Страница 17 из 21
Родион огорчился, взглянув на свои, ещё вечером безукоризненно черные брюки. От лежания на потолке они покрылись белыми неравномерностями и потеряли парадный вид, положенный брюкам благодетеля человечества. Носки тоже стали белыми, но, так как и раньше были они укоризненной чистоты, Родион оставил их без внимания. Как потомственного русского интеллигента его гораздо больше волновал вопрос "что делать?".
Для начала он посмотрел в окно и убедился, что перевернулась не только квартира, но и вся земля. Город, по крайней мере. Деревья были такими же как вчера, но росли все сверху вниз, будто сговорившись. Грязые тряпки висели на балконе и покачивались легким ветерком будто полевые цветы. Родион Попыкин открыл форточку, которая находилась на уровне колен и, основательно нагнувшись, просунул в неё голову. За окном была голубая бездна. В бездне плавало мутное солнце, широко растопыривая желтые плавники. По спине пробежал холодок.
Обьяснений произошедшему Родион Попыкин нашел два. Первое состояло в том, что он, Р. Попыкин, не изменив себе, остался тверд, а земля позорно перевернулась в течение ночи с ног на голову. Это обьяснение было приятно и правдоподобно, ведь Родион никогда не изменял себе. Воторое обьяснение предполагало, что мир остался нормален, а перевернулся Родион.
- Почему? - спросил он сам себя и сам же себе ответил:
- Небесное тяготение.
Нет, не зря он всю жизнь, с детсадовского стульчика и по сей день тянулся к добру и к добрым делам. Он тянулся к небу, в то время как все остальные занимались своими мелкими земными делами, нисколько не думая о своих ближних. Вот настало утро, когда небесное тяготение победило земное.
Решив этот вопрос, Родион Попыкин снова вернулся к предыдущему, "что делать?". Для начала нужно было выйти из квартиры и осмотреться. Родион подошел к двери, оставляя следы на потолке, и попробовал открыть дверь. Замок расстегивался в противоположную сторону, что было неприятно - как будто надел на себя женскую рубашку.
Выйдя на лестничную площадку, он заметил до чего неудобно устроены дома: там и сям из потолков торчали балки, которые приходилось перешагивать. Перешагнув очередную балку, он поскользнулся и сьехал вверх по наклонной плоскости белого цвета, усеянной черными пятнышками, из которых росли сгоревшие спички. Он ударился плечом и чуть было не выпал из окна.
Родион попробовал снова подняться к своей квартире, но это оказалось невозможным. Квартира оставалась незапертой и доступной для воров, поэтому нужно было думать быстро. Он переступил через порожек и сьехал вверх, сидя на том месте, которое я стесняюсь назвать. Теперь он оказался на этаж выше и собирался, вызвав лифт, вернуться домой. Лифт, к сожалению, не работал. Родион сел и принялся размышлять.
Двери проскрипели и над головой появилась старушка с решительным выражением лица. Стаушка шамкала нижней челюстью и вела красную овчарку на поводе. Овчарка подняла голову и радостно вспомнила о том, что она хищник. Родион Попыкин понял это по её глазам.
Собака прыгнула и щелкнула зубами, выхватив кусок рубашки в районе выпуклого живота.
- Альфа, возьми его! - закричала старушка. Альфа попыталась взять, но не смогла. Тогда старушка вернулась в квартиру с явно недобрыми намерениями. Овчарка последовала за ней, гавкнув на прощание. Родион вскочил на ноги и бросился вниз, то есть, вверх. Проехав два лестничных пролета и едва не сорвавшись на железные зубья перил, он услышал за спиною шум погони. Преследователей было несколько, они кричали одновременно и этим несколько затрудняли себе выработку приемлемого решения. Наконец, кто-то заметил следы на потолке. К этому времени Родион Попыкин юркнул в чердачный люк.
Юркнув в люк, Родион Попыкин сразу же пожалел об этом. На расстоянии метра в два от его босых ног светилась солнечная бездна. Ему стало так страшно, что перо (т.е. клавиатура IBM) бессильно описать это чувство. По спине побежали капли пота и впитались в поясок брюк. Шум погони приближался. Родион качнулся на руках и с остервенелой безнадежностью прыгул. Он упал неудачно и услышал хруст в ноге. Часто-часто забилось сердце и к горлу подступила тошнота.
- Вон он лежит! - послышался крик. - Несите палку! Да не эту, длинее!
Бездна была неравномерно сине-белой, вся в случайных облаках. Облака имели только нижние края, а верхними сливались с синевой. Мелкая птица проделывала вольные упражнения хвостом вверх. Родион Попыкин вспомнил свой детский страх перед зеркалами...
...Он положил зеркало на пол и осторожно подошел к нему. Зеркало вырезало в полу большой прямоугольник, под которым была ещё одна комната, перевернутая. Он лег на пол животом и, вытянув шею, заглянул в зеркало. С детства он боялся зеркал, положенных на пол - они слишком глубоки. Наверное, это было предчувствие. Он преодолевал себя: клал зеркало и переступал через него, закрыв глаза. Но теперь зеркало было таким большим, что его не переступишь. Из нижней комнаты на него смотрело его собственное лицо: острый носик, маленькие глазки, узкий рот с тонкими губами, волевой взгляд - настоящее лицо непризнанного вождя. Вдруг лицо высунулось из зеркала, клацнуло зубами и схватило Родиона за нос. Родион закричал, но лицо втягивало и втягивало его в зеркало. В то же время нижняя комната раздвигалась, потолок уходил вдаль со скоростью курьерского поезда, все вдруг наполнилось светом и он упал в пустоту. Помахав руками, он перевернулся и увидел крышу родного дома уже на порядочном отдалении. В ушах свистел воздух и заглушал его собственный крик. Город стал буро-зеленым пятном, похожим на фотографию из космоса. Несколько раз беснула ниточка реки, извиваясь. Небо потемнело и на нем зажегся Альфабаран, потому что других названий Родион Попыкин не знал.
- Пульс двести восемдесят, - сказал голос, - ещё немного и сердце не выдержит.
- Это агония, - отозвался другой голос, - если успеет умереть до двенадцати, поедем на пляж, хорошо?
- С тобой не поеду, - ответил женский голос.
Родион Попыкин открыл глаза.
- Смотри-ка, живой, - сказала перевернутая женщина.
- Да, я живой, - сказал Родион, - меня так легко не возьмешь.