Страница 3 из 4
Темнота придвинулась, глядя на Тима сотней хищных глаз, предвкушающе оскалившись сотнями пастей. Дрожащей рукой Тим вскинул, как меч, фонарик. Он не видел, как испуганно-удивлённо смотрит на него Следен, не слышал, как зовут их опомнившиеся (но всё ещё боящиеся подойти) одноклассники. Она, Темнота, шагнула вперёд, вытянув косматую лапу, готовая накрыть мальчишек, и фонарь в руке задрожал, выпал и, отчаянно мигнув, погас.
Тим отшатнулся, упал - на Следена, тот совсем по-девчоночьи взвизгнул, принявшись отбиваться, но разве от Неё отобьёшься? Она была везде, Она радовалась, и Она тянулась схватить, сожрать, забрать навсегда. А навсегда - это очень долго и очень страшно.
Если бы Тим зажмурился от страха, он пропустил бы момент, когда рядом возник Робин, и он весь, от макушки до пят мягко светился - как светилась картина на чердаке. На вечно улыбчивом лице сейчас был написан ужас, но глаза горели решимостью. Храбрый Робин заступил дорогу, и Она удивлённо замерла. Вхолостую клацнули клыки, взметнулись тёмные крылья. Всего на секунду Она отступила, но этого хватило, чтобы отчаянно шарящий по снегу Тим нашёл фонарик.
Мигнув, фигура Роба растаяла как раз, когда белый свет фонаря врезался в Темноту, клинком разрубая пялящиеся и скалящиеся морды. Потом Следен наконец-то поднялся и утащил Тима с луга. Кажется, он же отвёл его домой, или это были близнецы? "Что, малой, в штаны наделал? - улюлюкали они, кривляясь. - Зачем вообще выскочил, уж кому-кому, а не тебе в смелости соревноваться". А Следен (да, это был он) молчал и отпаивал дрожащего Тима горячим чаем.
Тем же вечером Тим свалился с жесточайшей простудой. На чердак он смог забраться только спустя неделю, но Роба там не было. Зато была Она, и Она бросилась к Тиму, но тот держал наготове фонарик (теперь он не расставался с ним даже в постели). Дрожащими руками Тим стащил скатерть с картины, но там больше не светилось. Тусклый лес и тусклое закатное солнце смотрели на Тима в ответ, а Она за спиной хрипло усмехалась.
На лугу, когда снег стаял, Тим нашёл вырезанную из жёлудя птичку - малиновку. И надолго потом заперся в своей комнате, дрожа под одеялом - пока близнецы маминой шпилькой не открыли замок, привлечённые шумом. Их прогнал Следен - Следен, принёсший фруктов и явно пытавшийся сказать "спасибо" и одновременно сделать вид, что тогда, на лугу, ничего не произошло. Тим не мог понять, что могло так изменить задиру Следена и заставить его прийти к изгою класса.
Школу тоже кто-то изменил. Ладошечка исчез, Тима больше не дразнили, его даже слушали - и он теперь заикался всё реже. И над фонариком не смеялись. Ведь Следен и ещё парочка "смельчаков" носили такие же. Позже Тим осознал, что его как-то незаметно приняли в "компанию", как ребята это называли. И он перестал быть изгоем.
Ладошечка действительно исчез, хотя близнецы, порой, всё ещё пытались его вернуть. Но Тим провернул с ними несколько трюков, которые его показал Роб, и они перестали.
- Ты изменился, - удивлённо сказала как-то мама, и отец в кои-то веки с ней согласился. Они оба сошлись на том, что оно к лучшему.
Но картина на чердаке больше не сияла. И Роб... Тим всегда носил птичку из жёлудя, свой талисман, и много раз мечтал, что Роб вернётся. А однажды под Рождество ему приснилось, что он снова поднимается на чердак, что дверь, скрипя, опять закрывается, отрезая его от света. И Тим кладёт фонарик, смотрит на свою тень на стене... Мигнув, фонарик, гаснет, Темнота надвигается, забирая тень Тима, но он только ждёт. И, когда Она уже рядом, скалится, и шипит, и тянется, Тим шагает навстречу и протягивает руку. И Она, сконфуженная, подаётся к нему, несмело протягивая косматую лапу в ответ...
