Крылья голубки

– С твоим пониманием сути дела из тебя выйдет превосходная жена журналиста! – в восторге воскликнул Деншер.

Но она лишь слегка возмутилась в ответ:

– А чего ты ожидаешь? Как могла я не понимать тебя, если так сильно забочусь о тебе?

– Ах, тогда я скажу иначе: как же ты обо мне заботишься!

– Да, – серьезно кивнула она, – это честно описывает всю степень моей глупости. Тем более мне представился шанс продемонстрировать это, воображая твои перспективы.

Она говорила о будущем с такой беззаботностью, что он почувствовал смущение и необходимость сменить тему и отчитаться о встрече с настоящим повелителем их судьбы. Переход к этому сюжету был отчасти блокирован новостями с Флит-стрит; но на пике их счастливой болтовни эта невысказанная тема постепенно просачивалась в сознание каждого из них, и мало-помалу сплетение двух сюжетных линий стало неизбежным. Более того, прежде, чем попрощаться, молодой человек хотел узнать, почему Кейт только что рассуждала об их совместном будущем, словно оно несомненный и свершившийся факт; ему казалось, что надо быть более реалистичными и это лишь усилит их конечную радость. Они смотрели на ярко освещенный квартал, когда она задала вопрос, касающийся их способности успешно провести игру в долгое ожидание. Несколькими днями ранее она настаивала на его встрече с тетей, и после часа, проведенного наедине с этой дамой, Деншер не удивился тому, как девушка воспринимает попытку представить жалкую картину в максимально радужном свете.

– Если она согласна принимать тебя, разве этого не достаточно?

– Этого достаточно; с ее точки зрения, это все, что нужно. Это залог того – я имею в виду то, как оценивает ситуацию миссис Лаудер, – что я не стану осложнением, потому что ты сможешь видеть меня часто и без усилий. Она уверена, что я нуждаюсь в деньгах, и это дает ей время для маневра. Она уверена, что я обладаю достаточной деликатностью, хочу добиться максимального успеха, прежде чем приставлю пистолет к твоему виску с требованием своей доли. Время позволит ей правильно расставить фигуры, поможет ей не потерять свое влияние на тебя, дурно со мной обращаясь. Более того, она вовсе не желает дурно со мной обращаться, – продолжал Деншер, – насколько я понимаю, как бы смешно это ни звучало, я ей даже понравился, и если бы на кону не стояла ты, она бы даже выбрала меня в качестве своего рода ручной собачки. Она способна оценить интеллект и воспитание; ей нравится украшать ими свой салон, включать что-нибудь этакое в программу; я уверен, ей даже досадно, что я оказался весьма симпатичным и таким недопустимым одновременно. – Он сделал паузу, и подруга заметила тень улыбки на его лице – странной, призрачной и горькой улыбки. – Я подозреваю, что она убеждена – мне надо предоставить шанс, и я сам, собственными руками уничтожу наши перспективы, дай мне только волю. Как я уже говорил, многое не было высказано напрямую. Я не тот тип романтического влюбленного, способного устоять перед регулярным употреблением, привычкой, повседневностью. Если допустить это, твоя гордость и твои предрассудки довершат дело! Гордость будет питаться окружением, которое тетя для тебя выбирает, а предрассудки расцветут при сравнении, которое она тебе предоставит и при котором я непременно проиграю. Я ей понравился, но не настолько, чтобы усомниться в том, что меня легко представить в невыгодном свете. И тогда я разонравлюсь тебе.

Кейт выслушала его рассуждения с интересом, но без малейшей обеспокоенности; а затем, вернув ему легкий цинизм анализа, ответила:

– Понимаю, понимаю, какое же великое предприятие она затевает в мою честь! Надо быть настороже, а тебе следует углубить произведенное впечатление.

– Полагаю, ты права, – сказал Деншер, – считая необходимым максимальное углубление.

Он дал ей предостаточно поводов для размышления. – То, как она бросила тебе вызов… это все ужасно сложно, знаешь ли, обычно при знакомстве она бывает весьма сдержанной.

– О, она была величественной, – отозвался молодой человек, – она была на высоте, мне вчера пришло в голову сравнение с колесницей Джаггернаута[2], пока я ждал ее на Ланкастер-гейт. Предметы обстановки гостиной походили на странных идолов, мистические шишки, которыми ощетинилась эта колесница.

– В самом деле? – спросила девушка.

