Строптивая для негодяя

— Хорошо.

Мама протягивает руку и проводит пальцами по моей щеке. А я прижимаю ее ладонь лицом к плечу. Целую ее на прощанье в губы и выхожу из комнаты. Хоть бы не сорваться и не заставить ее переживать еще больше.

Папа выходит вместе со мной на улицу, достает пачку сигарет и закуривает. Знаю, что нервничает, но не хочет расстраивать маму, поэтому никак его поведение не комментирую.

— Если что-то случится, звони в любое время. — Целую его в щеку на прощание. — И не кури много. В воскресенье приеду с ночевкой.

Сажусь быстрее в машину, потому что чувствую, как слезы выступают на глазах. Не хватало еще расстроить отца своими рыданиями.

До дома добираюсь быстро, оставляя машину во дворе. Поднимаюсь на лифте на седьмой этаж и захожу в свою любимую однокомнатную квартиру. Мне повезло с жильем, купила его практически за бесценок, потому что прежние хозяева уезжали на ПМЖ в Испанию. Сроки поджимали, поэтому цену снизили по-максимуму, чтобы быстрее продать. И я об этом случайно узнала.

На тот момент у меня уже имелись кое-какие сбережения, плюс добавили родители, а также мои подружки приняли непосредственное участие, напрочь отказавшись давать мне деньги в долг. Только безвозмездно, за что я люблю их обеих.

Принимаю душ и заваливаюсь спать после сегодняшнего напряженного дня. Надеюсь, что завтра с утра быстренько разберусь с делами, а после обеда смоюсь, отпросившись у руководства.

Но иногда случаются исключения в виде неадекватных потерпевших, которые периодически попадаются на моем пути и пытаются вынести мозг, а также добавить работы, наверное, думая, что в прокуратуре только штаны просиживают.

Придя с утра в свой кабинет, первым делом включаю чайник. Сегодня позволила себе подольше поваляться в постели, решив выпить кофе уже на работе.

Делаю первый глоток горячего ароматного напитка — Боже, какой кайф! Не могу окончательно проснуться хотя бы без небольшой дозы кофеина. Как наркоманка, честное слово.

Разбираю новые дела, пролистывая бумаги для ознакомления одной рукой, в другой держа чашку и периодически делая глотки еще не остывшего кофе. И тут замираю, читая очередное дело.

Заявление потерпевшей, на которую якобы напал сосед, справка о телесных повреждениях из больницы, и дурацкое заключение следователя, которое нарушает все юридические нормы. Не поняла, это всё?

Смотрю на фамилию следака — Румянцев А.С. Знаю такого, из Центрального райотдела. Вроде раньше за ним халатности не наблюдала, а тут фигня какая-то, по-другому и назвать не могу.

По памяти набираю номер телефона дежурного, благо еще старческим маразмом не страдаю и все нужные цифры помню наизусть. Пока жду ответа, делаю очередной глоток кофе и заново просматриваю бумажки. Такое безобразие вижу впервые, и очень интересно, что же случилось. Не мог Румянцев так напортачить.

Дежурный диктует мне номер следака, и после пятого гудка тот берет трубку:

— Слушаю.

— Саша, это Громова из городской прокуратуры, — делаю небольшую паузу. — Привет.

— А, Дарина Александровна, — слышу в голосе радостные нотки. — Здравствуйте. Чем обязан?

— Да мне тут дело одно попалось, которое ты вел. Некая гражданка Михайлова С.В. записала заявление на своего соседа Чернова В. С. о нанесении телесных повреждений. Сняла побои, о чем имеется справочка. И всё.

— Было дело, — перебивает меня следователь, правда, голос его уже звучит довольно печально. Или мне так только кажется? — Я в заключении все указал.

— Сань, ты издеваешься надо мной? — повышаю тональность. — Это что за хрень ты мне передал? Где протоколы допросов? Проверку тебе устроить? Выговор хочешь получить?

— Можете даже уволить, — довольно нервно отвечает парень. — Но избавьте меня от общения с этими ненормальными.

— Так, стоп, — чувствую, что следак сейчас бросит трубку. — Давай по порядку, что случилось?

— Если нужны протоколы допросов, общайтесь с ними лично сами. Я не буду, даже не просите!

— Ты охренел?

