Страница 3 из 25
Для кого-то Питер – город трех революций, а для Марьяны Марьиной, писательницы, художницы, а по социальному статусу безработной, это город Прекрасной Дамы Блока. Именно в этом городе, в какой-нибудь полуподвальной ресторации, «дыша духами и туманами, она сидела у окна…» Марьяна тоже ощущает себя прекрасной дамой, сотканной из духов и тумана. И, как и положено прекрасной даме, ждет принца.
Осень, любимое время поэтов, роняет желтые листья на каменные мостовые туманного города и омывает его тротуары моросящим дождем. Марьяна идет не спеша, впитывая в себя осеннюю погоду и подставляя лицо мелким каплям, которые текут по щекам, словно слезы. Путь ее лежит к длинному многоэтажному дому. Марьяна входит в подъезд и, радуясь, что после холодной улицы попала в тепло, пусть и пыльное, полное неаппетитных запахов, поднимается на самый верх, в мансарду, в темноте притаившуюся под крышей.
Толкнув облупленную дверь, входит в маленькую прихожую и тотчас упирается взглядом в мутное зеркало. Затем скидывает плащ, устраивает его на вешалку поверх других плащей и курток, хранящих запахи тел их хозяев, и уже пристально вглядывается в свое отражение: на нее смотрит тонкая брюнетка с длинными прямыми волосами, бледным болезненным лицом, лихорадочно сверкающими черными большими глазами, неопределенно тонким носом и красными крупными губами. На вид ей можно дать не больше двадцати пяти. Она улыбается, но, поскольку глаза не смеются, улыбка получается неестественной, невеселой и даже какой-то плотоядной. Не понравившись себе, обладательница бледного лица хмурится, поджимает губы и решительно входит в ярко освещенное помещение.
Она оказывается в мастерской, уставленной, увешанной и забросанной завершенными картинами и незавершенными набросками. Картины изображают либо здания в разных стилях, либо женские обнаженные тела в разных позах. Посередине – стол, вокруг которого на продавленном диване и дырявых креслах – знакомое ей общество.
– Марьяна! Привет! Заходи скорей, опаздываешь…
– А, Марьяна, здорово! Давай, давай быстрей…
Марьяна Марьина проходит на освободившееся для нее место.
– Принесла что-то читать?
– А то…
– Друзья, больше мы никого не ждем, – провозглашает хозяин мастерской, Сергей, высокий худощавый мужчина лет сорока с ироничным выражением лица. – Давайте начнем… Кто готов? Володя?
Длинный парень с клочковатыми белокурыми волосами и возбужденно дергающимся лицом, Володя Беженский, нервно достает мятые листы рукописи и, счастливо хохотнув, с удовольствием начинает читать:
«Я стою на остановке, меня толкают и пытаются оттеснить от дверей подошедшего автобуса. Однако мне удается втиснуться.
– А ты, с ковром, встань как-нибудь так, чтобы твой ковер не мешал, – ткнув меня в живот, неприязненно говорит серое пальто.
– С ковром вообще надо на такси ездить, – ворчит зеленая куртка.
– Вообще-то это не простой ковер, а ковер-самолет, – пытаюсь я защитить свою ношу. – Так что осторожнее, пожалуйста, вещь ценная!
– А может, тебе в карету скорой помощи надо, а не в автобус? – парирует серое пальто.
– Милок, дык если это ковер-самолет, что ж ты в общественный транспорт-то щемишься, – голосит зеленая куртка, – ты бы на ём и передвигался!»
Пока блондин читает, Марьяна уютно устраивается на диване, ей протягивают чашку с горячим чаем, и она с удовольствием пьет, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу.
…Когда чтец замолкает, слово берет председательствующий:
– Кто-нибудь хочет что-то сказать Володе?
– Отличная миниатюра, в его стиле, – подает уверенный голос пожилая дама интеллигентного вида. – Его обычный прием – чудесное в повседневной жизни. Н-да… Вот так и все мы – с коврами-самолетами в общественном транспорте, да и вообще по жизни…
Тут надо пояснить, что общество это – суть «литературная студия», председательствующий – Сергей, главный художник города, архитектор, называющий свою работу женой, а литературу – любовницей. Место действия – его мастерская. Картины – это его картины.
