Страница 61 из 85
«…Хор детского сада двадцать шесть».
Рояль неторопливо проиграл простенькое вступление, и детские голосишки нестройно, но очень старательно запели о пушистых зайцах, которых никак не хотел пустить на стадион сердитый еж. Несмотря на то что песенка то тонула, то снова всплывала в волнах помех, можно было отчетливо разобрать, как одни ребятишки пели азартно и громко, другие - тихонько и стеснительно, что и создавало впечатление нестройности, хотя пели очень дружно. За песней так и виделись напряженные позы и глазенки, внимательно-внимательно, несмотря на азарт или смущение, следящие за руками руководительницы хора, которая конечно же была весьма пожилой и почтенной женщиной.
Как добралась до корабля эта детская передача? Какие капризы космоса так круто повернули стремительный бег электромагнитных волн? Отразились ли они от метеорного потока или их увлек в сторону газовый хвост земли?
Нетреба негромко кашлянул, и Володя, не оборачиваясь, погрозил ему пальцем.
«А сейчас Миша Синицын… Миша, иди сюда… Вот так… Сейчас Миша Синицын прочитает стихотворение».
Почти без паузы чистый, задорно-радостный, прозрачный, как ключевая вода, голосок даже не заговорил, а почти выкрикнул:
Володя, жадно слушавший эти нехитрые слова, услышал позади себя какие-то странные звуки. Он со злостью обернулся, готовясь мимикой не то что разругать, а буквально разорвать Нетребу на части… и замер. Увиденное потрясло его так, что он на мгновение забыл даже о голосе Земли. Горло его сжалось, он стиснул зубы и с трудом проглотил слюну.
Всегда спокойный и невозмутимый Нетреба, приткнувшись плечом к стене, тяжело и тихо плакал, неумело вытирая большой ладонью сморщенное, как от сильной боли, лицо. Шарики слез срывались с его руки и веселыми, искрящимися росинками расплывались по воздуху…
А потом голос Земли стал тускнеть и гаснуть, его все больше захлестывали сухие волны шорохов и тресков, этих мрачных голосов космоса. Все реже и реже сквозь эти помехи пробивались то женский голос, то кусок музыкальной фразы, то обрывок песенки. Так птичьи трели пробиваются сквозь шум леса во время свежего ветра. Наконец голос Земли умолк совсем, остались только мертво шуршащие и скрипящие помехи. Почему-то казалось, что они звучат все громче и громче, и сам воздух начинает скрежетать и хрустеть на зубах, как песок. Антонов протянул руку к пульту радиостанции. Щелкнул один выключатель, другой, третий… Наступила тишина.
Наверное, это был хороший сюжет для картины художника, увлекающегося космической тематикой: мягкий свет, округлые стены, бездна приборов и механизмов. Возле радиостанции в самых причудливых позах, прямо в воздухе - трое людей. На их лицах глубокое раздумье. Сейчас, только сейчас, они зримо, осязаемо почувствовали, как тонки нити, связывающие их с Землей. И как легко они могут разорваться. Совсем. Навсегда.
ДЬЯВОЛЫ
Пролог
Советский посол в одном из молодых африканских государств просматривал корреспонденцию, когда в дверь постучали и в кабинет вошел секретарь.
- Извините, Иван Макарович, но какой-то чудак непременно хочет видеть вас. - Он чуть улыбнулся. - И притом немедленно.
- Направьте его к Мелконяну, - не отрываясь от бумаг, проговорил посол.
- Я пробовал. Но он хочет видеть именно вас.
Посол вздохнул:
- Говорит, что речь идет о деле государственной важности? Местный житель? Иностранец?
- Да наш советский инженер. Работает здесь по контракту, руководит строительством дороги через самые дебри. Некий Горохов Степан Прокофьевич.
Почесывая бровь концом авторучки, посол задумался.
- Государственное дело? - усмехнулся он.
Секретарь молча развел руками.
- Ну хорошо. Пусть войдет.
