Балтийская Регата

После этого пошли проверять все камеры подряд в подвалах Большого Дома и нашли еще троих бесправных сидельцев, которых, на всякий случай, укатали в штрафбаты, дабы неповадно было и впредь не взирая на их очень горячие просьбы оставить в камерах, намекая на некую пользу в прошлом, настоящем и будущем следователям от их сидения под замком.

Выйдя из Большого Дома Банщик направился не в Кронштадт, а к себе домой, справедливо решив, что надо помыться и привести себя в порядок после отсидки. Дома опять никого, все обитатели в количестве штук одна, видимо на работе. С помывкой была проблема, не было дров для титана, чтобы согреть воду. Поискав во дворе, и не одном, Банщик нашел охапку разных горючих палочек, веточек и прочего деревянного и не только мусора. Конечно такое количество не дало нагреть титан до кипятка, но подогрело воду. Он помылся сменил белье и форму и стал почти похож на человека.

Оставив записку Гале о том, что он был, да весь вышел, он направился в Большой Бассейн порта на катер до Кронштадта. Катер ходил не по расписанию, конечно, но ему повезло. Вскоре он добрался до крепости без приключений. Клепиков встретил его приветливо, он знал, что Банщик провёл все время в камере и теперь, потешаясь, стал расспрашивать его о приключениях.

— За битого двух не битых дают. — пошутил он в конце.

— Теперь ты знаешь, как это бывает.

И рассказал, как вызволил из темницы Банщика.

— Николай Васильевич, а ведь вы мне теперь как отец родной. — сказал, немного подумав, Слава.

— А встань да поворотись-ка сынку. — улыбнулся, смущаясь, Клепиков.

Затем они не много выпили, и Банщик выдал Николаю Васильевичу тайну о десятке Николаевской и зелененьком камушке, используя версию о наследстве от мамы.

Так как этот нюанс не был отражен в бумагах, Клепиков о нем не знал вовсе. Он связался с Ленинградом и настоял, чтобы квартиру Шинделя проверили на наличие драгметаллов и прочих ценностей. Это дало поразительный результат, так как там, в чуланчике было найдено столько всего ценного, что пришлось вывозить полуторкой. Но дело не стали раздувать и оформили всё, как добровольный сбор и пожертвование на оборону всех особистов КБФ. Вскоре танковая колонна «Ленинградский чекист» уже принимала бой на Волховском фронте борьбы с фашизмом. Между нами говоря, именно эта колонна обеспечила деблокированье Ленинграда в районе Синявино в ходе операции «Искра».

Банщика теперь посылали на более ответственные задания. Его мотало по побережью и не только. В конце января сорок третьего года в ходе операции «Искра» блокада Ленинграда была прорвана у южного побережья Ладоги. Была построена железная дорога и на Ленинград пошли грузы. Дорога простреливалась немецкой артиллерией и, по сути, это еще не было кардинальным решением проблем осаждённого города. Только через год двадцать седьмого января сорок четвертого года блокада Ленинграда была полностью снята. Оккупантов погнали обратно, в их фатерлянд. В блокаде Ленинграда на стороне нацистов участвовали вооруженные силы Германии, Финляндии, Испанские добровольцы из «Голубой дивизии», Италии, Шведский батальон добровольцев. Это те страны на которых лежит проклятье умиравших от голода и стоявших на смерть горожан. Этого забывать нельзя. В сентябре сорок четвертого Финляндия, под ударами советских войск, вышла из войны. По условиям перемирия с территории Финляндии выводились все немецкие войска. Немцы вывели все свои корабли из портов Финляндии вместе с армейскими подразделениями и флотскими экипажами к 15 сентября 44 года. В Финском заливе собрался флот германии в 39 вымпелов. Немцы решились на захват острова Гогланд. Банщик опять был на острове, он помогал в подготовке передачи острова в руки Светской Армии. Опять бои уже совместно с финскими войсками под командованьем финского майора Миеттанена. На остров высаживалось 1500 десантников. У финской армии не хватало авиационного прикрытия и финны запросили через Банщика поддержку самолетами КБФ. В этот раз наша авиация прилетела, это же не своих отряда полковника Баринова спасать, понимать надо. С поддержкой Советской авиации десант немцев был отбит. Немцы потеряли один транспорт и девять быстроходных барж и отошли на Большой Тютерс. Десантники, высадившиеся на Гогланд, сдались в плен. Тридцать семь финских солдат погибло. Заслуги Баринова тоже были отмечены орденом Красного Знамени с Советской стороны и Орденом Льва Финляндии с финской. Хорошо смотрелся бело-желтый крест со львом на красном фоне среди Советских наград на груди особиста. Даже Клепиков поскучнел, считая, что Банщик слишком заигрался.