Когда-то литературная студия существовала при союзе писателей, вел ее маститый член оного за оклад, а цель сего мероприятия была – готовить из молодых литераторов смену сегодняшним членам союза. Соответственно, молодежь пытались вогнать в рамки, причесать под одну гребенку и навязать вкусы председательствующего. Вскоре после распада Союза (не писателей, а Советских Социалистических Республик) ставку ведущего литстудии отменили, а студийцев отпустили на вольные хлеба. Каждый уединился в своем мире, но желание общаться и делиться творческими муками оказалось сильнее, и вот, когда Сергей любезно предоставил для литературных встреч свою мастерскую, все восприняли это с энтузиазмом. Не ограниченные рамками, литераторы писали кто во что горазд. А потому в мастерской звучали произведения самых разных стилей. Потом, конечно, была реанимирована литературная студия при союзе писателей, и вновь стали платить маститым наставникам за работу с молодыми творцами, а впоследствии, по мере возникновения новых союзов писателей, стали появляться и новые студии, но сформировавшийся вокруг Сергея кружок остался верен ему. Разумеется, все его члены делали вылазки в другие творческие объединения, но неизменно возвращались сюда.
…А тем временем откашливается и начинает читать низенький, цыганистой наружности парень, с чувственным лицом и смоляными усами:
– «Взошло солнце, этот раскаленный котел вселенной, безжалостно выжигающий все живое, но и щедро дарящий жизнь. Оно осветило неприглядную картину живописной свалки, на которой, выуживая из зловонной кучи мятые металлические банки из-под пива, примостился обветренный и потертый бродяга.
– Давно бичуешь? – спрашиваю его.
– С тех пор, как наш бронепоезд сошел с рельсов…»
Марьяна слушает невнимательно. Она больше следит за эмоциями бледного лица автора, за тем, как дрожат его руки. Надо же, такой опытный студиец Гоша Молотков, занимается уже двадцать лет, еще со времен, когда студия существовала официально при союзе писателей, а до сих пор волнуется…
– У кого есть что сказать Гоше? – подает сигнал к обсуждению Сергей.
– Да что говорить? Пишет профессионально.
– А мне кажется, что слишком цветисто. Проще надо писать, проще! Вспомните Пушкина, который наше все, так вот он первый подал пример, как надо писать прозу.
– А зачем писать просто? – вскидывается автор. – Просто вот бомжи говорят. А мы – литераторы, должны показать наш великий и могучий во всей красе.
Следующим читает молодой человек в образе «ботаника», с очками на кончике носа и непослушным вихром волос.
– «Альфа Центавра загадочно мерцала, освещая неровным светом звездолет, плавно опустившийся на кратер потухшего вулкана. Из звездолета опустился трап, по которому сошел на неизвестную планету командир экипажа, астронавт Биф Дургар. Он настороженно огляделся, инстинктивно чувствуя опасность. И точно, на горизонте, разрастаясь все больше и больше, появилось облако, оно стремительно приближалось…»
– Ты, Митя, все фантастикой увлекаешься, – проронил Гоша, когда «ботаник» закончил читать.
– А меня, во-первых, ничего больше не интересует, – заявил Митя, – мне ну совсем не хочется писать, как вы, в стиле голого реализма, во-вторых, сейчас фантастика востребована, а мне, в отличие от многих из вас, хочется увидеть свои рассказы напечатанными в журналах, да и надежды не теряю, что книжка выйдет… Для меня, в отличие от вас, литература не просто творчество и отдохновение от суеты, а способ заработать.
– Вот она – нынешняя молодежь, – покачал головой Гоша. – Ничего святого! Одни деньги…
– А что ж плохого в деньгах? – вскинулся Митя. – Что плохого в том, что я за свой труд денег заработаю?!
– И много ты заработал?
– Да уж побольше, чем ты. Я в солидных журналах печатаюсь, мне гонорары платят.
– Позволю себе заметить, – вступила в разговор пожилая дама, – что я хоть и не могу отнести себя к молодежи, но тоже считаю, что надо улавливать конъюнктуру. К примеру, вот уже около пятнадцати лет спросом пользуются кровавые детективные истории, написанные представительницами слабого пола. А потому я пишу детективы. Пока, конечно, я ничего еще не заработала, но для меня это новая тема, так что все впереди. Несколько рассказов я уже разослала по редакциям. Вот последний, только что написанный, который я и предлагаю вашему вниманию (дама сдвинула очки на кончик носа и стала читать):