Эфесская волчица

– Нет, нужно давать, мой дорогой, – покачал головой Сатир. – Я даю в долг, чтобы ни у кого не закралось сомнений в моём богатстве. Посмотри на этот город – он полон ублюдками и гиенами, что чуют кровь издалека. Нельзя выказывать слабость перед ними. Пусть лучше они будут должны мне, чем я им.

– Арес мог бы принести нам немалую прибыль, – осмелился вставить Кербер.

– Да, Арес… – хозяин не успел закончить, ибо в этот момент навстречу им вышли четыре человека.

На пустынной дороге их появление было несколько подозрительным, поэтому Виктор выдвинулся чуть вперёд, загородив господина. Все четверо были облачены в короткие хитоны из грубого материала, передний, помимо этого, накинул на плечи плащ с капюшоном. Их короткие волосы и немытые лица выдавали рабов, либо людей низкого происхождения.

– Осторожно! – Виктор заметил, как один из них вытягивает из-за пояса короткий нож, и предупредил господина, схватив его за плечо.

Дальше всё происходило очень быстро, и мир взорвался волной яростных криков. Диокл увидел, что четверо незнакомцев разом ринулись к Сатиру, но Кербер успел перехватить одного, молниеносно обнажив короткий меч. Сириец всадил клинок дважды и швырнул противника на землю, подцепив его ногу. Виктор сошёлся с другим – он принял удар на собственное тело, вцепился нападавшему в глотку железной рукой и посадил его на свой кинжал. Ланиста не собирался просто стоять и ждать, он выставил руки как щит, но двое атаковали его с разных сторон, стараясь поразить в грудь и живот.

Диокл бросил взгляд на замерших в ужасе домашних рабов и понял, что должен защищать господина. У него не было оружия, поэтому он кинулся на незнакомцев с голыми руками, вцепившись одному в ноги, его зубы сами собой сомкнулись на бедре. Раб обернулся, хватая мальчишку за волосы. Тяжёлый удар рукояткой едва не оглушил его, но, даже с помутнённым сознанием, он продолжал держаться. В этот момент Виктор настиг нападавшего, обрушив мощный удар каменной хозяйской печатью в висок. Сатир повалился на колени, уже пропустив пару быстрых уколов, и четвёртый противник навис над ним, отчаянно молотя своим оружием.

– Помогите! – выдохнул ланиста, вцепившись пальцами в кисть правой руки того, кто так желал его убить. Кербер одним прыжком достиг их и оторвал незнакомца от хозяина. Диокл услышал безумный, нечеловеческий крик, когда сириец загнал клинок ему в глазницу, проворачивая меч, будто открывал какой-то замок.

Виктор хотел было остановить друга, протянув руку, – для допроса нужен был кто-то живой – но было уже поздно, ибо тот измолотил голову нападавшего, проткнув ему глотку и пригвоздив язык к нижней челюсти. Тогда верный раб бросился к хозяину, сидевшему на земле в окровавленной тоге.

– Не хватай резко, – поморщился Сатир. – Меня зацепило. Руки – это ерунда, но на боку рана посерьёзнее. Хотя жить буду, я думаю…

– Надо немедленно нести вас домой, – воскликнул Кербер.

– Подожди. Прежде я хочу узнать, кто это сделал, – в ланисте начал просыпаться гнев. – Кто-нибудь из них жив? Кто-нибудь может говорить?

Виктор схватил того, что был укушен мальчишкой, и он подал признаки жизни, ибо удар лишь оглушил его. Не участвовавшие в схватке домашние рабы облепили господина, порвав свои одежды на бинты, а гладиаторы занялись допросом схваченного. Они прижали его к земле, и сириец, взяв крупный булыжник, начал дробить ему пальцы на руке. Неудачливый убийца закричал, но Виктор заткнул ему рот.

– Ты храбро защищал меня, – Сатир подошёл к юноше, придерживаемый двумя рабами. Повязки на его руке и боку быстро пропитались кровью.

– Я вас им так просто не отдам, – ответил Диокл, вытерев кровоточащую губу. Он сам не замечал, что из раны на голове спускалась алая струйка.

– Я награжу тебя, не сомневайся. Ты должен будешь стать хорошим гладиатором в своё время, – ланиста потрепал его по волосам. – Тебе тоже нужно к лекарю.