Мягкий свет заливает чердак секунду спустя, и Тим, последний раз улыбаясь старому страху, отворачивается и идёт к картине. Роба рядом нет, но Тим сам проходит через неё, как через дверь, и стеклянная преграда его не останавливает.
Здесь всё как раньше - ветер склоняет верхушки деревьев, и где-то высоко в небе парит дракон, играя в прятки с облаками. Тим достаёт из кармана малиновку, и та оживает у него в руке. Мгновение и, весело чирикнув, она взлетает к облакам, и Тим смотрит ей вслед и улыбается.
Птичка из жёлудя исчезла на следующее утро, и Тим больше нигде не мог её найти. Как не мог найти и картину на чердаке. И сколько бы он ни приставал к родителям, те лишь удивлённо качали головами, уверяя, что в их доме все картины висят на стенах, а не пылятся на чердаке.
Позже Тим расскажет свой Секрет Следену - летом, когда они будут лежать на вершине холма, как когда-то с Робом, и угадывать, на что похожи облака. А на следующий день Следен проведёт Тима в студию своей сестры-художницы и даст в руки краски. И те засияют на холсте - сначала для рассерженной сестры Следена, пришедшей выкинуть маленьких озорников из студии. А потом и для остальных.
А пока иногда, тёмными осенними вечерами, когда дождь монотонно барабанит по крыше и низкие тяжёлые тучи захватили мир, Тим слышит, как Темнота, мягко постукивая когтями по полу, подходит к его кровати. Чувствует, как прогибается под Её тяжестью матрас, когда она садится. И слышит, как Она произносит голосом Робина:
- Спасибо.
Продам кота
Друг попросил присмотреть за котом – бывает же, правда? Вот только почему теперь каждый встречный просит этого котяру продать? И почему, интересно, это пушистое недоразумение ходит только на задних лапах, ест ложкой и презрительно на меня смотрит?
- …В общем, - пытался перекричать его Витя. – Ты же за ним присмотришь?
Вой ввинчивался в уши не хуже соседской дрели. Всё, что я смогла ответить:
- А как его заткнуть?
Витя снова – по-моему, с надеждой – тряхнул «нечто», и тональность сменилось на высокое: «Вя-а-а-а», близкое уже к визгу, но не менее уныло-обречённое.
Морщась, Витя покосился на меня и принялся делать угрожающие рожицы коту. Тот, не впечетляясь, смотрел в пустоту и визжал, как зависший на полуслове фильм. Витя снова – но уже с отчаянием – глянул на меня и, опустив кота на пол, стал что-то шептать ему на ухо. Что-то вроде: «Она же тебя теперь не возьмёт!». Кот снова поменял тональность и орал теперь благим матом – пока я, не выдержав, не сбегала на кухню за стаканом воды. Политый кот, наконец-то, заткнулся – не то от неожиданности, не то заряд у него всё-таки кончился.
Наступила звонкая, напряжённая тишина.
- Вик? – не выдержал Витя. И, заискивающе заглядывая мне в глаза, выдохнул. - Ну возьми его, а? Всего ж на месяц.
- Сколько?!
- Вик, ты же знаешь, у мамы аллергия на кошек, а сеструха.., - завёл старую песню Витя.
Я не слушала. Я смотрела на мокрого, вздрагивающего кота и не могла оторваться от его разноцветных – зелёный с жёлтым – глаз. В них горела ненависть, самая настоящая и совершенно по-человечески разумная.
- …Вик, он же не всегда такой, он на самом деле милый, пушистый…
- А чего он на меня так смотрит?
Витя осёкся на полуслове – и тоже уставился на кота. Если бы я верила в такие вещи, то могла бы сказать, что между хозяином и котом происходил мысленный разговор, в результате которого кот отвернулся и принялся вылизываться, а Витя повеселел.
- Вик? А помнишь, ты у меня на айфон занимала?
- Кто старое помянет, - начала я, но Витя, прекрасно понимавший, что денег у меня сейчас нет, махнул рукой.
- Можешь не отдавать. Только… ты уж позаботься о моём котике.
«Котик» оторвался от задней лапы и мрачно покосился на меня.
Да уж! Пятнадцать тысяч за «позаботиться»? Нокаут.
- Хорошо, - вздохнула я.
- Я знал, что ты настоящий друг! – сияя, пафосно объявил Витя, а кот, бросив на меня ещё один, на этот раз презрительный, взгляд, вернулся к умыванию.