Всё ещё Та

В оформлении обложки использовано изображение по лицензии (СС) с сайта Canva.com.

Глава 1. Выставка откровений

– Простите, это Ваши работы?

Я оборачиваюсь, смотря на улыбающегося паренька лет двадцати пяти. Отбеленные зубы, волосы, высветленные на кончиках. Надо отдать должное стилисту – хорошо высветленные, многие блондинки поймут о чём я, такой цвет может создать только настоящий профессионал – идеально белые, ни намека на желтизну.

– Нравится стрижка? – он улыбается во все тридцать два, ероша себе волосы.

Я равнодушно пожимаю плечами и вежливо улыбаюсь, вновь отворачиваясь к картине . Но он не понимает намёков и я опять слышу его голос:

– Так они Ваши?

– Мои. – вновь складываю губы в искусственную улыбку.

– Талантливые работы. – задумчиво говорит он.

Я усмехаюсь про себя, понимая, что он ни черта не смыслит в искусстве, если говорит так. Я ненавижу, когда меня хвалят, а особенно мои работы, которые Таня каким-то чудом уговорила меня выставить в своей галерее. А может быть меня раздражает то, что в этом слишком много меня, что я будто выворачиваю наизнанку всю свою душу, и эти люди на выставке теперь словно смотрят на мои оголенные нервы, видят меня насквозь через эти работы. У меня будто больше нет ничего своего, теперь всё стало достоянием общественности.

– Вы Вероника Андреева.

Отлично, этот гений смог справиться с расшифровкой букв на бюллетене, что не может не радовать, я была о нем худшего мнения, по правде говоря.

– Я Макс Фуг. – вновь эта улыбка, которая слепит своей белизной.

– Я знаю, кто Вы. – устало говорю я.

Врать просто глупо, его лицо смотрело на меня чуть ли не с каждого плаката города за последний год, его песни о собственной крутизне и несчастной любви постоянно крутят по радио. Пожалуй, только если вы глухой и слепой, только тогда вам могла бы выпасть удача никогда не слышать творчество Макса Фуга.

Нет, я вовсе не ханжа и могу послушать даже попсу, с удовольствием подпевая ей, но Макса было слишком много. Помимо его творчества, жители страны обречены знать все подробности его личной жизни. Оно и не удивительно, репортеры постоянно охотились за ним, желая сорвать сенсацию, вот только все эти истории не делали ему чести. Наверное в силу своей молодости и внезапно свалившейся славы, этот паренек абсолютно слетел с катушек, бесконечно меняя моделей и светских девиц, мечтающих побывать в его постели.

– Я буду называть тебя Вера, обычно говорят Ника, я уверен, но мне хочется права на эксклюзив.

– Нет! – жестко отвечаю я, вздрагивая. – Нет, Максим, не думаю, что у Вас есть такое право. – уже мягче, взяв себя в руки, добавляю я. – Мне пора, простите.

Я пытаюсь уйти, но он старается продолжить диалог:

– Мне нравятся загадки, Вероника.

– Я знаю это из Ваших песен. – бросаю, не оборачиваясь.

Мне нужно срочно найти Таню и заставить её положить этому конец. Слишком много посторонних, слишком много правды в картинах, мои нервы скоро лопнут, давая повод какому-нибудь журналисту вновь написать статью о том, что «овдовевшая жена известного бизнесмена вновь слетела с катушек». Одним из самых неприятных открытий об известности для меня стало то, что пресса не знает пощады. Они будут любить тебя, пока ты на пике, превознося ещё выше, когда ты поднимаешься по лестнице успеха, но они же помогут тебе скатиться на самое дно, если ты вдруг оступишься. Журналисты начнут подкидывать сухие ветки в еле тлеющий огонь вокруг тебя, пока ты не сгоришь в адском пламени. О, да, об этом я знала всё.

Таня Золотова, одна из моих лучших подруг ещё из института, стоит рядом с мужчиной лет пятидесяти, очень интеллигентного вида, в дорогом костюме.

– Ника, познакомься, это Антон Долохов, он коллекционер и меценат, – представляет она, когда я приближаюсь, – желает купить несколько твоих работ, а так же помочь организовать выставки в Нью-Йорке, Цюрихе и Париже. – сияя улыбкой, произносит она.

