В поисках рая

Кто-то злорадно захихикал. У Максима слезы навернулись на глаза от обиды и унижения. Хорошо, что за стеклами очков не видно было.

– Впрочем, сестрице твоей продам. Так и быть. Сестрица твоя красотка!

– Без Макса не пойду! – заявила Женя.

– Тогда мой большой пардон! – Кирилл поклонился, кривляясь. – Подходи! Кто следующий?

Максим дрожащими от волнения руками вытащил из внутреннего кармана пиджака червонец.

– А за десять рублей? – голос охрип.

Повисла напряженная пауза. Кирилл смотрел на него холодными голубыми глазами. Затем его тонкие губы расползлись в усмешке.

– Уважаю. Это уже деловой разговор, – а потом дурашливо закричал:

– Десять рублей за два билета! Кто больше? – Десять рублей раз, десять рублей – два, десять рублей – три! Продано! Счастливые обладатели, получите билеты, всем остальным – мой большой пардон! Коммерция – прежде всего.

Таким образом, пропуск в рай был получен.

В тот же вечер Максим с сестрой Женей стояли перед входом в дискоклуб «Патефон». Безбилетного народа под дверями было с десяток, если не больше. Они с завистью смотрели на счастливых обладателей билетов. Некоторые пытались прорваться, но вышибала – какая-то пенсионерка свирепого вида – пресекала все попытки. Гордо предъявили билеты, вошли.

Вот оно – святая святых. Впрочем, таковым это помещение становилось только раз в месяц, во время дискотек. В обычное время дискоклуб «Патефон» выглядел как обычное бюрократическое учреждение. Коридоры, кабинеты. Это был вообще-то райком комсомола. Но у комсомольского вожака Вячеслава Борисовича появилось хобби: дискоклуб, который он основал под видом коммунистического воспитания молодежи. По собственной прихоти, из любви к искусству он совмещал должность секретаря с должностью руководителя дискоклуба. Днем Вячеслав Борисович делал карьеру партийного деятеля, являясь на работу в строгом костюме и посвящал рабочие часы коммунистическому воспитанию молодежи, а вечером он облачался в джинсы, с упоением слушал дорогую сердцу музыку Битлз, Блэкмора и рассказывал своим «патефонщикам», среди которых были в основном студенты, о новостях рок– и попмузыки. В дни дискотек райком комсомола преображался: в холле водружали бар, где торговали пирожными и лимонадом, но на заднем плане красовались оригинальные бутылки из-под мартини и кальвадоса. В тот день в ожидании дискотеки все тусовались в этом холле, ели пирожные и слушали музицирование какого-то паренька, который наигрывал на пианино что-то из «Битлз». Потом громкая музыка из соседнего зала возвестила о том, что дискотека началась. Народ устремился туда. Окна были наглухо занавешены. Темнота зала прерывалась светомузыкой. На сцене стояла аппаратура, которой управляли парни в наушниках, дискотечники, «патефоновцы», небожители. Программу вел дискжокей, вытанцовывавший на сцене. Сама программа была оригинальна тем, что представляла собой мини-спектакль на музыкальную тему. Переделали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова. Автопробег по музыкальным стилям и направлениям. На сцене красовалась картонная Антилопа-Гну. Остап Бендер, Паниковский и Шура Балаганов спорили о том, какой магнитофон лучше – Сони или Грюндиг, и что круче – диско или рок…

…В «Патефоне» собирались в понедельник, среду и пятницу, в шесть часов. В ближайший понедельник Максим с трясущимися коленками вошел в помещение дискоклуба, то бишь райкома комсомола. Он вновь очутился в холле, где в дни дискотек сооружали бар. Теперь там стояла необычная тишина. Но едва слышные звуки музыки указали, куда идти. Музыка доносилась из двери, над которой висел маленький, от руки написанный плакат: «Патефон». Он открыл эту дверь. И попал в то вожделенное место, где царила атмосфера музыки, свободы, праздника. Ему улыбкой Моны Лизы улыбался Джон Леннон с огромного портрета, профессиональная аппаратура отдыхала на полке, лица ребят промелькнули перед Максимом калейдоскопом. Очки поползли по вспотевшему носу. Но пауза затягивалась.

– Кто тут главный?

– Ну, я, – отозвался Вячеслав Борисович. – Чем могу?..

– Я хочу тоже стать «патефоновцем»! – выпалил Максим с вызовом.

Все засмеялись.

– Я сказал что-то смешное? – голос предательски дрогнул.

– Нет, конечно, – возразил Вячеслав Борисович, иронично улыбаясь. – Просто нам, в принципе, никого не надо… Хотя свежая струя не помешает. Что ты можешь нам предложить? Есть у тебя идеи? Поясню. Если ты был на наших дискотеках, то знаешь, что у нас не только музыка, у нас что-то вроде театрализованной постановки. Сейчас идет «Золотой теленок». Гениально, конечно, но – надоело. Сможешь придумать что-нибудь вроде этого? Если напишешь сценарий дискотеки – возьмем. А так – извиняй. Таких желающих может целый город набежать. А дискоклуб не резиновый.