— Смотрю я на твой крестик, сынку, и вижу я тебя на стройках после войны в прекрасной чёрной телогрейке. Но с одними отечественными наградами ты мне нравишься больше. — только и сказал он.

Пройдя горнило братства по оружию с белофинскими «товарищами» на затерянном в водах Финского залива острове Гогланд, хотел он этого или нет, но Банщик Слава начал осознавать себя русским и чувствовать некое «бремя русского человека», если совсем чуть-чуть, не искажая сути, перефразировать господина Фридриха Ницше.

Немцев гнали на запад, и работа разведчика пошла уже другая. Бывал он, выявляя пособников нацистов и их агентуру, их разведшколы, в партизанских отрядах. В Лиепае создавал подпольную организацию. Ловил улепетывавших в Швецию эсэсовцев из маленькой, но не покоренной и гордой Эстонии.

В Таллине он вышел на след одного палача эсэсовца, по совместительству эстонца Георга Сеппа. Был этот Сепп из семьи фермера с острова Сааремаа, из окрестностей городка Карала. Владел его отец амбаром, куда ссыпали зерно окрестные фермеры, а больше у них ничего и не было, даже туалета. Вместо него была ямка в десяти метрах от их домишки с перекинутой через неё дощечкой, для больших нужд семейства, а о малых они не беспокоились, справляя их, не отходя от рабочего места, на поле, так на поле, в лесу, так в лесу, только дома выходили на крылечко. Фермер очень хотел дать образование старшему сыну в городе. И пошел Георг в Таллин.

Перебравшись на материк, он впервые увидел железную дорогу, а на ней дрезину. Проголосовал и попросил его подвезти. Поехали.

— Далеко ли до Таллина? — Спросил Георг пыхтящего трубкой железнодорожника.

— Таа нет. — ответил тот.

Проехали ещё три часа.

— Далеко ли до Таллина?

— Таа нет.

Пролетели ещё два часа.

— Далеко ли до Таллина?

— О, даа. Теперь даалеко. — ответил очень разговорчивый железнодорожник.

Сраженный таким многословным ответом Георг немного помолчал, всего пару часов, не более, и попросил остановить дрезину, которая к тому времени и так доехала до границы Великой Эстонии с не менее Великой Латвией. После этого Георг решил, что будет лучше молчать совсем. А на вопросы не будет давать ответов, так как надо думать, а пока думаешь, вопрошающий может заснуть или уйти. Тогда зачем отвечать вообще?

Немного поплутав, всего через полгода, он все-же оказался в Таллине, где поступил сразу во второй класс школы. Он все-же был очень смышлёным парнем. Так бы и учился потихоньку Георг чему-нибудь и как-нибудь, но русские под руководством еврейских коммунистов пришли даже в Таллин. К тому времени горячий Эстонский парень Георг немного вырос, ему было всего двадцать девять лет, а он учился уже в шестом классе школы. Зато он уже семь лет был деятельным участником «Омакайтсе» — военизированной нацистской организации. Отца и мать выслали в Сибирь, и они пропали с горизонта Георга, зато он знал около трех десятков евреев в округе, поэтому, когда пришли немцы, он без лишних слов лично расстрелял их всех, помогая, на добровольных началах, немецкой айнзацгруппе «1А» под командой Мартина Зандбергера. Полюбовавшись на прекрасную работу Георга, Зандбергер вообще передал решение еврейского вопроса в руки «Омакайтсе». Это было совершенно сумасшедшее и окаянное время для нации вечных изгоев. Те, кто любил евреев ставили их на руководящие посты, но, попутно, отправляли их в Гулаг, те-же, кто не любил евреев отправляли их в концентрационные лагеря, но, попутно, ставили их на руководящие посты. Тех, кто думает, что холокост коснулся только евреев отсылаю почитать интересную и познавательную книжонку «Мое дерьмо» некоего Шикельгрубера вдумчиво. Для всех русских это была трагедия не меньшая, а во много раз большая, просто русским никогда не позволяли в полной мере потребовать полной сатисфакции от ублюдков, похожих на Георга, перекладывая их ублюдочность на всю их нацию. Видимо всё ещё впереди. Ведь миром правит любовь, а любовь бывает порой очень беспощадной и всё сжигающей.