Секретарь вышел из кабинета, а посол отодвинул бумаги и откинулся на спинку кресла. Почти тотчас дверь открылась снова, и в кабинет вошел рослый плечистый мужчина лет тридцати пяти, курносый, с добродушным упрямым лицом. В руках он держал потертую, но еще добротную сумку военного образца. «Типичный россиянин», - подумал посол.
«Россиянин» поздоровался и замялся возле двери.
- Слушаю вас, - ободрил его посол.
Горохов просто и совсем не смущенно улыбнулся.
- Да тут и рассказывать-то особенно нечего, - заметно окая, сказал он, - вот, смотрите сами.
Подойдя к столу, он расстегнул сумку, вынул из нее небольшую шкатулку черного дерева и положил перед послом. Тот терпеливо ждал продолжения, но Горохов, по всей видимости, считал свою миссию исчерпанной. Он лишь улыбнулся и деловито поощрил посла:
- Смотрите, смотрите!
Посол скрыл улыбку, предложил своему оригинальному посетителю стул и пододвинул шкатулку к себе. Она была легкой и неслышно скользнула по стеклу, которым был покрыт стол. Несколько секунд посол рассматривал шкатулку, а потом, пожав плечами, нажал кнопку запорного устройства. Мягко откинулась крышка. Внутри шкатулки на черном бархате рядком лежали три белесых камня, величиной с грецкий орех каждый. Некоторое время посол разглядывал камни довольно скептически. А потом у него вдруг зазвенело в ушах. Это были ювелирные алмазы высокого качества! В молодости посол работал во Внешторге и, в частности, занимался импортом алмазов. Он прошел хорошую школу и не мог ошибиться. Перед ним лежали миллионы золотых рублей! Не без трепета посол взял один из камней и провел им по стеклу. Камень легко вошел в ткань полированной поверхности и вязко потянулся, оставляя в ней глубокую царапину.
- Всё царапают, - хладнокровно подтвердил Горохов. - Даже рубины, что стоят в часах, и те царапают. Я пробовал.
Посол бережно положил камень в шкатулку и поднял глаза на посетителя:
- Вы знали, что это алмазы?
Горохов улыбнулся:
- Знал.
- А вы имеете представление об их стоимости?
- Говорили мне и об этом.
Посол долго смотрел на спокойно сидящего перед ним дорожного инженера.
- Откуда они у вас? - спросил он наконец.
Горохов почесал затылок:
- Да боюсь, не поверите, прямо как в сказке. Эти алмазы передал мне вместе со шкатулкой французский геолог Анри Бланшар.
Посол посмотрел на драгоценные камни миллионной стоимости и перевел взгляд на спокойного человека с упрямой складкой бровей, что сидел перед ним:
- Уж вам-то поверю, Степан Прокофьевич. Рассказывайте…
…Горохов наткнулся на Анри Бланшара в сумрачном, почти непроходимом тропическом лесу совершенно случайно, когда в сопровождении нескольких африканцев осматривал трассу будущей дороги. Он вздрогнул от неожиданности, услышав слабый человеческий голос, окликнувший его по-французски. Обернувшись, Горохов увидел худого изможденного старика, лежавшего у подножия древесного исполина. Рядом с ним валялся винчестер. Оправившись от неожиданности, Горохов сделал несколько шагов и опустился перед стариком на колени.
- Кто вы? Как сюда попали? - изумленно спросил он, от неожиданности с некоторым трудом подбирая французские слова.
- Пить, - сказал старик.
Горохов отцепил от пояса свою флягу, в которой был крепкий чай с лимонным соком. Старик все пытался приподняться, но это ему не удавалось. Горохов помог ему, обхватив за шею свободной рукой, и почувствовал, что старик буквально пышет жаром. Пил старик долго и жадно, чаю во фляге осталось только на самом донышке, а напившись, бессильно откинулся на спину и закрыл глаза. Горохов решил, что он потерял сознание, и сказал своим провожатым, чтобы они быстренько изготовили носилки. Было совершенно ясно, что больного придется нести.