Максим развернулся и понуро вышел…

* * *

– Итак, вы считаете, что если станете этим… как вы говорите… «патефоновцем», то ваши проблемы с одноклассниками будут решены?

– Конечно! Я уверен в этом!

– Так станьте!

– Это невозможно!

– Почему?

– У Кирилла брат в «Патефоне». Но даже он не может повлиять на руководителя, чтобы Кирилла приняли…

– Но ведь вам руководитель сказал, что примет вас при условии, что вы напишете сценарий.

– Я не смогу написать сценарий!

– Почему?

– Потому что я не смогу придумать ничего интересного.

– Но ведь вы же говорили, что у вас хорошо идет литература.

– Да, но пять по литературе – это еще не сценарий.

– Вы хотите стать журналистом, значит, признаете за собой способности писать, творчески мыслить. Так?

– Да, но…

– Прекрасно! Вот ваша первая цель… Идем дальше. У вас есть девушка?

– Что? – Максим растерялся, смутился и покраснел.

– У вас есть девушка?

– Нет, то есть… не знаю, в каком смысле.

– В таком случае задам вопрос по-другому: в каком смысле у вас есть девушка?

Глава 3

…Ее зовут Инга. Она – новенькая. Я обратил на нее внимание в первый же день. К девчонкам до тех пор у меня особого отношения не было. Вы знаете, моя сестра очень красива, да, мы похожи, мы близнецы, но я как-то лицом не вышел, а моя сестра… Раньше все другие особи женского пола казались мне бледными по сравнению с ней. Пока я не увидел Ингу. Она сидела впереди. Сначала я равнодушно лицезрел ее спину. Ничего особенного: черные волосы, коса. И вдруг она обернулась… Женька до сих пор не может понять, что я в ней нашел. Она говорит, что красота Инги – на любителя. В таком случае я и оказался тем самым любителем. Она смуглая, как все настоящие брюнетки. А значит, яркая. Мне нравятся яркие женщины. Вот моя сестра тоже яркая. У нее темные волосы, а кожа – белая, и глаза – голубые. Правда, интересно? Глаза у моей сестры большие, с длиннющими ресницами, у Инги – тоже. Нос… а что нос… Прямой, аккуратный. Губы… У моей сестры – маленькие, кокетливые, что называется – бантиком. А у этой – большие, развратные. В общем, Инга мне показалась лучше. Как-то выразительнее, соблазнительнее… Ну, и вот… Я ее захотел, а она была ко мне равнодушна… Мне каждую ночь снились всякие дурацкие сны. Мне снилось, что ее лицо, обычно холодное, бесстрастное, чуть презрительное, искажают самые разнообразные чувства: восхищение мною, смирение, страсть… Словом, то, чего я никогда не видел на ее лице в реальности, но много раз видел в воображении.

– Максим, – говорит она, и ее низкий голос дрожит. – Я хочу тебя!

– Вот оно, свершилось! – и меня горячей волной переполняет такое счастье, какого я никогда в жизни не испытывал ни тогда, ни потом. И когда я готов обнять ее – сон прерывается… Короче говоря, эти сны довели меня до того, что я решил: или все – или ничего. Я попросил сестру, чтобы она пригласила Ингу к нам домой, что она и сделала под каким-то предлогом. Я не хочу рассказывать, как мы пили чай, болтали, как мне показалось, что Инга с интересом на меня посматривает. Это были мои иллюзии. И вообще, мне неприятно вспоминать об этом, но я вспомню. Сестра вышла. Мы продолжали болтать о чем-то, Инга казалась оживленнее обычного, я почти уверил себя, что она увлечена мною. Да может, так оно и было, но я своим нетерпением, неопытностью все испортил. Играла музыка. Я пригласил Ингу танцевать. Она вся казалась во власти какого-то очарования, щеки у нее разрумянились. Впрочем, мы выпили немного… Не знаю. Кончилось все тем, что я грубо схватил ее и повалил на кровать. Она пыталась освободиться. На ней была школьная форма, так как она зашла к нам прямо после уроков. Я стал срывать с нее школьное платье. Помню, как оголились ее плечи и грудь. И – я растерялся. В моем воображении я рисовал ее женщиной с обольстительными пышными формами, а тут я увидел худенькие плечики и совсем еще детскую, не оформившуюся, плоскую грудь. Короче говоря, вместо развратной соблазнительницы я увидел беспомощную девчонку, которая смотрела на меня, как на злодея и плакала, поскуливая, как собачка. На какой-то миг я растерялся, она воспользовалась этим, вырвалась и убежала… Наверно, у нее нервы пошаливают, иначе как объяснить, что она, не приведя себя в порядок, в расстегнутом платье, с оголенной грудью выскочила на улицу, и все это с воплями… В дверях она столкнулась с моей сестрой, которая, разумеется, ни о чем не догадывалась, наговорила моей сестре всяких гадостей и побежала по улице… Как на зло она столкнулась с моими одноклассниками, их было человек шесть парней и девчонок. Я в окно наблюдал, как она что-то им говорит, размахивая руками и указывая в сторону моего дома. На другой же день о моих «подвигах» узнал весь класс…