Смерч

– Pana Bogdana nie ma w domu. Czym mogę służyć? (Пана Богдана нет дома. Чем могу служить?)

То, что Даниэль Чаплинский увидел, поворотясь, повергло его в ступор. Перед ним стояла молодая, удивительной красоты женщина, чьё одеяние и украшения говорили о её безупречном вкусе. В её глазах можно было утонуть, а обворожительная улыбка производила гипнотизирующее действие.

– Przepraszam, сzym mogę służyć? (Простите, чем могу служить?) – Елена прекрасно видела, какой эффект она произвела на посетителя своим появлением.

Очнувшийся чигиринский подстароста растерянно засуетился.

– Przepraszam, Ja przyjdę pо́źniejw (Извините, я приду позже), – неловко поклонившись, Даниэль направился к двери.

– Może coś przekazać właścicielowi? (Может, что-то передать хозяину?) – ироничная улыбка не сходила с уст прекрасного «гофмейстера».

– Nie… Nie.. Nie warto się martwić. (Нет… Нет… Не стоит беспокоиться.)

Гремя шпорами, Чаплинский выскочил не просторное крыльцо.

Молодая, но опытная сердцеедка стояла у окна и, глядя, как взволнованный чиновник, словно неумелый новобранец, не может попасть ногой в стремя, улыбалась своим мыслям.

Возбуждённый всем увиденным, Даниэль Чаплинский во весь опор скакал восвояси и строил самые фантастические планы, которые диктовала ему его неуёмная чёрная зависть. Одинокий вдовец, выдавший замуж свою дочь, не имеющий никаких препятствий к новому браку и продолжению рода по мужской линии, после посещения имения Хмельницкого кардинально сменил ориентиры. Конечно же, Богдана, этого зажравшегося сотника, этого возомнившего себя неизвестно кем холопа он должен раздавить, но главным его трофеем станет эта удивительная молодая пани.

После встречи с Еленой Даниэль только о ней и думал, она являлась ему по ночам, он чувствовал, что его состояние близко к помешательству. Тот факт, что Елена носила такую же, как и у него, фамилию, Чаплинский считал если не божьим провидением, то как минимум знаком свыше.

И вот вулкан страстей взорвался.

Улучив момент, когда Богдан уехал по делам, трусливый шляхтич, спрятавшись у себя в поместье, отправил отряд своих головорезов на разорение Суботова.

Захватив хутор, опьянённые безнаказанностью бандиты разнесли усадьбу, подожгли мельницы, разорив конюшни, выгнали на поля всех коней, овец, быков, которые тут же вытоптали посевы. Разграбив имущество и хлебные запасы, уничтожив всё, что можно было уничтожить, разбойники уехали, увезя с собой Елену.

Хмельницкий был потрясён…

Властный чин, подстароста, представитель польского дворянского сословия, щеголяющий своей шляхетской честью, повёл себя как бандит с большой дороги! Возмущение казацкого сотника было настолько велико, что во гневе Богдан отправился к Чаплинскому с требованием вернуть ему хутор и Елену. Напрасно сотник пытался взывать к шляхетскому благородству. Пьяный подстароста, праздновавший успешную акцию, слушать взбешённого Богдана не стал.

– Ты зря сюда пришёл. Думаешь, чин сотника тебе даёт право приходить к шляхтичу и выдвигать свои холопские требования? Сегодня ты сотник, завтра нет… – Даниэль налил себе полный фужер вина. – Завтра… завтра ты будешь убирать навоз. Твоё место на конюшне…

Покачиваясь, с бокалом в руке, Чаплинский, подбоченясь, стоял у балюстрады высокого крыльца своего дома, возвышаясь над униженным Богданом.

Прошедший сквозь огонь многих сражений, не раз смотревший смерти в глаза, Богдан понимал, стоя в окружении разбойников подстаросты, что сейчас он бессилен.

– Придёт время, и ты пожалеешь обо всём, что ты сделал, обо всём, что ты сказал…

– Ты мне угрожаешь? Червь! В подвал его!

Даниэль размахнулся и швырнул в лицо казаку бокал с вином.

Лицо и грудь Богдана окрасились в кровавый цвет…

Трудно сказать, уговорила ли Елена Даниэля смилостивиться над поверженным сотником, или причиной освобождения стала смерть Анны, умершей после заключения супруга, но через четыре дня Богдан был освобождён. Казак не сомневался, что кончину его жены ускорило разграбление хутора.