Это ж какую надо наглость иметь, чтобы мне предлагать сделать за него его же работу?! Слов нет, одни эмоции. Скоро будем вместо них сами на место преступления выезжать — а зачем нам прокладка в виде районных следаков?

— Дарина Александровна, — уже спокойнее произносит Румянцев. — Я вас уважаю, но допрашивать этих двоих не буду. Хотите — выговор мне втулите, хотите — увольняйте. Если сможете их опросить и заполнить протокол допроса — я вам лично ящик шампанского куплю!

А это что-то новенькое! Люблю я вызовы, тем более сегодня точно не откажусь, когда настроение зашкаливает в преддверии раннего ухода с работы и мини-девичника с Катюхой.

— Уговорил, — усмехаюсь в трубку. — Последний вопрос. Потерпевшая — Михайлова Светлана Васильевна, а обвиняемого как звать?

— Чернов Василий Степанович, то еще фрукт, — слышу, как голос следака зазвучал радостнее.

— Васька Чёрт? — смотрю в бумаги на адрес. — Ну да, улица Мира тринадцать, точно он. Ты ничего не попутал? Васька Чёрт — карманник, а не гопник. Он баб не бьет, он у них кошельки тырит, при этом улыбается так мило, что хочется прижать его к груди, накормить, еще и самой денег дать. Руки у мужика золотые, сама его лично один раз сажала. Не знала, что он уже вышел.

— Вот и пообщайтесь, раз вы знакомы. А меня увольте.

— Ладно, сама разберусь. Шампанское готовь, — и нажимаю сброс.

Очень давно, когда я только мечтала стать квалифицированным юристом и трудиться на благо родного города, избавляя его от социально-опасных элементов, я понятия не имела, что буду выражаться подобным образом — гопник, карманник, бандюган или гоп-стоп. Но раз крутишься в этой среде, приходится приспосабливаться и волей-не волей общаться на том языке, который эти самые элементы понимают.

Еще один вопрос, который не дает покоя — как дело ко мне попало? Видимо, в районной прокуратуре отмахнулись от него, не став разбираться и отправив дальше по инстанции. Лентяи и лоботрясы, по-другому никак этих деятелей не могу назвать.

Набираю номера телефонов и вызываю по очереди всех фигурантов. Не знаю, чего так заморачивается Румянцев, судя по голосу — довольно милая барышня эта потерпевшая.

А через час имею честь лицезреть эту самую барышню в своем кабинете. Да так, что дар речи и способность выражаться цензурно напрочь пропадают, оставляя место удивлению от услышанного и увиденного.

Дверь открывается и без стука входит, как я догадываюсь, Светлана Михайловна, потому что больше никого сегодня не жду. Кстати, на первый взгляд — довольно приятная женщина лет тридцати пяти или около того.

— Стучаться не учили? — поднимаю глаза от бумаг, наблюдая, как вошедшая дама оглядывается по сторонам, подняв вверх руки. — Вы кто?

— Я — дочь Солнца, — произносит барышня загробным голосом. — А у вас тут летает дух Тьмы.

— Чего? — таращу глаза.

— Аура здесь нездоровая, — продолжает вещать женщина, закатывая глаза вверх. — А тебя, — переводит на меня взгляд, — поглотила темная сила.

— Я так понимаю, вы Светлана, — произношу чуть ли не по слогам, начиная понимать, почему следак отказался проводить допрос. — Присаживайтесь.

— Я — Светлая, а ты — Темная, но это можно исправить.

— Ага, — ворчу, скрививши лицо. — Разбег только возьму. Ты мне еще про конец света поведай.

— Ты тоже его ждешь? — женщина срывается с места, подбегает к стулу, быстро отодвигает его и садится, заглядывая мне в глаза. — Еще не все потеряно. Все люди должны объединиться, приняв новую веру, чтобы избежать полного вымирания.

— Давайте о деле, у нас тут не дом исповеди, а прокуратура.

Вздыхаю, понимая, что будет тяжело. Протерли мозги тетке капитально. У нас до сих пор куча сект, где таким вот наивным дурам втюхивают всякую чушь наподобие их миссии на этой планете и приближения конца света. Самое главное, что доказать ничего нельзя, потому что идут они туда добровольно, ничем противозаконным не занимаются. За что сажать прикажете?