжелыми размышлениями, тихим покоем, горькими рыданиями, пугающими видениями, зачарованной отрешенностью, молитвами и доверительными беседами с невидимым собеседником никогда не было долгим. Жизнь звала, манила и сопротивляться ее зову никто не мог. Лежавшая всегда под рукой маска надевалась на лицо и, чувствуя себя под ней в полной безопасности, блестящие юноши, красотки, жонглеры, купцы, отцы семейств, священники, короли, брадобреи, моряки и гондольеры выходили в манящую жизнь на улицы любимой Венеции, города вечного карнавала в поисках зрителей и обожателей.
Наконец в многоцветном и многоликом потоке музыки наш смирившийся со своей влюбленностью в Вивальди слушатель заметил четкие контуры формы и строгую организацию всех музыкальных событий. Музыкальное пространство поначалу казалось ему похожим на одну из последних картин старого и почти слепого Клода Моне, находящуюся в музее Гугенхайма в Нью-Йорке. На ней был изображен, конечно же, любимый им пруд, но совершенно неожиданно, как если бы мы видели его, находясь на дне. Знаменитые лилии и кувшинки были невидимыми, они ведь были над водой, а видели мы только их стебли, каких-то земноводных, мелких, едва различимых рыбешек. Вода в пруде была илистой, пронизана солнечными лучами, зеленоватой, зачарованной и находиться в ней, как и на дне пруда, хотелось вечно. Но, нехотя вынырнув из гипнотического состояния на поверхность и вслушиваясь в звуковой поток как бы со стороны, можно легко заметить, что все концерты имеют похожую структуру. В едином звуковом течении музыки стали определяться части, предложения, фразы. В одном произведении Сергея Довлатова герой замечает, как нью-йоркская улица, казавшаяся просто УЛИЦЕЙ, вдруг, в какой-то момент, распалась на булочную, газетный киоск, парикмахерскую, то есть стала обитаемой вполне конкретными людьми, с которыми он стал здороваться и общаться. Все концерты оказались трехчастными, музыкальное пространство «заселено» однотипно: главный герой и его свита. Герой может надеть любую маску: галантного кавалера, авантюриста, примадонны, почтенного господина, привлекательной простушки, озорного мальчишки, жонглера, танцовщика… Кто бы он ни был, он появится обязательно в сопровождении верных друзей, поклонников, коллег, слуг, зрителей – обязательно в компании. Эти сопровождающие его лица будут в нотах называться Tutti, главный герой будет ошеломлять их своим блеском в Solo. Организованы эти Tutti и Solo будут рондообразно, по принципу круга, когда карандаш, вырисовывая круг, всегда вернется в начальную точку, то есть в Tutti. В крайних частях, первой и третьей, действие развивается стремительно, при самой активной коммуникации героя с его окружением, которое всегда заинтересованно реагирует на его проявления. В средней части бег жизни всегда замедляется, время как бы застывает, герой остается наедине со своими переживаниями. Главный герой всегда будет подвержен испытаниям, он будет должен доказать, что соответствует тем надеждам, которые на него возложило его окружение. В организации музыкального материала концертов явно просматривался самая совершенная фигура – круг, начиная от порядка частей цикла: быстрая – медленная – быстрая, через тональный план: тоника – иная тональность (часто из субдоминантовой, накапливающей напряжение сферы) – тоника, круговыми чередованиями Tutti – Solo в крайних частях. После того, как наш слушатель обнаружил эти закономерности организации музыкального материала, он заметил, что ему стало гораздо более интересно слушать музыку. Он стал как бы читать ее, как увлекательные истории, вызывающие в нем непременно сочувствие и сопереживание.
Вот тут и попался ему среди щедрых предложений интернета тот злополучный Концерт ля-минор, услышанный им не в то время и не в том месте, чуть было не отвративший его от музыки великого венецианца навсегда. Выбор на Youtub’е, как всегда, был богатый, но наш друг решительно отверг все записи, где концерт исполняли дети. Но и взрослые исполнители часто ничем не отличались от детей. Было такое впечатление, что существует какая-то секретная конвенция, предписывающая всем исполнителям от мала до велика играть ВСЕ восьмые ноты от начала до конца произведения неприятным на слух отрывистым, но более всего противнее, искусственным штрихом (наверное, тем самым мартле). Все шестнадцатые ноты все исполнители тоже «пилили» одинаково вне зависимости от того, что происходило в музыке. Лица исполнителей менялись, а чувство недоверия не проходило и вдруг… в музыкальное пространство интернета ворвались шумные взволнованные молодые люди, расталкивая друг друга локтями. Они перекрикивали друг друга, вопросы с настигавшими их ответами носились в воздухе, как ласточки, преследующие в стремительном полете свою жертву в виде мухи или зазевавшегося жука. Кто-то строго призвал к порядку и все быстро притихли. Вот тут и появился тот, о ком был написан этот концерт, его главный герой. Его первое появление было не совсем таким, каким ожидали его поклонники. Никто не ожидал от него нерешительности. Публика удивленно шепталась. Он предпринял несколько попыток быть таким, каким его хотели видеть люди. А видеть его хотели ПЕРВЫМ, только ЛУЧШИМ. Во второй части Концерта мы увидим его в гондоле, зачарованного мерными круговыми движениями весла, безмолвно задающего себе опасный вопрос: смогу ли я? Но, положившись на волю Господа Бога, наутро он без страха и сомнений с решительной отвагой принял свой бой… Кто он был? Циркач, офицер, принявший вызов на дуэль, игрок? Кто знает…
Наш слушатель тихо лил слезы от счастья, от чувства восторжествовавшей справедливости. Наконец, он услышал Концерт таким, каким его создал композитор, который всегда желал, чтобы его музыка воспринималась слушателями так, как он задумал. Иногда, когда у него было время, он писал подсказки исполнителям и слушателям в предисловиях к изданиям, а то и просто между строк о лающих собаках, поющих щеглах, спящем пастушке, назойливой мухе, не стесняясь делать их персонажами своих произведений. Самому популярному циклу «Времена года» несказанно повезло, ему была предписана полная и развернутая программа, но большинству других концертов Мастера повезло меньше. В теории восприятия музыки есть термин: радость узнавания. В полном соответствии с этим термином современный слушатель, который и без всякой подсказки услышит в яркой и образной музыке Вивальди поющего щегла, будет несказанно польщен, когда узнает, что именно этого композитор и хотел от него. Другим концертам автор не представил программы, ограничившись общим для концертов цикла названием, а то и просто обозначив тональность и номер опуса. Результатом этого стал приговор: нет словесного предписания – нет вербального содержания. И героями музыки рыжего священника стали восьмые ноты, акценты, ноты в третьей позиции и способы сыграть их чисто и даже поднятые плечи малоискушенных в своем деле исполнителей. А за всем этим стоит откровенный обман: преподаватель обманывает ученика, оба они вместе обманывают и композитора, и слушателей, при этом обманываясь сами в том, что делают что-то нужное и важное.