Солнца трех миров

Слева прямо из тропических зарослей выдавалась пристань из грубо отесанных каменных блоков, заброшенная на вид. Прямо по курсу был пляж, и Танзоро направил каноэ туда. Встречавшая нас веселая толпа островитян всех возрастов забежала в мелкую воду и мигом вытащила лодку на песок.

Мы вылезли, нас тут же окружили и повели по извилистым тропинкам вглубь острова. Пейзажи его выглядели так, словно над ними долго трудились умелые и талантливые ландшафтные дизайнеры, - что, если верить Танзоро, соответствовало действительности. Вокруг было гораздо больше всего, чем это бывает в природе, - цветов, плодов, разновидностей деревьев и порядка. И в то же время ничего не выглядело искусственным и лишним. Мы шли мимо живописных груд валунов, скал с росписями, искусно построенных хижин, казавшихся живыми деревянных и каменных скульптур, пересекали ручьи и речки по сплетенным из воздушных корней мостам. В ветвях то и дело мелькали морды и мордочки больших и маленьких обезьян, и Мартышка умчалась с ними знакомиться. И всяких других животных вокруг было как в зоопарке - только все они бродили на воле, и все, очевидно, были ручными.

Через два часа неспешной прогулки мы вышли на другой берег - здесь тоже был пляж и стояло несколько хижин. Горели костры, над ними жарилось мясо. Нас усадили прямо на песок, обложили корзинами с фруктами, орехами и прочими угощениями, и обставили калебасами с пальмовым вином. Островитяне расселись вокруг: они были фантастически красивы, миролюбивы, дружелюбны - совсем как Танзоро. Во взрослых было что-то детское, в детях и подростках, наоборот, взрослое. Из моря на пляж выбралась Джайна, еще несколько русалок, пара похожих на тюленей существ, и выползла большая змея. Сразу за полосой прибоя над водой то и дело показывались чьи-то головы, явно нечеловеческие - то ли это были особо робкие акваморфы, решившие изучать нас издалека, то ли они просто не могли вылезти на берег. Машка поглядела на русалок, со вздохом покачала головой и потянулась к ближайшему калебасу дегустировать вино.

Очень скоро мы почувствовали себя стесненно в своих комбезах. Нет, в них было не жарко, терморегуляция работала отменно. Однако стиль «милитари» среди островитян был не в почете - они носили набедренные повязки из травы или полосок кожи, что-то вроде сари из материи ручного производства, короткие туники без рукавов, а то и вовсе ходили голышом.

- Не найдется ли у хозяев, во что нам переодеться? - спросил я у Танзоро от имени всех.

- Конечно, - ответил он. - Вы только скажите, тут же принесут. У кого-то наверняка есть и старая фабричная одежда, если вам в такой привычнее. Или ее доставят с материка.

- Да уж доставлять-то не надо, - смутился Эпштейн. - С удовольствием поносим что есть.

До самого вечера мы ели, пили, водили хороводы с сухопутным населением острова и купались в море с жителями прибрежных вод. Слетевшиеся на пляж большие птицы катали нас по воздуху в плетеных из травы авоськах, весьма ненадежных и жидких на вид. Одна птица сносно говорила по-русски, некоторые другие тоже, хотя и невнятно, и Машка сказала, что много пить нам ни в коем случае нельзя, - а то не поймем, когда начнется белая горячка. После заката море зажглось разноцветными огнями. Они всплывали из глубины, качались на волнах, взлетали в воздух и опять ныряли в пучину, однако к этому времени мы настолько устали задавать вопросы относительно окружающего, что уже ни о чем не спрашивали, и касательно огней ничего не узнали.

На ночь нас разместили в хижинах, а с утра все началось сначала. Я спросил Танзоро, сколько будет продолжаться этот карнавал. Он ответил - да сколько хотите, здесь всегда так и живут. Члены этой общины ставят своей целью максимальную творческую самореализацию - через живопись, скульптуру, песню, танец... А как на других островах, поинтересовался я. Везде по-разному, ответил Танзоро. Где-то - так же, как здесь; где-то вегетарианские общины, и мяса с рыбой там на обед не дождаться; где-то жизнь поспокойнее или вообще трудоголики обосновались - везде свои обычаи. Решите плыть дальше - сами увидите.

