Страница 2 из 10
Я с облегчением спустилась вниз, на свое место. Не успела я сесть, как Лера жарко зашептала мне в ухо:
– Ольга, не расстраивайся! Хотя я тебя прекрасно понимаю – Египет сорвался, еще бы! Не переживай так!
Я обалдело посмотрела на нее:
– Да я и не переживаю.
– Да ладно, я же все понимаю. Плюнь ты на этот Египет!
***
На следующее утро к моему приходу уже вся редакция знала, что у меня «сорвался Египет», и что я «ужасно расстроилась, чуть ли не рыдала».
Каждый считал своим долгом выразить мне соболезнование. Кроме Валентины.
– Ольга, покажи-как нам свой Паркер, – и вынув ручку из футляра, Валя торжественно произнесла: – Твоя первая журналистская награда, можешь гордиться!
– Эту золотую стрелочку все знают, потому что у каждого приличного человека Паркер торчит из нагрудного кармана, – заметил Третьяков. – Паркер – это бренд. Молодец.
– С Паркером не стыдно ходить на пресс-конференции, – подошла Вика.
– Она чернильная, – пожала я плечами. – Я сто лет не писала чернилами. Со школы.
– А ты знаешь, я ведь до сих пор обожаю писать чернильной ручкой, – вступила в разговор Лариса-киновед. – Так приятно! Попробуй, тебе понравится.
– Все, хватит болтать, за работу! – скомандовала Валентина.
Фотограф принес свеженькие карточки со вчерашнего мероприятия. Валентина тщетно пыталась выбрать в номер ту, где мое лицо не слишком перекошенное.
А я тем временем трудилась над очередным музыкальным обозрением. Вытащив из футлярчика ручку благородного темно-синего цвета, я и впрямь попробовала писать чернилами.
«…В «товарищах» этого квартета согласья не было. Категорически фальшивила виолончель, да и все остальные внесли каждый свою лепту в это грязное дело…»
Линия сразу такая красивая, почерк улучшается на глазах… Но куда-то моментально исчезли мысли… Да, такой шикарной ручкой негоже царапать всякие глупости.
Я со вздохом убрала ручку обратно в коробочку и, взяв обычную шариковую ручку, приступила к делу.
– Лера, срочно напиши в номер заметку про Бал Прессы – и обязательно несколько слов про Ольгу, – распорядилась Валентина.
***
В следующем номере в анонсе на самой первой полосе – черным по белому:
«Газета поздравляет Ольгу Сквирскую с успехом» стр. 4.
Ну-ка, ну-ка…
Открываю указанную страницу и просматриваю заметку:
«… наш музыкальный обозреватель… стала номинантом… «Открытие года» … Номинанту вручили оч-чень дорогую ручку «Паркер». На следующий день этой ручкой была написана ровно половина статьи, затем приз вернулся в свой футляр. Мораль такова: если предметы слишком много о себе воображают, то пусть лежат в столе».
Да уж… Ну и поздравление…
***
…Паркер сначала несколько лет пролежал в моем письменном редакционном столе, затем провалялся дома, в прикроватной тумбочке.
Просто мне неприятно было брать в руки предмет, напоминающий мне о моей победе, которая странным, непостижимым образом была обставлена как поражение. И как Лере это удалось?.. Далеко пойдет.
…Лера действительно сделала сногсшибательную карьеру в Москве – она теперь заместитель редактора самой известной российской газеты.
А я живу на тропическом острове. Пусть не Египет, зато Таиланд.
Сибирский певчий
Имена изменены, а все образы собирательные
«…Весь спектр мужских тембров – от звонких теноров до рокочущего баса-профундо – объединился в колокольный монолит. Через мистическое созерцание Крестных страданий Спасителя происходит постижение Скорбных тайн, через них – тонкая и незримая связь с Господом. «Господь услышал мя…» – тихо и трепетно повторяет хор…»
«Семь дней в Новосибирске», октябрь 1999.
Валентина отправила нас с Лерой на концерт мужского православного хора «Сибирские певчие». Дело в том, что в нем пел ее бывший муж, второй по счету.
Это был крупный дядька, крепко пьющий. Время от времени он появлялся в газете и пытался зазвать кого-нибудь из пишущей братии на очередной концерт хора где-нибудь в Асино или Ордынке.
– Девки, поехали с нами, будет что написать! – приглашал он рокочущим басом.
– Охота была трястись в автобусе сотню километров, – отбрыкивалась Лера.
– Разве ты не хочешь прокатиться в село вместе с двадцатью мужиками? – изумлялся бас.
– Да у вас там все голубые.
– Не все, – возражал певец. – Только тенора.
– А остальные пьяницы, – не сдавалась Лера. – Тоже мне, мужики.
Однако от городских концертов православного хора было не отвертеться.
И теперь мы, стоя в Краеведческом музее, внимали акафистам и знаменным распевам.
«Все так благопристойненько, о чем писать?» – мучаюсь я.
Как вдруг на передний план выходит Виталик, мой бывший сосед по общежитию консерватории.
***
…На дворе лихие девяностые. Разруха в стране и в консерваторской общаге.
В секционной умывалке засорены раковины – все до одной. Стираю на кухне, втиснув пластмассовый тазик в мойку.
На кухне появляется Виталик из пятой комнаты. Он в коротком купальном халате, из-под которого торчат тонкие белые ножки. Идет медленно и осторожно, на вытянутой руке неся к плите на ноже кусочек дефицитного масла, чтобы бросить на разогретую сковородку. Масло подтаявшее.
«Донесет, не донесет?» – я аж перестаю стирать.
Виталик черноглазый, черноволосый, симпатичный и очень, очень женственный. Даже манерный. Он обладает высоким и звонким тенором. Недавно женился на контральто, плотной скандальной бабе намного старше себя. Наташа поет неплохо, но разговаривает хриплым громким басом и здорово матерится.
Ее мужественность органично дополняет его женственность.
Виталик было почти достигает плиты, но тут масло соскальзывает с ножа и плюхается на грязный пол… Обидно.
Виталик становится в третью позицию, принимает позу примерно Хосе над зарезанной Кармен из последнего акта, воздевает руки кверху и выразительно пропевает с хорошей опорой на диафрагму:
– А-ах– йо-об-тво-о-ю-ма-а-а-ать!..
Потом вдруг соображает, что он на кухне не один, и с теми же воздетыми же руками разворачивает свой корпус к раковине:
– Ты… принимаешь это близко к сердцу? – декламирует он.
Я плачу от смеха, рухнув в таз.
…Еще с консерватории Виталик работал в мужском православном хоре «Сибирские певчие». Там же пел другой тенор, с которым Виталик сошелся еще в общаге после развода с Наташей, и с которым они громко любили друг друга на всю секцию.
***
…Так вот, появляется Виталик, становится в третью позицию, воздевает руки к небу и…
Я принимаюсь истерически хохотать.
– Ты чего? – шепчет Лера.
Я машу рукой.
– Укр-р-р-епи, Бо-о-о-же-е, пр-р-авосла-авную нашу ве-е-е-ру-у-у! – старательно и пафосно солирует Виталик, а я плачу.
– Что ты нашла там смешного? – удивляется Лера после концерта.
– Понимаешь, мне вдруг явственно показалось, что он сейчас споет «Ах, е… твою мать!»
Пусти переночевать
– Пустишь меня переночевать в субботу? – спрашивает Третьяков, мой коллега по работе в газете «Семь дней в Новосибирске». Он католик, как и я. – Хочу поехать на Пасхальную мессу к францисканцам. Служба закончится поздно, до своего Академгородка я уже не доеду. Ты же где-то в центре живешь, да?