Страница 45 из 57
Отсюда враждебное отношение Троцкого к идее «рабоче-крестьянского» государства и союза, ставка на «рабочее» государство, на полное порабощение — как политическое, так и экономическое городом — деревни. Отсюда же, в дальнейшем, идея «сверхиндустриализации» России: опять не в интересах России как таковой, но во имя быстрого создания в ней мощного рабочего класса-властителя.
Жизнь разбивала все идеи и все планы Троцкого. Революции на Западе не происходило. Наоборот, капитализм на Западе все больше «стабилизовался». В то же самое время от русской революции все крепче начинало пахнуть мужицким, сермяжным духом. Чем дальше, тем больше русская жизнь доказывала, что далеко не все определяется пролетариатом, что он только часть народных масс, и притом не решающая часть, сколько бы об этом ни говорили демагоги. Что его роль в руках власти — роль только орудия, только моста к основным массам народа, к крестьянству, решает же судьбы страны и революции крестьянство. Поэтому «пролетарская» власть возможна только как «рабоче-крестьянская», т. е. может быть построена только на союзе рабочих и крестьян…
Под давлением разбившей их жизни Троцкий и его группа пришли в конце концов к «ликвидаторству»: русская революция потеряла для них смысл.
Очень правильно уловил их лейтмотив Сталин:
— Мы уже выполнили свою революционную миссию, проделав Октябрьскую революцию. Теперь все зависит от международной революции, ибо без предварительной победы западного пролетариата мы не можем построить социализма, а революционеру в России, строго говоря, больше нечего делать…
— Известно, — рассказывает тот же Сталин, — что в 1923 г., накануне германской революции, часть учащейся молодежи у нас готова была бросить книги и ехать в Германию. «В России революционеру нечего делать, — говорили они, — нужно бросить книги и ехать в Германию, делать революцию».
Это было влияние троцкистских идей. Но и в Германии революции не произошло. Что осталось делать, спрашивает Сталин, нашим «ужасным революционерам»? — «Лишь одно: вертеться на холостом ходу, отдаться воле стихии и помаленьку переродиться в обычных буржуазных демократов». Ничего другого не оставалось. И Троцкий и жалкие остатки его группы постепенно стали свертывать революционные знамена вообще и сползать к идеалу единоутробных им меньшевиков, к социал-буржуазной олигархии.
Вся система идей Троцкого, как и люди, ее отстаивавшие, были глубоко чужды и глубоко враждебны русскому народному сознанию. Русский народ в революцию осознал свою силу. И его революционные слои не хотели и не могли терпеть в своей среде выкидышей антинационально-марксистской, унижавшей его выросшую за годы революции национальную гордость мысли. Вот почему шедшая за Троцким часть европеизированной старой гвардии, несмотря на все свои заслуги на первых этапах революции, нашла резчайший отпор в народных массах — и была свалена народными слоями ленинской партии, «большевиками», «ленинцами». Шедшая было одно время за Троцким часть молодежи скоро от него отшатнулась. Лишь самые незначительные группки молодежи, по преимуществу не русской, продолжали пережевывать его идеи. Так Троцкий был отброшен от власти.
Значительная часть «старой гвардии» составила так называемое «болото». Это был очень многочисленный и очень влиятельный на первых порах революции слой. К нему примкнули в процессе развития революции многочисленные слои беспринципных карьеристов, «примазавшихся», особенно, когда спала волна Гражданской войны и опасностей, к власти. Сюда же примыкали «старые революционеры» из других партий типа Рафеса, Лозовского, Радека, Коппа, Майского и пр., тоже искавшие исключительно власти и выгод. Вождями болота были Зиновьев и Каменев.
Эти люди, как мы уже видели, были вообще против Октября. И в дальнейшем, до самого конца своих политических дней, они не могли уверовать в Октябрьскую революцию, ненавидели ее, поносили на каждом шагу.
«Октябрьский переворот он встретил с враждебным недоверием, как авантюру, заранее обреченную на неуспех», — пишет об одном из наиболее темных в рядах этих политических проходимцев, Красине, Троцкий.
