Страница 11 из 24
Сев за стол, я принялась перерисовывать символы с фотографии на листок. Это заняло от силы пять минут, и сразу после я, положив бумажку с символами в карман, принялась разгребать стопку. Ее за пять минут мне сделать не удастся. Но была в этом своя польза, и учитель наверняка это знал. Все-таки, это один из видов памяти. Ты читаешь, а затем переписываешь. Намного проще так запоминать, хоть и затратно относительно времени и сил. Моих сил. Учителю-то хорошо. А у меня рука болит столько писать.
Часы тихо тикали. Когда я в следующий раз на них посмотрела, было без пятнадцати семь. На стол ко мне запрыгнула Рысь.
— Долго его нет, да?
— Мряук.
Я почесала ее за ухом и продолжила переписывать сводки о положении звезд. Многое из них я знала, мама рассказывала мне про звезды, когда я еще жила в Варлеоне. Я помнила около восьмидесяти процентов из того, что содержалось на страницах. Приятно осознавать, что я хоть что-то знаю. Я дописала страницу и остановилась передохнуть. Искаженными желтыми квадратами застыли на стене солнечные лучи, косо проходящие через окно от низкого вечернего солнца. В прихожей хлопнула дверь, и я метнулась туда.
— Ну?..
— Что?
— Ты знаешь, что меня заживо сжирает интерес. Не делайте мне больно, учитель! — я театрально поднесла руку ко лбу.
— Переигрываешь. Но если тебе так хочется об этом поговорить, то ладно.
— Ты поднял его на ноги?
— Да. Уже бегает по всему Городу и рассказывает о своих ведениях, что он видел, пребывая во сне.
— А что за ведения?
— Да бред какой-то, про то, что его рука стала говорящим карпом.
Я рассмеялась.
— Да уж… Наверняка он по ошибке выпил один из напитков ЛеРо.
— Ты эту отраву напитками называешь? Впрочем, неважно. Думаю, ты права, и в произошедшем действительно виновато халатное отношение этого балагура.
— Я…
Раздался истошный женский крик. Я заглянула учителю в глаза и столкнулась с тревогой. Должно быть, она отражалась и на моем лице.
— Это из подвала?..
— Я пойду посмотрю. Не выходи из дома.
— Я с тобой.
Он с секунду смотрел на меня, оценивая мою решимость, и затолкал в мою же комнату, поставив заклинание замка на дверь. Снимать его я, конечно же, не умела. Я затарабанила ладошками по дереву.
— Учитель! Выпусти меня!
— Сиди. Тихо.
Его голос был тихим, но я хорошо его слышала. Он стоял прямо за дверью. Ближе, чем когда-либо подходил ко мне.
— Почему?..
— Я сейчас приду.
С той стороны раздались удаляющиеся шаги. Сидеть здесь и ждать? Он смеется надо мной? Я схватила метлу, распахнула окно и спрыгнула с третьего этажа, на лету садясь на нее и замедляя свое падение. Не долетая до земли, я остановилась и спрыгнула, бросив метлу там же. На полусогнутых ногах я тихо подобралась к черному входу в театр. По шагам я определила, как спустился по лестнице мой учитель и юркнул в подвал, откуда доносились всхлипы. Я осторожно пошла за ним, перебежками на короткие дистанции, прячась за колоннами и углами. Он прошел в зал и скрылся за поворотом. Я двинулась следом. Войдя в зал, я не сдержалась и ахнула от ужаса, слишком поздно осознав, что мастер меня заметил, и закрыв рот ладонью. Но я смотрела сейчас не на приближавшегося ко мне учителя. Я смотрела на труп Нэит, висевший в петле прямо над сценой. Прожекторы хорошо его освещали, и в память вместе с болью врезалась каждая деталь. У самой сцены стояла женщина, видимо, та самая, которая кричала. Слезы сами потекли по лицу, все вокруг задрожало, как это бывает, когда слезной жидкости слишком много, и она не успевает вытекать из глаз. Вид мне преградил мастер. Обняв и прижав к себе, он продолжил идти, и я, пытаясь перебирать ногами и выбраться, споткнулась об его ноги, и просто повисла на нем. Судя по тому, что освещение изменилось, он на ходу трансгрессировал в мою спальню, и все продолжал идти, а я все продолжала двигать ногами, не осознавая, что мешаю ему делать шаги. Он усадил меня на кровать, а сам сел прямо передо мной на колени, положив руки мне на лицо. Слезы скатывались по его кожаным перчаткам, падали на пол.