– Нет, спасибо. – я вежливо улыбаюсь, приводя мужчину в недоумение своими словами. – Тань, можно тебя на минутку?

Не дожидаясь ее ответа, я направляюсь к выходу, думая о том, как же мне хочется выкурить сигаретку, затянуться ментоловым дымом, почувствовать как он наполняет мои легкие, расслабляя тело. Но я давно бросила, обещала ему, что больше никогда не прикоснусь к этим «раковым палочкам», как он их называл.

– Ник, ты чего? Я весь вечер Долохову улыбалась, у меня аж щёки сводит, а ты приходишь и всё одним предложением обнуляешь. – обиженно говорит Таня.

– Прости, но мне кажется огромной ошибкой то, что мы затеяли эту выставку.

– Ты опять за своё? – хмурится подруга. – Ник, нельзя жить в прошлом постоянно. Ты прекрасно рисуешь и я хочу, чтобы мир увидел эти творения. Я хочу сделать тебя известной при жизни, понимаешь, – усмехается она, – не у каждого художника был такой пиарщик как я.

– О, я не сомневаюсь, что твоими стараниями, даже пятилетний ребенок будет считаться гением, если не Ван Гогом, перенесшим реинкарнацию. – смеюсь я.

– Серьёзно, милая, тебе нужно начать что-то новое, понимаешь? Мы с девочками этого хотим, Игорь бы тоже этого хотел. – уже тише добавляет она, кладя мне руку на плечо.

– Да, я понимаю.

Ни черта я не понимаю. Мне всё казалось, что эта театральная постановка с его смертью вот-вот закончится и он войдёт в дверь нашей квартиры, говоря:

– Вера, я дома, прости, что задержался, эти умники из совета директоров опять никак не могли принять решение.

А я подойду к нему, пахнущему свежестью улицы после дождя и буду долго так стоять, вызывая недоумение в его глазах.

– Вер, ты чего? – спросит он, целуя меня в макушку. – Меня же всего пару часов не было, соскучилась?

– А мне показалось, что целую вечность. – скажу я. – Мне снился ужасный сон, как будто ты погиб в автокатастрофе, а я год пыталась справиться с этой жизнью без тебя.

– И как, удачно? – усмехнётся он.

– Я полностью провалилась. – покачаю я головой.

Вот только этот сон никак не желал заканчиваться. Какими бы методами я не пыталась себя разбудить, кошмар, где Игоря больше нет со мной, всё продолжался.

– Эй, – Таня щелкает пальцами у меня перед носом, – всё в порядке?

– Да, – вру я, возвращаясь, – прости, хочу домой, я правда не в настроении.

– Ник, ты же знаешь, что всегда можешь поделиться со мной и девочками, да? Мы на твоей стороне, что бы ни было.

– Я знаю, Тань. – обнимаю её, вдыхая запах дорого парфюма, которым она пользуется ещё со студенческих лет. Такова была вся Золотова – верная своим привычкам, принципам и друзьям от начала и до конца. – Спасибо за выставку! – благодарю я, направляясь к машине, – если бы не я, то всё бы удалось!

Таня закатывает глаза и махает на меня рукой, пропадая за раздвигающими стеклянными дверями галереи.

– Быстро Вы. Куда поедем? – спрашивает Петя, мой водитель, когда я захлопываю дверь мерседеса.

– Давай покатаемся.

Он кивает головой, не произнося ни слова. Я часто прошу его проехаться по центру Москвы и он уже знает все предпочтения по маршруту, знает, что я обожаю набережные и вид на Храм Христа Спасителя, неизменно проезжает мимо него, когда отвозит меня домой, даже если ради этого приходится сделать петлю.

Я обожаю Москву, когда-то мы с Игорем могли сесть в машину посреди ночи, в домашней одежде, и просто кататься по городу, смотря на ночные огни. За рулём, разумеется, был всегда он, я никогда не чувствовала себя уверенно на водительском сидении, а после его гибели и вовсе перестала пытаться водить. Финансовые возможности, оставленные мне Игорем, позволяли жить той жизнью, которую мы планировали, вот только теперь она была моей, а не «нашей». Сейчас я бы отдала все блага мира, лишь бы он был рядом со мной, но, к сожалению, судьба не нуждается в деньгах, моя взятка была ей неинтересна.