Страница 2 из 60
Я спускаюсь по улице, скитаясь без цели, пока толпа не становится слишком большой. Быстро ныряю в узкий переулок, чтобы передохнуть. Меня снова одолевает тошнота. Мне надо срочно съесть что-нибудь, иначе окажусь где-то в аллее, слабая и голодная.
Высокие здания отбрасывают на меня тень, и я несколько мгновений стою там, ощущая, что мой мир балансирует на краю неизвестного и полного хаоса. Ощущение странное. Но я не могу притворяться, что не знаю, откуда оно.
Когда тошнота ослабевает, и желудок начинает ворчать, вероятно, обиженный, что я все же не пойду в паб, я высматриваю закусочную «Прет-а-Манже» на другой стороне Оксфорд-стрит и начинаю двигаться в ту сторону.
Иду к светофору, торопясь перейти перекресток, чтобы успеть на горящий зеленый, когда загорается стоп. Я не успею.
Поэтому жду, толпа пешеходов у меня за спиной все увеличивается с каждой секундой.
Стая голубей взлетает рядом, заставляя волну людей инстинктивно пригнуться, пытаясь избежать помета. Птицы летят в яркое синее небо, мимо танцующих британских флагов, висящих через улицу.
Вокруг странная тишина.
Мир словно другой.
Волоски на шее встают дыбом, и я понятия не имею почему.
Затем я слышу его.
Крик.
Он доносится с другой стороны улицы, по ту сторону автобуса, мчащегося через перекресток и пытающегося успеть на светофор до того, как тот изменится.
И когда автобус уезжает, я чувствую ужас.
Ужас настолько ясный, что у меня пересыхает во рту.
Через дорогу стоит мужчина.
Мужчина с ружьем.
Пока я наблюдаю за ним, мир движется в замедленном темпе.
Он идет.
Сейчас он на середине перекрестка.
Теперь остановился.
На мгновение никто не двигается, и этот единственный крик женщины повисает в воздухе.
Затем мужчина поднимает дробовик, целясь в толпу, может быть, через две головы от меня.
И мир, который балансировал на грани полного хаоса, теперь погружается в него.
Все кричат.
И бегут.
Все, кроме меня.
Потому что я замерла на месте и не могу поверить своим глазам.
Это просто не может происходить на самом деле.
Не может быть.
Невозможно.
Это какая-то забава. Шутка. Словно фильм стал реальностью. Я попала в самую середину фильма.
Или я сплю, все еще находясь в своем гостиничном номере. Может быть, весь этот уик-энд был сном, на самом деле я дома и вижу ужасно реалистичный кошмар.
Тот факт, что существует мужчина, идущий ко мне и держащий в руках дробовик, не может быть реальностью. Этого не может быть.
И если это так, его целью не может быть стрельба.
Но...
Так и есть.
Он нажимает на курок.
По крайней мере, должен.
Я очень внимательно наблюдаю за ним, но не вижу, чтоб он это делал. Разглядываю его, обращая внимание на важные детали и пустяки. Он высокий, но не такой уж и высокий. Тощий. Белый, как призрак. Впалые скулы. Синяки под глазами. Светло-русые волосы в беспорядке, выглядят так, словно их давно не стригли. Он с головы до ног одет в камуфляж, но я не знаю, это официальная армейская униформа или одежда, которую он купил в охотничьем магазине.
И его глаза. Они сосредоточены на том, в кого он целится, но я вижу в них отсутствие сострадания и человечности. Я вижу кого-то, у кого в голове пустота. Того, кто убивает, потому что считает, что это единственный способ выжить, возможно, единственный способ спастись. Он вообще не видит нас, испуганную толпу, он видит море монстров.
Я не хочу, чтобы эти глаза видели меня.
Но тут раздается выстрел.
Его ружье стреляет, и выстрел - он, должно быть, всего в десяти футах от меня - настолько громкий, что он, наконец, в какой-то степени, доносит немного здравого смысла до моего мозга. Начинает действовать инстинкт самосохранения, который говорит мне бежать. Удирать со всех ног. Жить.
Я поворачиваюсь и начинаю бежать.