– Он сказал кое-что. Больше из него не вытянешь, – Виктор поднялся над хрипящим незнакомцем.

– Что? – сразу навострился Сатир.

– Каменоломни Руфа. Сказал, что все четверо – рабы из каменоломен. К их хозяину пришёл некий человек, что искал крепких мужчин для грязного дела.

– Как звали человека?

– Он не знает. С ним говорил только хозяин.

– Хорошо, у нас есть нить. За эту нить мы и потянем, – кивнул ланиста. – Потянем же, мой верный друг?

– Да, господин.

– Город, полный ублюдков и гиен… – Сатир сплюнул на дорогу. – Кровь за кровь. Только так они понимают.

– Нужно лучше вас охранять, – вставил Кербер. – Мы стали беспечны в последнее время.

– Заканчивайте с этим и сбросьте тела с открытого места. Никто не должен узнать, что на меня напали. Это ясно? Мы сами возьмём правосудие в свои руки… как и прежде.

– Эй, парень, беги-ка домой и предупреди наших, что мы ведём господина, – Виктор обернулся к Диоклу. – Пусть готовят всё лучшим образом.

*****

Он нёсся быстрее ветра, и скоро уже весь лудус стоял на ушах, узнав тревожные новости. Поначалу домочадцы пытались не допустить выхода сведений о ранении хозяина за пределы узкого круга, но от рабов ничего невозможно утаить, и через короткое время все гладиаторы и слуги шептались об этом по углам.

Диокл не знал, куда себя деть, ибо на душе у него было не спокойно, и не хотелось даже тренироваться, чем он обычно занимался с радостью. Он ходил по школе, нигде надолго не задерживаясь. Однако в лудусе были люди, проявлявшие немало усердия, чтобы узнать все подробности произошедшего, и они не желали упускать своего шанса.

– Иди сюда, парень, – окликнули его из комнаты, когда он слонялся по длинному коридору. Он сразу понял, что голос принадлежит Мелантию, одному из бойцов школы. Диокл не любил его, однако всё же не решился ослушаться.

Хозяин комнаты сидел на кровати один – его напарника не было на месте. Он происходил из Египта и говорил по-эллински с заметным акцентом, ибо в его деревне в ходу был старый язык жителей Нила. Его кудрявые волосы тёмным руном спускались на плечи, небольшая бородка напоминала острие копья, а кожа была красна как глина южной земли. Юноша знал, что о нём говорили как о человеке хитром и лживом, да и на арене он играл схожую роль, ибо выступал как ретиарий. Не обладая могучим телом, он обманывал и запутывал своих противников, обходил их, чтобы ударить со спины.

– У меня дела были, – соврал Диокл, уставившись в стену.

– Подождут твои дела. Я слышал, что ты был с господином, когда на него напали, и по твоему лицу вижу, что это правда, – Мелантий говорил мягко, словно оплетая собеседника сетью. – Расскажи мне об этом. Кого он подозревает?

– Я почти ничего не видел, – пробубнил мальчишка. – Мне строго наказали, языком не болтать.

– Я знаю, что ты следишь за Игрой, и ты знаешь все наши приёмы, – улыбнулся египтянин. – Тебе известно, как я веду свою партию. Я читаю своих врагов, предугадываю их поведение, и, поверь, я очень хорошо разбираюсь в людях. Мне это для победы необходимо.

– Видел, – ответил тот.

– Ты знаешь, что обычно ретиариев презирают, выделяя им худшие комнаты в лудусе. Их считают смертниками, ибо они не долго живут на арене, но я пережил уже двадцать боёв. Мне никогда не удалось бы это, если бы я не знал, когда люди лгут, а когда правдивы, – продолжал вести свою линию Мелантий. – Лучше тебе не ссориться со мной. Расскажи всё, и я найду, как тебя отблагодарить. Если же нет, то твоя жизнь станет совсем невыносима. Это я могу устроить.

«Не сомневаюсь. О тебе говорят разное».

– Зачем тебе это знать? – спросил юноша вслух.

– Я играю не только на арене, но и за её пределами. Любое знание оказывается полезным, так или иначе. Не тяни время, парень.

– Я не могу сказать…

В комнату заглянул Фламма и этим спас Диокла от тяжёлого разговора, сразу оценив всю картину. Он загородил его собой, сказав:

– О чём беседуете? Мне кажется, я догадываюсь.