И тем не менее и Красин, и Зиновьев, и Луначарский, и Губельман[10], и тысячи других служили режиму Октябрьской революции. Они налипли на тело новой государственности, как мухи налипают на сладкий пирог. Не верили, ненавидели — и все-таки служили. Ибо ненавистная революция ненавистного народа дала им жирные куски, почетные места.
В окружении народной массы этих людей не видели никогда. Они не были ни в одном из тех мест, где строилась подлинная народная революция: ни на фронтах, ни на фабриках, ни в деревне. Они не видели ни крови, ни голода, ни вшивых, ни тифозных, — никого и ничего. Впрочем, когда некоторые из них — Зиновьев, Луначарский — попробовали появиться в народной среде, им свистали, выгоняли вон. Если народ возмущался Троцким, то этих гиен революции он презирал и ненавидел… Они сидели поэтому, замкнувшись, в комфортабельных квартирах и кабинетах, среди наворованных ценностей, среди своры продажных лакеев с Горьким во главе; покачивали свои ожиревшие тела на мягких рессорах дорогих автомобилей и салон-вагонов; наслаждались, как могли, среди общей нищеты и разрухи, жизнью и властью.
Словом: это были типичные представители того слоя стадных олигархов, который проникает собой, во все века, все к власти приходящие революционные партии и которого лозунгом является: «Все из народа, все для себя!..»
Революция для них постепенно стала очень выгодным делом, партия была для них вначале орудием, которым они укрепляли свою власть, потом, когда их разбили, публичным домом, где они продавались сильнейшему.
Было бы кощунством назвать этот слой революционным. Это была самая настоящая мещанская контрреволюция. Самые настоящие термидорианцы. Когда слой этот начал терять свое влияние, представители его порастряслись по обоим воинствующим революционным лагерям. Часть стала на сторону Троцкого, часть на сторону Сталина. Некоторые сели меж двух стульев, выжидая, кто победит.
Этот слой, который один момент, казалось, — это было после высылки Троцкого, — предав своих вождей, утвердился у власти за широкой спиной Сталина и грозил создать в стране подлинный «термидор», в последующие годы был смят, опрокинут, рассеян, частью полностью выброшен за борт народными слоями партии…
…Судьба революции решалась не в кабинетах и квартирах партийных чиновников из «старой гвардии», не в столицах и городах вообще, но на фронтах Гражданской войны, на широких полях земли, в дыму крестьянских восстаний, среди голода. Там представителей термидорианского болота совсем не было видно. Там редко бывали и люди типа Троцкого. Изредка только проносились они по огненной линии фронта и по развороченным полям в блестящих салон-вагонах — и не столько помогали, сколько мешали. Там были свои люди. Там вырастал слой крепких людей русской просторной земли, который именно и лег в основу ленинской партии, который именно и проделал подлинную работу революции: черную, трудную, кровавую. Эти люди в своем большинстве прежде почти никому не были известны. Часть и из них, но очень небольшая, принадлежала к партийной «старой гвардии» — к русской, подпольной ее части. Но большинство принадлежало к молодежи. Некоторые из этой молодежи тоже получили закалку еще в подпольной революционной работе, остальные же, подавляющая масса, были выращены для революции войной. Тут были выходцы из разных общественных слоев: и простые дети народа, низов, рабочей и крестьянской среды, и интеллигенты, все — вплоть до дворян, до аристократов. В результате тяжелой жизни, упорной и кровавой борьбы они все стали внутренне на одно лицо. Их души поросли звериной шерстью, покрылись мозолями и стали непроницаемыми для праздных сантиментов и сомнений. Много, много уродства было в их душах, как много было уродства и в сложившейся в своеобразных русских исторических условиях народной душе. Но эти люди были плоть от плоти народа. И именно такие люди были нужны стране в жестокую эпоху революции. Они походили на пионеров американского Запада. Они были пионерами новой России, которую не только хотели обратить во вторую Америку, но поставить еще выше, выше всех прочих стран, выше всего мира…
10
Известен под псевдонимом Ярославский. Возглавлял борьбу с христианством в России. Секретарь ЦКК и один из руководителей ГПУ. Известен в советской литературе как ловкий плагиатор.