Не знаю, кричу я или нет, все звуки сливаются воедино, становясь искаженными и далекими. Мои руки вытянуты вперед, толпа убегает, звуки страха и ужаса поднимаются высоко в воздух. Некоторые люди спотыкаются, другие врезаются друг в друга. Если бы я могла посмотреть на сцену с одного из зданий, я бы увидела, как люди разбегаются врассыпную, словно стая рыб в темном море.
Звучит ещё один выстрел, а затем чья-то голова в нескольких футах от меня взрывается, превращаясь в красное месиво.
Я покрыта горячей кровью, мое тело столбенеет от шока, позволяя мне не думать об этом. Я даже не знаю, был ли это мужчина или женщина. Это не имеет значения, это не важно. Если задумаешься, можешь умереть.
Тело падает на землю, и, когда люди пытаются перепрыгнуть через него, слышится еще больше криков, отчаяние пронизывает воздух. Я чувствую запах пороха, привкус металла, и это может быть кровь, страх или адреналин, но все это вокруг меня, заполняет мой нос, когда я пытаюсь двигаться.
Я чувствую его за спиной. Знаю, за мной нет никого, кроме него. Я осознаю, что бегу к «Заре», тому самому магазину, в котором была совсем недавно, тогда, когда моя жизнь имела гораздо больше смысла.
Понимаю, что сейчас он находится не на перекрестке. Я слышу, как сигналят машины, движение одновременно и безумное и наоборот, водители не уверены, уехать ли, или стоит остановиться и помочь, а может заехать на тротуар и вырубить мужчину.
Но, если они и решаться на такое, то это не происходит прямо сейчас. Сквозь крики и сигналы машин, топот ног на тротуаре, я слышу, как ружье перезаряжают, слышу его тяжелые шаги, резкое дыхание, словно он тоже бежит.
Я слышу следующий выстрел.
Он близко.
Очень близко.
Я ничего не чувствую.
Но падаю.
Не заканчивая шаг, моя правая нога перестает двигаться, перестает слушать команду мозга, и я падаю на землю, тротуар торопиться встретить мое лицо. Чтобы смягчить падение, я поднимаю руки перед собой и чувствую, как грязь и грубый бетон царапают кожу.
Вставай, поднимайся, давай!
Это все, о чем я могу думать, когда ударяюсь о землю, растянувшись на ней.
Беги, беги, беги.
Он приближается.
Но затем я ощущаю ее.
Боль.
Настоящую боль.
Настолько невероятно интенсивную, что она поглощает меня целиком, концентрируясь в одной из моих ног. Это чистая агония, такая огромная и необъятная, что я даже не могу сказать, какая нога болит.
В меня стреляли.
Меня ранили.
Не могу поверить, что в меня стреляли.
Я умру.
Я не могу сосредоточиться ни на чем другом, кроме этих мыслей и боли, огня, пожирающего мою ногу, ощущения полного разрушения изнутри.
Он все еще здесь.
Эта мысль заставляет меня остановиться, мешает мне двигаться дальше, мешает перевернуться, чтобы посмотреть на ногу (может быть, это просто ранение, вероятно, оно неглубокое, возможно, я в порядке). Мысль заставляет меня лежать неподвижно, душит мои крики, и агония оказывается в ловушке в моей груди и горле, душа меня.
Я поднимаю голову и вижу, как его коричневые сапоги проходят мимо. Его ружьё снова стреляет, гильза падает и, отскакивая от земли, катится ко мне.
Притворись мертвой, — говорю я себе.
Гильза останавливается, попадая в мои вытянутые пальцы.
Не уверена, дышу или нет. Ощущаю холод, все словно в тумане.
Но я все еще вижу, как он уходит от меня, четыре фута, пять футов, шесть футов.
Дальше и дальше прочь.
Продолжай идти, продолжай, — умоляю я.
Его плечи напрягаются, когда он поднимает ружье и целится в кого-то другого.
Огонь.
Еще один вскрик среди хора криков.
Падает еще один человек.
Затем он останавливается там, всего в футе от «Зары».
Стреляет в витрины, разбивая стекло.
Перезаряжает ружье.
И стреляет снова.
Снова перезаряжает ружье.
Он разворачивается и направляет ружье влево, вниз по тротуару на бегущих людей.