И они обменялись тем особым взглядом, когда не нужны слова и пояснения, и, несмотря на всплывший в воображении образ блистательной дамы, между ними не возникало ни одной фальшивой ноты. Были осложнения, были вопросы, но их объединяло нечто гораздо большее и важное. Кейт не стала комментировать репутацию тети Мод в области высокой дипломатии, и они оставили этот аспект в стороне, как и многие другие утонченные приемы, в качестве памятника ее власти. Однако Деншер продолжал свой рассказ о столкновении с колесницей Джаггернаута; он ничего не упустил, в том числе подробно описал финальное откровение тети Мод, хотя ему понадобилось совершить усилие над собой, чтобы не обойти вниманием то, как она охарактеризовала его иностранный акцент, его предков. Она дала ему почувствовать, что он лишь наполовину британец, и ему было трудно передать Кейт, как ужасно было выслушивать все это.

– Понимаешь, мне было даже любопытно узнать от нее, – говорил он, – какое я странное существо, какая социальная аномалия в свете традиций приличного общества, особенно с учетом моего образования.

Кейт помолчала, а потом спросила:

– Почему это задевает тебя?

– О, – он рассмеялся, – она мне так понравилась; и потом для человека моей профессии ее взгляды, стиль – нечто такое, к чему надо привыкать; это общепринятые ценности, с которыми сталкиваешься на каждом шагу, мы должны считаться с установленными «кодами». А кроме того, – добавил он, – я хотел лично ей доставить удовольствие.

– Ах вот оно что, мы должны доставлять ей личное удовольствие! – отозвалась его подруга, и их слова были словно признание политического достижения Деншера.

На самом деле до его отъезда в Нью-Йорк им многое нужно было урегулировать, и затронутый им вопрос волновал Кейт более всего. Она смотрела на него так, будто он и вправду больше рассказал тете о себе, чем когда-либо рассказывал ей. Если так, это должна быть случайность, ему пришлось рассказать о своем детстве за рубежом, родителях-иммигрантах, швейцарской школе, немецком университете, и она внимательно выслушала его. Он говорил о том, что человек из общества по многим параметрам отличается от него, человек из общества – если таковое явление вообще существует – должен быть пропущен через английскую мельницу и адаптирован. Его увлекала возможность исповедаться женщине, ведь женщины видели в таких отличиях лишь повод для игры воображения. Кейт впервые увидела его в некоей целостности; выслушав его от начала до конца, она заявила, что теперь точно знает, почему влюбилась в него. Еще ребенком она жила некоторое время в Европе, за Ла-Маншем, хотя вернулась домой еще в детстве; подростком она сопровождала маму во время коротких поездок на отдых в Дрезден, Флоренцию, Биарриц – это были жалкие и дорогостоящие попытки сэкономить, и они оставили в Кейт потаенное – она желала избежать вторжения посторонних в ее внутренний мир – благоговение перед всем иностранным. Когда она осознала, как много иностранного было в Мёртоне Деншере, гораздо больше, чем она предполагала, она восхищенно взглянула на него, как на карту континента или прекрасное изображение замечательного нового автомобиля «мюррей». Он не хвастался, он умолял ее о понимании, хотя в беседе с миссис Лаудер как-то само собой подразумевалось его происхождение. Отец его на протяжении многих лет служил британским капелланом в зарубежных поселениях и имел необыкновенное несчастье не искать повышения. Его карьера за границей была безупречной, но оплата оставалась незначительной, он смог дать детям недорогое образование в ближайших школах, заодно сэкономив на железнодорожных расходах. Мать Деншера, как впоследствии выяснилось, практиковала примечательный вид деятельности, успех которого – насколько можно считать ее достижения успехом – во многом зависел от странствий на чужбине; прилежная и терпеливая, она копировала знаменитые картины в крупнейших музеях, начав с использования природного дара и постепенно совершенствуя свои навыки. Конечно, за границей было множество копиистов, но миссис Деншер демонстрировала чувство и твердую руку, она добилась впечатляющего качества работ, так что они неплохо продавались. Сын сохранил в памяти возвышенный образ покойной матери, он и прежде упоминал мать в разговорах с Кейт, но не входил в подробности, однако теперь он поведал ее историю во всей полноте, а она была весьма небанальной. Он говорил и говорил, настаивал на том, что является настоящим британцем: он описывал годы в Кембридже, удачные связи в отцовском колледже, которые служили свидетельством его происхождения, он рассказывал о первых годах в Лондоне. Он упоминал и то, как впервые ступил на английскую землю, как физически почувствовал ветер страны, овевающий его крылья и принимающий его на родине. Что-то случилось с ним в тот момент – что-то необратимое.

2

Воплощение слепой неодолимой силы. Происходит от санскритского Джаганнатха – «владыка Вселенной», одного из воплощений Кришны. Во время одной из индуистских церемоний четыре тысячи человек тянут огромную колесницу с его скульптурным изображением; иногда люди бросаются под ее колеса, так как верят, что это обеспечит им счастливое перерождение. (Здесь и далее – примеч. пер.)