Страница 14 из 40
У тебя вид, будто ты ждал налоговую инспекцию.
- Собираюсь на работу, - буркнул Такэда, отступил в прихожую. То, что поизошло, называлось внедрением, но Сухову знать это пока не нужно. Если СС вцепилась, уйти от следующего "появления души" у мертвых предметов будет труднее. Как правило, никто не ждет никаких каверз от знакомых с детства вещей...
- Не обращай внимания, - добавил Толя. - Я случайно зацепил нунчаками зеркало. Сейчас умоюсь, и ты отвезешь меня в институт.
- Отвезу... а откуда ты знаешь, что я на машине?
- Бензином воняешь.
Такэда ушел умываться, а Никита, сказав ему в спину: "Да?" - прошел в комнату с компьютером, разглядывая груду зеркального стекла на полу. Один из осколков мерцал голубовато-льдистым светом и выглядел угрожающе живым, но пока танцор протирал глаза, свет исчез, осколок выпал из общей кучи и рассыпался в пыль.
Показалось, подумал Никита, озираясь.
Гостиная Такэды недвусмысленно говорила о национальности владельца квартиры: циновки-татами на полу; холодное оружие вместо традиционных кукол на всех полках, шкафах, телевизоре, компьютере, на столе и на стенах; эстампы с видами Фудзи и поединками самураев; цветы вдоль стен в специальных длинных ящичках. И множество книжных полок, повешенных на стенах таким образом, чтобы создавались традиционные японские токонома ниши, в которых также лежали ножи, стилеты и кинжалы.
В глубине одной из ниш висел свиток с японскими иероглифами какэмоно.
Все это Никита знал давно и тем не менее, попадая в дом Такэды, не мог не полюбоваться его убранством, своеобразной эстетикой и чистотой.
- Я есть хочу, - заявил он подошедшему сзади Толе. - И пить.
И музыку послушать, твою любимую - с шумом ветра. У тебя найдется, что перекусить?
- Обойдешься. Я всегда считал, что ты воспитан не по формуле: "хочу все сразу и сейчас". К тому же я тороплюсь.
- А я нет.
- Надо же! - голос Такэды сделался неприятным. - Оказывается, есть люди, которые никуда не спешат.
Никита внимательно посмотрел на него.
- Да что произошло, Толя? Ты явно не в себе.
- Извини. - Такэда взял себя в руки. - Поехали, по дороге расскажу.
Но в машине он молчал и думал о своем. Сухов не приставал с расспросами, это позволяло заниматься самоанализом и не раздражало. Высаживая Такэду на проспекте Черепанова, танцор сказал с неуверенностью:
- Знаешь, я решил радикально изменить ритм жизни.
Такэда оглянулся через плечо, не спеша захлопывать дверцу, ожидая продолжения.
- Хочу попробовать себя в классическом балете. Как ты думаешь, я смогу там чего-то достичь?
- Сможешь. Только это не есть радикальное изменение жизни.
Я тебе советовал, что делать.
- Я сам могу решить, что мне делать, - с прорвавшимся высокомерием произнес Никита. - И в советах не нуждаюсь.
Мне, между прочим, двадцать шесть лет, и ты мне в няньки не годишься.
- Ну-ну, - сказал Такэда, все еще медля. - И куда же ты сейчас направляешься, если не секрет?
- Мой день принадлежит мне. - Сухова несло дальше, хотя едва ли он сам понимал, почему и на кого злится.
Такэда покачал головой, лицо у него погрустнело.
- Твой день послезавтрашний, меченый. И хорошо если бы ты до него дожил. Как рука? Звезда не беспокоит?
Никита, на которого будто вылили ушат холодной воды, опомнился, глянул на правую руку: коричневый "ожог" в форме пятиконечной звезды переместился уже на предплечье. Вспомнился "удар холодом", которым ответила звезда на прикосновение, душу на мгновение защемил страх.
- Что все-таки это такое? Скажешь ты наконец или нет?
- "Зарытый" в шумах сигнал, - Толя усмехнулся, - говоря научным языком. А вообще - Весть. Когда-нибудь проявится. А может быть, и нет. Терпи. И не показывай ее никому без надобности.
Вот еще что. - Такэда поднял руку, предупреждая возражение танцора. Бери Ксению и уезжай с ней на юг, недели на две, все равно куда. "Печать зла" действует и на нее, пока ты жив. Думаю, за тысячи километров от столицы она потеряет силу. Не могу же я все время подстраховывать обоих сразу. Звони.
Он ушел. А Никита остался сидеть в машине с ощущением, будто ему врезали по больному глазу.
В два часа дня он с недоумением разглядывал повестку в милицию, только что вынутую из почтового ящика. Прочитал еще раз: "В случае неявки взимается штраф в размере двух тысяч рублей".
Хмыкнул. Такой суммой можно было бы и пренебречь, но Сухов был законопослушным гражданином своей страны и конфликтовать с властью не хотел.
В два сорок он подкатил в райотдел милиции, осведомился у дежурного, где комната под номером одиннадцать, и зашел.
Комната оказалась небольшой, уютной, со стенами, окрашенными голубой масляной краской, по которым были развешаны плакаты с рекламой боевого самбо и фото машин производства АЗЛК. Стол, шесть стульев, сейф и книжный шкаф радовали глаз чистотой и простотой линий. Портрет Феликса Эдмундовича завершал эстетику кабинета.
За столом с работащим вентилятором сидел лысый мужчина средних лет, с лицом бледным и болезненным. Губы на этом лице почти не выделялись, зато нос поражал величиной и формой.
Покатые плечи, пухлые руки, штатский костюм (пиджак - в такую жару?!), зеленая рубашка со сползшим галстуком. Господи, в какую эпоху я попал, с недоумением думал Никита. Но вслух сказал:
- Я по поводу повестки. Видимо, здесь какая-то ошибка...
Хозяин кабинета молча взял повестку, поискал что-то в куче бумаг, вытащил три серых листа с каким-то текстом, прочитал и поднял на Никиту водянистые, без выражения, глаза. Голос у него оказался хриплым и мокрым, будто он вот-вот начнет отхаркиваться.
- Документы?
Никита протянул паспорт.
Лысый мельком взглянул на портрет владельца документа, отложил паспорт в сторону.
- Вы обвиняетесь в дебоширстве, учинении драки в уличном переходе, столкновении с машиной известного дипломата, наезде на автомашину коммерческого объединения "Валга" и нанесении побоев двум его работникам.
- Что?! - Никита не поверил своим ушам.
- Хватит на то, чтобы сесть по двум статьям на срок от трех до пяти лет. У вас есть смягчающие вину обстоятельства?