- А в космос можно попасть? - спросила Даша.

- Просто так - нет, - ответил Танзоро. - Вы этого не сможете, и я не смогу. Видите ли, за счет биосети у каждого из нас очень высокая степень информированности, и каждый может выбрать подходящий для себя образ жизни с такой же высокой степенью ответственности. Потом его редко кто меняет. Поэтому наши космические станции не имеют той степени защиты и комфорта, которые необходимы вам и мне. Там живут существа, адаптированные именно для жизни в космическом пространстве, - ну вот как акваморфы адаптированы для жизни в воде. Поступать иначе - значит, лишать себя многих и многих преимуществ. По тем же причинам наши космические корабли не предназначены для экскурсий. Нам это просто не нужно. Если кто-то заинтересуется жизнью в космосе или на других планетах, он может в полной мере понять, что это такое, посредством биосети. И сразу сделать выбор.

Через неделю мы ушли в круиз по архипелагу в сопровождении большой флотилии каноэ, катамаранов, плотов и даже целого плавучего острова разумных земноводных, который то поднимался на поверхность, то уходил под воду. Вдали в небе парило что-то огромное, и Танзоро сказал, что это летающий остров разумных птиц. За следующий месяц мы повидали столько всего, что от изобилия впечатлений у нас понемногу начала съезжать крыша. К счастью, архипелаг оказался невелик, и на последнем острове нас ждала уже знакомая обстановка - на нем, как и на первом, жили веселые творческие личности.

- Давайте здесь притормозим, - взмолилась Даша. - Я больше не выдержу.

- Правильно, - поддержал ее Эпштейн. - Дождемся ответа биосети - и сразу к хоулу. Иначе застрянем на Сангароа навсегда.

- В принципе - неплохой вариант, - сказал Лысый.

- Ну для тебя, - возразила Даша.

Все мы давно поняли, что Лысый на Землю не пойдет, - гораздо раньше, чем это понял он сам. Встреча с Танзоро уже была для него величайшим искушением - ведь тот был художником, да не каким-нибудь, а сверхгениальным по человеческим меркам. Они бесконечно болтали об искусстве, а в целом на архипелаге художники и скульпторы жили буквально племенами. Вначале Лысый еще держался, потому что вокруг было слишком много интересного и нового; однако теперь не выдержал, попросил у Танзоро кисти с красками и начал осваивать наскальную живопись.

- Все, ребята, я пропал, - признался он нам между двумя многодневными творческими запоями. - Решено - остаюсь. Какого черта? Опять на Земле вкалывать целыми днями, чтоб на жизнь наскрести, и писать картины урывками? Да чтоб я сдох! Можете меня считать предателем, - но я отсюда ни ногой.

Смотреть на творчество Лысого сходилось все население острова и слетались разумные птицы. По качеству картины его, конечно, здорово уступали работам местных мастеров, но ведь это инопланетянин творит, причем сам по себе, без поддержки биосети и всесильного Вагрума!.. Так что в шумных искренних поздравлениях недостатка не было. А тут еще прекрасные туземки! Лысый рисовал их с утра до вечера, а на ночь исчезал в глубинах острова, уходя каждый раз в новом направлении с новой подружкой. Мы не сомневались, что в конце концов он заведет себе целый гарем и примется за обольщение русалок. Благо на острове царила свободная любовь, а сам Лысый пользовался у противоположного пола невероятной популярностью по тем же причинам, что и его творчество - из-за экзотики. Его пиратская повязка через выбитый глаз никого не смущала. Наоборот.

Инга на Землю возвращаться тоже не собиралась: не так давно она приложила немало усилий, чтоб выбраться оттуда. Теперь планировала проводить до хоула Эпштейна и вернуться к Мартинесу на Рорбести.

Однозначно оставалась на Сангароа Мартышка. Ей здесь нравилось: вокруг было в избытке всего, что только может пожелать уважающая себя обезьяна, и не было никаких врагов и опасностей. А что ее ждало на Земле?

- Просто выпустить ее там на волю было бы опрометчиво, - сказал Эпштейн. - Кто знает, переносчиком каких болезней она может стать. А если не выпустить, ее замучают обследованиями. С животным никто церемониться не станет.