Возмущению сотника не было границ. Как и положено оскорблённому казаку, Богдан вызвал горделивого подстаросту на поединок. Зря он надеялся, что у трусливого подонка существовало понятие о чести. Прибыв к назначенному для поединка месту, жаждущий сатисфакции сотник нарвался на засаду и с трудом отбился от разбойников Чаплинского.

В штурмах многих крепостей принимал участие чигиринский сотник, но он и представить себе не мог, что крепость под названием «безразличное равнодушие», усиленная шляхетским презрением, окажется для него неприступной. Богдан обратился с просьбой к коронному гетману Конецпольскому, с которым пребывал в турецком плену, но ответа не получил. Подал иск в суд – ему отказали. Прекращать поиски правды Богдан не собирался и отправился в Варшаву. Как же был удивлен Хмельницкий, когда, придя в сенат, он увидел там своего врага – чигиринского подстаросту Чаплинского.

Оба предстали перед сенаторами как перед судьями.

– Вельмишановный сенат. Панове… я – сотник реестрового Чигиринского казачьего полка Войска Запорожского, многие годы воевал под знамёнами Речи Посполитой. Вот эту саблю я получил из рук короля Владислава IV. До сего дня я мирно проживал в своей усадьбе на хуторе Суботов. – Богдан старался говорить громко и спокойно. Свою речь он, вероятно, не раз повторял по пути в Варшаву. – Но невесть откуда появился разрушитель спокойной жизни моей, Даниэль Чаплинский, литовский пьяница и зайда[4], злодей и грабитель…

Богдану было трудно говорить, обида перехватывала горло, но, укротив эмоции, казак подробно изложил свои претензии. В списке обид Елена занимала особое место. Назвав её своей женой, Богдан потребовал обязать Чаплинского восстановить разорённую усадьбу и вернуть уведённую девушку.

Слушая обиженного сотника, сенаторы о чём-то перешептывались, а чигиринский подстароста то иронично ухмылялся, то, почёсываясь, зевал, всем своим видом показывая, как ему скучно. К слушаньям в сенате Даниэль был подготовлен, ибо в подковёрных чиновничьих баталиях был так же силён, как Богдан в военных.

– Достопочтенный сенат, панове. Мне трудно понять, чем руководствовался сотник Хмельницкий, когда решил опорочить моё имя в высоком сенате. Я даже не собираюсь оправдываться перед этим безродным казаком, который почему-то называет хутор Суботов своей собственностью. Никаких бумаг, подтверждающих, что Хмельницкий владеет каким-то майном[5] в природе не существует. Если на том хуторе стоит его хатка, это не значит, что он ему принадлежит.

– Хатка?! – Богдан задохнулся.

– Ну, ладно, большая хатка… Стоит ли об этом говорить? Документов всё равно нет. А в отношении потерявшей родителей девушки… Да, да, панове, девушка – круглая сирота. Сотник Хмельницкий держал её у себя силой. Поверьте, что ей там было не сладко, потому она так поспешно и с большой охотой ушла от него. Может, Хмельницкого успокоит тот факт, что, поскольку девушка пришлась мне по сердцу, я женился на ней. Да, пан сотник, уже месяц как мы обвенчались, и сейчас никто не принудит меня отказаться от неё. В то же время смею заверить высокий сенат, что Елена сама ни за что не согласится вернуться к Хмельницкому.

Сенаторам ситуация показалась почему-то комичной. Улыбаясь и посмеиваясь, знатные поляки стали потешаться над незадачливым казаком.

– Стоит ли, пан сотник, жалеть о такой сговорчивой особе? Да что, на ней свет клином сошёлся? Поищи другую, такой завидный жених, да с такой прославленной саблей любой паненке пригодится. А эта пусть останется с тем, кто ей так понравился.

Богдан был растоптан… Куда бы он ни обращался за справедливостью, всюду получал отказ.

Последней инстанцией, выше которой был только Бог, оставался король Владислав IV, обязанный Богдану жизнью, однако и он не смог оценить всей горечи пережитой обиды.

4

Зайда (укр.) – пришелец.

5

Майно (укр.) – имущество.