— Я говорил тебе не ходить туда, — спокойно и тихо сказал он мне. Без привычной надменности, без укоризны и давления с его стороны.
— Угу, — я хотела кивнуть, но тогда бы он убрал руки. — Она мертва… Нэит мертва.
— Не стоило этого делать.
— Это все из-за меня, да?..
— Нет, конечно нет…
— Убийца перепутал ее со мной.
Он умолк. И все же убрал руки от моего лица, напоследок вытерев медленно ползущую по щеке слезу. Хоть слезы и перестали течь, мое состояние было далеко от спокойствия.
— С чего ты взяла?
— Ее повесили. Как ведьму. Но она не ведьма. Мы ведь похожи… И мы ровесницы.
С улицы до нас донесся звук сирены, и на окне и стенах заиграли красно-синие блики от мигалок. Учитель поднялся и подошел к окну.
— Они вызвали полицию?
— Да. Убийства людей здесь должны решаться людьми. Вот если бы убили мага — юрисдикция была бы нашей.
— Но они же здесь ничего не найдут…
— Знаю. Я вижу больше любого мага, но все же и этого слишком мало, чтобы точно сказать, что произошло.
Он закрыл окно и задернул шторы.
— Надо получше все осмотреть, пока они там все не перевернули. Из комнаты не выходить.
Я кивнула и поджала ноги под себя в знак того, что не сдвинусь с места до его прихода. Он исчез, потом появился с моей метлой в руках, поставил ее в угол и снова исчез. Его не было еще как минимум пятнадцать минут, а я все смотрела на поочередно вспыхивающий синий и красный свет в щели между шторой и стеной. Когда он вернулся, то позвал меня ужинать. Тишину нарушил он сам, когда мы уже поели.
— Что ж, не знаю, была ли ты права.
— В чем именно?
— В том, что приходили за тобой.
Я была уверена, что была права.
— А полицейские?
— Им ничего не известно. Отпечатков нет, девочка умерла от асфиксии.
— Ну ясно, что не сгорела заживо, — пробурчала я.
— Я имею в виду, что ее повесили, а не перерезали горло, а уже потом повесили.
Я посмотрела на него так, будто он сказал, что убивает котят для забавы.
— Извини. Она же, все-таки, была твоей подругой…
— Нэит была самой безобидной и доброй из всех, кого я знаю…
— В любом случае, из дома одна не выходи. Одна без меня, — добавил он, и я кивнула. — А сейчас тебе лучше поспать.
Я снова кивнула и взяла тарелку, чтобы помыть ее, но учитель меня остановил:
— Я помою. Иди.
Я знала, что уснуть не смогу. Знала, потому что каждый раз, как я закрывала глаза, я видела лицо Нэит. Ее открытый рот, синие потемневшие губы и открытые глаза, глядевшие в пустоту за моей спиной. Лучше не спать, чем спать и видеть это.
Под мерное тиканье часов я принялась переписывать бумаги. Мне осталось буквально пять листов, что, безусловно меня бы порадовало, если бы целью моей не было посидеть подольше. Запястье еще болело, и я писала через силу, останавливаясь после каждой третьей буквы, давая руке отдохнуть. Разделавшись с последним листом и кинув его в стопку к остальным, я глянула на часы. Стрелки показывали час ночи с лишним. Я встала, потянулась. Походила по комнате. Включила и выключила свет в ванной. Погладила уснувшую на ковре Ры. Села на кровать и поняла, что на ночь не пила чай, как всегда это делаю. Может, в этом все дело? Может, сон у меня, как слюна у собаки Павлова, появляется только после кружки чая.
В самом начале моего обучения учитель предупредил меня, чтобы ночью из комнаты не выходила, и что он ценит режим. На свой страх и риск я отворила дверь и прошла по коридору, перешагивая через спящего на полу черного кота, в кухню. Включать свет я не стала, ибо уж слишком это заметно, а я как раз добиваюсь обратного. К тому же, фонари с улицы давали достаточно света. Проверив уровень воды в чайнике, я поставила его на газ. Постояв немного и подождав, пока тот закипит, я выключила плиту. На кухне включился свет. Я посмотрела в дверной проем, заранее зная, что, а точнее кого, я там увижу. Учитель, вопреки моим ожиданиям, не спросил своим обычным тоном, что я тут делаю. И это значило, что я могу спросить первой.